Танк покрылся копотью от близких разрывов мин, краска местами пузырилась и осыпалась после того, как пришлось проехать через кислотный туман, курсовой пулемёт на башне погнулся от попадания одного из противотанковых снарядов нашей немезиды, а корпусной я лишь в последний момент успел вытащить, спасая его от судьбы вроде той, которая постигла краску на днище корпуса, которым мы с подачи фонарщиков вляпались в какую-то особо едкую и судя по всему разумную лужу непонятной чёрной дряни.

Не остались невредимыми, и мы сами, а магия лечения в аномалии работала хреново, поэтому Алиса красовалась в белоснежной повязке, закрывавшей половину лица вместе с левым глазом после того, как в одной из лесных атак фонарщики приоритизировали башню и пытались вскрыть её броню похожими на гигантские ножницы по металлу гидравлическими открывашками. Броня башни теперь выглядела так, будто глиняная заготовка горшка, которую разочарованный мастер исполосовал макетным ножом. Досталось и Алисе, когда она, презрев опасность, подгадала момент и высунувшись из люка обдала немецкий спецназ волной жаркого пламени. Один из фонарщиков, которого не смело напором огня сразу, успел махнуть своей открывашкой и чуть не снести девушке кусок черепа. Алисе повезло, и она «всего лишь» отделалась глубокой рваной раной от левого виска до примерно середины лба. Закрыть мы её закрыли, но разрез всё равно обильно кровоточил.

Арлетт было с одной стороны легче — она находилась в наиболее хорошо защищённой части корпуса, а с другой — в случае чего от опасности было невозможно уклониться, поэтому девушка баюкала правую руку, которую обожгло остатками термитного заряда, который фонарщики пытались заложить в нашу пушку.

Мне же, как ни странно, удалось оставаться относительно целым, несмотря на то что именно я по причине ненужности механика внутри танка при собственно обороне во время нападений фонарщиков обычно оказывался первым кандидатом на то, чтобы оказаться снаружи и драться с засранцами там. Собственно, когда мне удавалось там оказываться, нападения фонарщиков были наименее эффективными — возможно поэтому они быстро перешли к тактикам нападения из засад и использования дряни типа того кислотного тумана, который не позволял мне высунуться. Тем не менее, свою порцию ушибов, царапин, синяков и даже вывихов я получил. Лекарственные чары, как и в случае с девушками, оказалась ограниченно эффективно — боль уходила и раны закрывались, но куда медленнее чем должны были.

И всё же мы двигались вперёд, что нам оставалось? И когда на востоке уже начало светлеть в преддверии рассвета, впереди показались развалины города.

— Верден, — пробормотала Алиса, отрываясь от прицела пушки, через который только и могла смотреть, наружу не высовываясь из башни, — Цель нашего путешествия.

— Добрались всё-таки, — выдохнула в ответ брюнетка.

Я лишь кивнул.

По мере того, как на востоке светлело небо, активность призрачной войны сходила на нет, приглушалась. Причём «приглушалась» — наиболее правильное определение, самих по себе выстрелов артиллерийских установок вроде бы не становилось меньше, но разрывы звучали тише, будто кто-то прикручивал громкость на телевизоре. Мы заметили это довольно давно, но здесь, рядом с полуразрушенным городом, ощущение это становилось ещё более явным, поскольку по Вердену никто особо не стрелял. Интересно, почему?

Последний вопрос я произнёс вслух, задумчиво разглядывая приближающиеся дома со своей позиции на броне позади башни танка. Алиса, как раз высунувшаяся из развороченной крыши башни, где раньше был люк, повернула ко мне перебинтованную светловолосую голову и сообщила:

— Никто точно не знает, Стас. Как ты мог понять, подробных сведений о ходе битвы никому не досталось. Но предположения есть.

— Предположения есть и у меня, — я, усмехнувшись кивнул на видневшийся за острыми черепичными крышами столб зелёно-белого свечения, поднимавшийся к светлеющему небу, — Думаю, все стороны конфликта уже один раз обожглись на молоке и теперь дуют на воду.

Я достал из нагрудного кармана кителя портсигар и вытащил две сигареты, протянул одну блондинке.

— Вполне возможно, — Алиса приняла сигарету, подожгла её от сверкнувшей между пальцами искрой и медленно затянулась, наслаждаясь редким в последние часы моментом гарантированного покоя, — Вроде бы именно такой столб света горит над кратером серебряного зеркала. Правда, мне сложно сказать, где именно этот кратер располагается — за городом или в его пределах.

— За городом, в полукилометре по восточному шоссе, — ответил я, — в декоративном парке, граничащим со старым королевским охотничьим лесом.

— Ты настолько хорошо определяешь расстояние? — удивилась Алиса.

— Да, но сейчас мне нет нужды напрягаться — я указал на столп света тлеющим кончиком сигареты, — Замок, в котором мы с графом как-то отмечали новый год располагался именно там, а сейчас его башен не видно. Вывод напрашивается сам собой.

— И ты говоришь об этом только сейчас? — Алиса, казалось, не могла решить, разозлиться ей, или просто охренеть, поэтому сочетала обе эмоции.

В другой ситуации я нашёл бы такую комбинацию забавной, но не сейчас. Сейчас я просто пожал плечами и ответил на упрёк:

— У Меттина много замков, но этот вроде бы даже не принадлежал ему, по крайней мере формально.

— Формально, никакого замка там нет, — раздался с водительского места голос Арлетт, слушавшей наш диалог благо танк при езде по земле издавал не так много шума, — Я смотрю на карту сейчас.

— Это мало что значит, — я пожал плечами, — Он был там в моём мире, значит он есть там везде, поскольку этот замок принадлежит графу по праву Завета и Истока.

— С чего ты взял? — это уже Алиса спросила, повернувшись ко мне.

— С того, что именно это позволяет ему поддерживать аномалию. Если Замок-Которого-Нет-и-Не-Было является местом силы графа, в котором его предки когда-то создали свой Исток, то использование такой вещи как замкнутая магическая буря — великолепный способ запасаться не только дешёвой энергией, но и доступ к весьма безопасному и продвинутому полигону, который сам собой тестирует, готовит и выбирает новые формы магии.

— Точнее сказать, тестирует не полигон, а запертые на нём люди, не так ли?

— Да. Но не думаю, что их судьба волнует Меттина.

— А тебя? — этот вопрос прозвучал гораздо тише и весомее.

Я посмотрел на осунувшееся лицо девушки, заглянул в её бездонный голубой глаз, и вздохнул.

— Волнует, но боюсь не так, как тебя, Алиса. Вот этого вот, — я обвёл рукой надвигающийся на нас мёртвый город, — не должно быть. То, что сделали с этими людьми — бесчеловечно и жестоко…

— В таком случае наши мысли совпадают, — улыбнулась девушка, но я продолжил.

— Но, — я выделил это слово голосом, — И это очень важное «Но». Так вот, не граф виноват в войне в целом и этом конфликте в частности. Он мразь, конечно, но мразь в определённом смысле мелкая.

Арлетт издала нервный смешок. С того момента как танк выехал на нормальную асфальтированную дорогу и начал двигаться к городу на весьма приличной скорости, брюнетка явно прислушивалась к нашему диалогу. В чём, скажем честно, винить её сложно: вести танк по прямой как стрела пустой дороге мог бы и слепой, а события последней ночи требовали эмоционального выхода и проговаривания.

Собственно, если бы не реальность, заключавшаяся в преследовании со стороны фонарщиков, то я бы первый предложил припарковать железного коня вот хоть у того домика с белым крыльцом, зайти в ближайшую пустую квартиру и усевшись на кухне лениво обсудить, что же за хрень с нами происходила. Увы, такого рода отдых нам не светил, по крайней мере до тех пор, как мы покинем аномалию.

«Если мы её покинем,» — подбодрила меня та часть сознания, что отвечала за пессимизм. Или за реализм? Не всегда легко их различать.

Отгоняя собственные грустные мысли, я заглянул внутрь корпуса, свесившись в люк. Брюнетка сидела в жёстком кресле, почти незаметная за высокой спинкой. Жаль, что мне даже сменить Арлетт нельзя — когда появятся фонарщики, от неё в прямом бою толку будет мало, ровно, как и от меня за штурвалом этой странной машины. Оставалось только ободряюще улыбнуться девушке и заявить как можно более уверенно: