Впервые за много лет Дина видела, как Вениамин заснул. Она погладила его вспотевший лоб, тихонько спустилась вниз и прошла через двор к своему дому.

В ту ночь Дина очень нуждалась в Ертрюд, поэтому она беспокойно кружила по комнатам, пока не увидела в окне серый парус утра.

Крымская война создала благоприятную конъюнктуру для морской торговли и рыболовства. Но привела к разрыву налаженных связей с русскими. В прошлом году Белое море почти все лето находилось в блокаде. И было похоже, что нынешним летом блокада повторится. Русские суда из моря не выпускались.

Осенью шхунам из Тромсё пришлось самим идти за зерном в Архангельск.

В ту осень, когда Дина и Андерс вернулись из Бергена, Андерс собирался на одной из шхун отправиться на восток. Но вместо этого занялся снаряжением на Лофотены и вообще делал то, «для чего был предназначен», как он выражался.

Всю весну Дина следила за газетами и пыталась понять, заставит ли война купцов из Тромсё опять посылать свои шхуны за хлебом. Ей хотелось наладить связи со шкиперами в Тромсё, которые могли бы привозить продовольствие. Но это было так же трудно, как ободрать живого угря.

— Мне надо самой поехать в Тромсё и там договориться! — сказала она однажды, когда они с матушкой Карен и Фомой обсуждали этот вопрос.

И хотя в прошлую осень в приходе многие собрали хлеба сам двадцать — двадцать пять, что считалось неслыханным урожаем, этого было недостаточно.

В Рейнснесе хлеба почти не сеяли. Было лишь одно небольшое поле — матушка Карен считала это необходимым. Фома же говорил, что забот с полем больше, чем пользы. Про себя он каждый год проклинал это поле матушки Карен.

После урожайной осени матушка Карен набралась смелости и стала убеждать всех, что хлеба следует сеять больше. Особенно теперь, когда снова нависла угроза блокады. В тот день она торжественно прочитала Дине и Фоме газетную статью управляющего епархией Моцфельдта, который писал, что благодаря войне народ пробудился и понял: нельзя рассчитывать на хлебные поля за морем, это ненадежно. Он призывал людей напрячь силы и пережить зиму без русской муки. Напоминал о необходимости беречь хлеб, стремиться получить от своей земли хлеба больше, чем они получали раньше, и растить его в поте лица своего.

— Я всегда говорила то же самое. Нам надо сеять больше хлеба, — сказала матушка Карен.

— Земля в Рейнснесе не подходит для хлеба, — спокойно заметил Фома.

— Насколько возможно, мы должны обеспечить себя сами. То же самое говорит управляющий епархией.

Олине стояла в дверях. Прищурившись, она глянула в газету и сухо сказала:

— Вряд ли этому Моцфельдту приходится так потеть ради хлеба насущного, как нам в Рейнснесе!

— Мы не привыкли сами выращивать хлеб, — сказала Дина. — Но если матушка Карен считает, что нам следует сеять больше хлеба, мы обратимся за советом в Сельскохозяйственное общество. Это в нашей власти. Но тогда нашим арендаторам придется больше работать на нас. Матушка Карен, ты считаешь, это будет справедливо?

— А разве нельзя нанять работников? — Матушка Карен не думала о практической стороне вопроса.

— Мы должны делать то, что нам выгодно. Нельзя заготавливать корм для такого количества животных и в то же время выращивать хлеб. Ведь у нас, на севере, хлеб хорошо родится далеко не каждый год. Но немного увеличить посевы мы, конечно, могли бы. Можно распахать землю на южном склоне, хотя она и не защищена от ветра с моря.

— Сколько еще придется поработать, пока посевы на том склоне окупятся! — Фома был недоволен.

— Рейнснес — торговый дом, — сказала Дина. — Все цифры говорят о том, что именно торговля дает нам самый большой доход. У матушки Карен были добрые намерения, но ей не знаком крестьянский труд, зато она лично знакома с управляющим епархией и он пользуется ее расположением.

— Управляющий епархией не понимает — нельзя жить надеждой, что зимние заморозки начнутся поздно, — сказала Олине.

Матушке Карен нечего было возразить им, но она не сердилась.

Когда шхуна и карбас под командой Андерса вернулись с Лофотенов, Дина собралась ехать по делам в Тромсё.

Похоже, война продлится еще долго, надо приготовиться к тому, что муку придется везти из Архангельска, так сказала Дина. Она не хочет больше платить втридорога за русскую муку, которую привозят купцы в Тромсё. Она намерена сама явиться к медведю, выманить его из берлоги и попытаться заполучить свою часть шкуры.

Она не желает и в эту зиму платить по четыре — шесть талеров за рожь и по три — шесть талеров за ячмень. Андерс поддержал ее.

Они вместе просмотрели все бергенские счета и прикинули, сколько они выручат за купленную на Лофотенах рыбу. Прикинули они также, сколько муки надо купить в Архангельске. Амбаров для хранения у них было достаточно.

Дина хотела купить муки больше, чем требовалось для снаряжения судов на Лофотены и торговли в лавке. Ей хотелось иметь запас на трудные весенние месяцы. Вряд ли в Страндстедете, да и во всем Тьелдсунде, будет достаточно хлеба.

Андерс считал, что если она выложит наличные, когда купцы в Тромсё будут снаряжать свои суда, то ей будет легче приобрести муку по сходной цене. В Тромсё многие купцы привозят муку из Архангельска, и на них можно положиться. Можно также с выгодой использовать старые торговые связи. Главное — это поладить.

Андерс не сомневался, что Дина справится с этой задачей лучше, чем он. Только пусть попридержит язык. Купцы в Тромсё раскусят ее скорее, чем в Бергене. Пусть помнит об этом.

Все было решено. О том же, что она намерена съездить еще и в Вардёхюс, Дина не сказала никому. Кроме матушки Карен. Как она попадет из Хаммерфеста в Вардёхюс, она себе не представляла. Но должны же там ходить какие-нибудь суда.

То, что Дина выплачивает Андерсу проценты от стоимости груза, направляемого в Берген, и к тому же разрешает самостоятельно торговать лесом, который он в плотах пригоняет из Намсуса, было предметом многих досужих разговоров и зависти.

Видать, есть между ними что-то, о чем никто не догадывается, что держится в тайне от всех.

Слухи набирали силу. Особенно после того, как торговец в Намсусе обманул Андерса, а Дина его выручила, расплатившись за него. Дело было так: Андерс заплатил торговцу за бревна, не зная, что тот разорился и продал бревна, ему уже не принадлежавшие. Новый владелец потребовал у Андерса деньги за бревна. Поскольку свидетелей сделки с первым торговцем у Андерса не было, ему ничего не оставалось, как заплатить еще раз.

Эта история никого не оставила равнодушным. Слухи вились, как мухи над свежей коровьей лепешкой. Воображение у людей разыгралось вовсю.

— Что-то тут не чисто, если Дина Грёнэльв, такая прижимистая, разделила со своим шкипером его убыток. Мало того, она вписала его в свое завещание и отказала ему лучшее судно!

Эти грязные слухи дошли до ушей матушки Карен. Она послала за Диной и, взволнованно потирая руки, спросила у нее, что они означают.

— А если и так? Если между нами что-то есть, у кого достанет ума и власти указывать нам, как себя вести?

Матушку Карен не удовлетворило такое объяснение.

— Следует ли понимать тебя так, что ты собираешься выйти замуж за Андерса?

Дина оторопела:

— Ты что, хочешь, чтобы я вышла замуж сразу за двоих мужчин? Не ты ли сама благословила меня на поиски Лео?

— Но пойми. Нехорошо, когда люди болтают… Я ведь только поэтому…

Но мысль уже облеклась в слова. Мысль о том, что Андерс может стать хозяином Рейнснеса.