И ведь имеют право! Ошибки с поклонением им как богам основатели волхвовских школ мира Хольмграда избежали. Паства больше не травит их своим ментальным давлением в молитвах-просьбах-жалобах-проклятьях, а вот силушка от местных продолжает питать ушлых старичков, поскольку сам этот процесс изначально заложен в созданную ими систему «покона». Не зря же на сотню руноставов того же памятного камня приходится не меньше десятка упоминаний известных нам со Светой имён «светлых»… да и «тёмные», несмотря на явно отрицательное значение сих персонажей в местных реалиях, на том же камне упомянуты не единожды.

Но вот что интересно: как бы мы с подругой ни пытали Мирослава, тот не смог вспомнить ни единой легенды или былины, где бы упоминалось столкновение обычных людей с теми самыми «светлыми» или «тёмными». Совсем. То есть, все сведения о них и их жизни сводились к тому, что, дескать, да, приходили такие в наш мир, дали покон и порядок, после чего… всё. Ни куда ушли, ни где обосновались, ни-че-го. И этот факт вполне удачно ложился в строку нашей гипотезы о том, что обжегшиеся на рвении паствы в мире Хольмграда, здесь беглецы постарались сделать всё, чтобы не вляпаться в ту же историю, сохраняя при этом уже привычную им систему подпитки личных сил за счёт веры обычных людей. Созданный ими покон стал эдаким фильтром, очищающим поступающую энергию веры от ментального «мусора» эмоций.

В общем, интересно получалось… И нет, понятное дело, что не всю эту информацию мы получили непосредственно от характерника. Что-то опознали по зубодробительным связкам руноставов на памятном камне, какое-то количество сведений извлекли из нескольких книг, доверенных нам Мирославом, после того, как сам характерник убедился, что мы не станем драть из его личных инкунабул страницы и использовать их вместо лопуха в «скворечнике»… Правда, там информация оказалась подана едва ли не так же завуалированно, как в рассказанных нам Мирославом легендах, но… разобрались же. И более того, получивший тот же объём информации профессор Грац был вполне согласен с нашими выводами. А князь Старицкий…

Князь безапелляционно потребовал, чтобы мы со Светой не вздумали искать этих «беглецов»! С чего он взял, будто мы только и мечтаем пообщаться с этими реликтами, я так и не понял, но на всякий случай заверил его сиятельство, что иных идей, кроме мыслей о возвращении домой, в Хольмград, у нас и вовсе нет. Убедил или нет — не знаю, но более с неоправданными обвинениями князь к нам не приставал. И то хлеб.

А четвёртый день нашего пребывания в Усть-Бийском остроге ознаменовался сразу несколькими новостями. Первой из них стало вручение обещанной подорожной от полусотника, и это было замечательно. Точнее, было бы, если бы не другая новость, принесённая к порогу дома Стояна Смеяновича аккурат к обеду. Ворвавшийся в трапезную запыхавшийся стрелец, сорвав на ходу шапку, всучил опешившему Хлябе выуженную из неё записку и, получив из рук подскочившего мальчишки корец, забулькал холодной колодезной водой, только кадык задёргался. Отвлекать гонца от утоления жажды полусотник не стал и, развернув письмо, углубился в чтение. По мере того, как взгляд Стояна скользил по строкам оказавшегося довольно большим послания, выражение лица полусотника менялось от спокойного до недовольного. А к концу чтения хозяин острога и вовсе выглядел будто хмурая туча, готовая разразиться громом и молниями.

Отбросив на стол прочитанное письмо, Стоян обратил внимание на опустошившего корец гонца.

— Вот что, Гремич, прежде чем отправишься домой отдыхать, кликни десятников. Будем совет держать, — медленно произнёс он. Стрелец молча кивнул и, отдав посуду вновь подскочившему мальчишке, так же молча направился к выходу. Но не успел он шагнуть за порог, как его догнал голос начальства: — и не вздумай болтать об увиденном до окончания совета! Слышишь? Выйдем к полусотне — сами всё поведаем!

— Понял, воевода, — обернувшись, проговорил стрелец и, отвесив короткий, но вежливый поклон, исчез из виду.

— Что там стряслось, сокол мой? — поинтересовалась Неонила, едва дверь в трапезную захлопнулась.

— Чуры учуяли лесных находников, — глухо произнёс Стоян. — Здесь, по эту сторону Бия.

Оценить новость смогли даже мы со Светой, знать не знающие, кто такие чуры и с чем их едят. В остальном же, невелика загадка. Если уж самы пересекли необъятный Бий и оказались на землях словени, фактически под самыми стенами их порубежных острогов, значит, дело идёт к развязке и вскоре стоит ожидать прямой атаки находников на крепость. Вопрос лишь в одном: на какую из них?

— Понятия не имею, — пожал плечами Стоян в ответ на этот вопрос. — Вестников по ближайшим острогам я разослал сразу по возвращении, чуров обновили не только мы, но и соседи Поклест с Миряном прислушались к моим словам. А там, глядишь, и другие полусотники и сотники о том же озаботились. Но сведения о потревоженных чурах пока получили только мы трое. Или сведения об иных тревогах до нас ещё не дошли. Так что… не знаю.

— И что делать-то, батюшка? — явно встревожилась Неонила.

— А вот придут десятники — обсудим новости, да и решим, — улыбнулся жене Стоян. — Не горюй, Нилушка, рано. Повоюем мы лесников…

— Подкаменский воевода в прошлом году тако же мыслил, — хмуро заметила та. На что полусотник только головой покачал.

— Дурной он, воевода-то, молодой да резвый. Хотел удаль свою боярскую показать да полез в пасть к медведю, рогатины не изготовив, — произнёс Стоян Смеянович всё с той же улыбкой. — На том и погорел. Но, то в лесу самы-охотники сильны, а под стенами острога лесникам раздолья не будет. Зря мы, что ли, вокруг крепостицы весь лес на два перестрела извели, матушка? Не-ет, шалишь! Подойдут они к Усть-Бийску или тому же Хвалын-городку, так все у стен и лягут. Так что не переживай, Нилушка, справимся мы с этой напастью. Не впервой.

— А кайсаки? — вздохнула та.

— А что кайсаки? — пожал плечами полусотник. — Ежели и пойдут они в сговоре с самами, так и им здесь поживы не будет. Нешто конникам степным сподручнее крепости воевать, чем лесным находникам? Пустое, Неонила. Конь на камень не полезет, а леснику в стерне не скрыться. А с боевых галерей, что кайсака, что сама, стрельцам из ружей куда как способно бить будет. Сдюжим, милая. Не переживай.

— Ты вой, муж мой, я тебе верю, — после недолгой паузы произнесла супруга полусотника и, поднявшись из-за стола, павой поплыла прочь из трапезной. А следом за ней слиняла и Света. Из солидарности, или просто наелась… чёрт её знает.

— Вот-вот! И бабам нашим о том же скажи, — пробурчал в спину уходящей жене Стоян, на что Неонила кивнула на ходу, мол, услышала, да и скрылась за дверью под ручку с моей подругой. Проводив взглядом жену, полусотник одним глотком осушил серебряный кубок с холодным взваром и, недовольно цокнув, пробормотал: — Одной бедой меньше. Уж Неонила жёнок от бурленья удержит… Дело за нами.

— А что? Есть повод для беспокойства? — осведомился я.

— Находники — всегда повод для беспокойства, — скривился Стоян. — Острог им, конечно, взять не под силу, но какое-то количество людишек побьют. Хутора да погосты пожгут, а самое главное, всю торговлю здешнюю порушат и сообщение меж крепостями перекроют. А от того большой убыток не только воеводству, но и казне. И кого государь виноватить будет? Острожников, вестимо. Не уберегли, не отстояли, службу не справили! А такой укор от государя уже совсем худым делом обернуться может.

На совещание с десятниками я не остался, да меня и не звали. Вместо этого я отправился вновь тиранить характерника. А там мы с Мирославом заговорились настолько, что вышли из длинного дома лишь на закате, аккурат к тому моменту, когда Стоян Смеянович закончил свой совет с десятниками и оглашал принятое ими решение перед собравшейся на его дворе толпой обитателей острога.

Казалось бы, ну решили стрельцы ставить в крепости временные убежища для окрестных жителей. Так ночь на дворе, чего суетиться? Ан нет. Часть острожников, несмотря на темноту, отправилась ладить те самые навесы да сараи для гостей, а десяток стрельцов уже через полчаса стоял у ворот крепости в ожидании, когда для них поднимут решётку и выпустят гонцов по ближайшим хуторам да погостам с вестью для их обитателей о непременном и скором сборе в остроге.