Алиса взъерошила волосы, садясь рядом с подругой

— И ты думаешь, что это достаточная причина для самоубийства? Потому что «надо было справиться, а ты бесполезна»? Ты всегда всё решала сама, причём часто — ещё и жертвуя чем-то для тебя важным, вместо того чтобы попросить помощи. Именно это меня в тебе и бесит…

— Но и привлекает, — негромко заметил я.

— С чего ты взял?

— С того, что вы всё ещё общаетесь. Послушайте, я не буду указывать вам, как жить и что делать, могу лишь сказать своё никому не нужное мнение: Арлетт поступила героически, поставив миссию выше своей жизни. Вполне вероятно, именно благодаря ей мы и победили Виктора. Но и ты, Алиса, совершила подвиг, умудрившись найти подругу на одной интуиции и при этом спасти. Если бы не ты, то Виктор опять же победил бы. Благодаря вам же нам удалось перевернуть доску.

— Это случилось только потому, что ты использовал Исток.

— Нет, это случилось потому, что вы были готовы отдать жизни ради победы. И хотя я абсолютно согласен с тем, что такой подход — не единственный из возможных, но в данном случае ваша решимость себя оправдала. И это самое важное, понимаете? Не думайте о том, что могло бы быть, думайте о том, что случилось здесь и сейчас, — я улыбнулся, — Вы обе заслужили хотя бы немного отдыха.

Посмотрев на раскрасневшихся от жаркого спора девушек, я поднялся на ноги:

— Ладно, я пойду поищу всё-таки магазин готового платья. Надо уже найти что-то посвежее.

Намёк «я вас оставляю наедине на час-полтора» читался невооружённым взглядом, и я был уверен, что обе девушки его почувствовали. К тому моменту я уже был уверен, что их связывает большее чем давняя дружба и рабочие отношения, а значит им следовало прийти в гармонию со своими эмоциями самым простым способом…

«В конце концов, секс — это хорошая разрядка после боя и стресса.»

Так что я был готов к вялому, ради приличия сопротивлению от обеих девушек, которые были готовы разрыдаться друг у друга в объятьях. К чем я не был готов это к тому, что Арлетт и Алиса почти одинаковыми движениями схватят меня пальцами за манжеты.

— Не уходи, — пробормотала Алиса, не поднимая глаз.

«Оу… вот значит оно как,» — подумал я, послушно опускаясь на диван, увлекаемый двумя парами рук.

Глава 30

— А в чём был парадокс-то?

— Ммм?

— Ну, ты сказал что-то про «великолепный парадокс», когда закидывал в портал башку Виктора.

Я улыбнулся. Учитывая обстоятельства, наверное, разговоры об аномалии и её хозяине были казались странной идеей, но учитывая, что никто из находившихся в этой постели (включая меня) явно не хотел обсуждать обстоятельства того, как мы здесь очутились и что делать дальше… Скажем так, учитывая всё это, идея обсудить что-то отвлечённое была удачной.

— А, это… ну, парадокс и есть, целых два, — один полезный, а другой скорее философский. Но начать лучше со второго, как ни странно. Помните, мы как-то говорили о том, что являет собой сила фонарщиков?

— Уже с трудом, — нахмурилась Алиса, — Видимо, чужие знания начинают потихоньку выветриваться. Но я помню пока, что ты говорил о том, как фонарщики являются чем-то вроде самоисполняющегося пророчества. Арли, ты помнишь?

— Вроде бы, — брюнетка нахмурилась, вспоминая, — Стас, ты говорил, что они платят своим сознанием и разумностью за контроль над судьбой?

— В общих чертах. Ну, тогда напомню: сила фонарщиков в том, что они обязаны победить в своём финальном бою, ну том самом, после которого другого боя уже не будет. За эту победу они платят фактическим отсутствием жизни вне её: эти солдаты даже живут, двигаясь в обратном направлении по линии времени. Страшная судьба, если задуматься. Но тем не менее, в обмен на неё они получают гарантию этой самой финальной победы. Ирония здесь в том, что над кем эта победа будет одержана заранее не определено. Ну то есть, условия их проклятья таковы, что фонарщики обязаны победить в своём последнем бою, но при этом над кем будет одержана эта победа в проклятье не сказано.

— И в чём тут «философский парадокс»?

— Вот в чём: если фонарщики обязаны победить, то это ведь аргумент в пользу предопределённости, не так ли? Ну то есть, если смотреть на события целиком, то получается, что примерно сто лет назад шестеро немецких солдат тренировались для того, чтобы уничтожить танк, построенный путешественником из другого мира для лидера, само существование которого требовало проигрыша этих самых солдат… А если ещё вспомнить, что фонарщики как концепция вроде бы не совсем принадлежат этому миру, то кто и какую судьбу создавал, собственно? Интересный вопрос получается, если подумать.

— Ага, только думать не хочется, от таких историй голова идёт кругом, — буркнула блондинка, — Как у тебя ещё хватает желания заниматься такими размышлениями по собственному желанию?

— Ну, это и есть высшая магия, Алиса, — ответил я, — Самый шик — это не кидание огненных шаров размером с Эверест, самый шик — это вот такие вот комбинации.

— А в чём первый парадокс? — спросила Арлетт и пояснила, когда я удивлённо повернулся к ней, — Ты сказал, что для того, чтобы объяснить первый парадокс, нужно объяснить второй. Так в чём первый-то?

— А, ну тут всё просто. Виктор и Фонарщики заперты в замкнутом кармане реальности, который не разомкнётся, прежде чем драка не закончится. Только тут вот какое дело: Виктор не может умереть, а для победы фонарщиков он должен. Умереть он не может, потому что он так задал условия своей связи с замком, а фонарщики не могут проиграть, потому что… ну, потому что не могут. Как я выше сказал, вся их магия и тренировка ушла на то, чтобы гарантировать их победу в финальном бою. Следовательно — один не может проиграть, а другие обязаны выиграть, и нарушить любое условие невозможно, не поломав принцип причинности.

— Это звучит довольно… страшненько, если задуматься, — покачала головой Алиса.

Я хмыкнул в ответ:

— «Если задуматься», то звучит это не столько «страшненько», сколько «апокалиптично». Скажу честно, я бы не решился на такое действо, если бы Виктор не затащил нас в междумирье. Потому что к чему может привести такой парадокс в такой сложной системе как полноценный обитаемый мир — страшно даже представить. Но ни к чему хорошему, это точно.

— Почему?

— Потому что все константы и законы нашего мира работают по принципу прецендента. Если что-то один раз случилось, оно случиться вновь, потому что вот так вот работают законы — не избирательно, слепо. Поэтому если в нашем мире произойдёт ситуация, любой выход из которой нарушает важнейший закон мироздания — тот, который гласит, что событие не может предшествовать явлению, которое собственно и вызвало это самое событие, ты не можешь, так сказать, родить собственного дедушку. В общем, если такое случится, то вся система рухнет просто потому, что мир из более-менее стройной системы превратится в нечто, где все события происходят одновременно и та история с дедушкой уже даже не будет казаться чем-то необычным.

Посмотрев, как вытянулись лица девушек, я поспешил добавить:

— Впрочем, в реальном мире ни фонарщиков, ни квантового бессмертия Виктора достичь было бы невозможно — именно потому, что они допускают вот такие вот парадоксы. Аномалия была полигоном Меттина для разработки и исследования новых видов магии, естественно, условия на этом полигоне были несколько далеки от реальных.

— Да уж, отличные новости — оказывается, владение этими силами ставит тебя в каком-то смысле смотрителем над природными законами, — Арлетт нервно хохотнула, но её хохоток превратился в зевок, — Ох, извини, даже о таких серьёзных делах думать не могу…

— Я тоже засыпаю, — сообщила Алиса, потянувшись к светильнику на прикроватном столике — давайте отложим продолжение разговора на завтра.

— Не возражаю, — заметил я, закрывая глаза и прижимая к себе боевых подруг.

«Будет очень смешно, если наутро окажется, что всё это — иллюзия, а в реальности тем временем на нас напрыгивают орды демонов и обрушается потолок,» — пришла последняя мысль перед тем, как я провалился в сон.