— Мне бы с ребенком ходить, — жаловалась Лариска, — С ребенком можно просто сидеть на одном месте в каком-нибудь переходе и будут подавать.

— Где я тебе ребенка возьму? — ворчал Хряк.

— А ты попроси… у кого надо…

— Сама проси, стану я в кабалу лезть.

Так вот, Лариска отправилась работать, Хряк ушел играть в карты и ждать Лариску, которая вечером должна будет водки принести, как минимум пару бутылок и закуски. А если не принесет… Хряк помирает со скуки в наших тоннелях — пьет, спит, да в карты играет. И это после того, как наверху он так весело жил! Здесь грабить некого, а до тех, у кого есть, что грабить, ему не добраться. Так что свои животные инстинкты Хряк справлять может только на Лариске, да и то не особенно — убить ее не большого труда станет, а где потом найдешь еще одну такую дуру?

Урод тоже отправился куда-то по своим делам. Как он зарабатывает на жизнь никто толком не знает, ворует, наверное.

Тем более, что заповедями это не запрещено, даже наоборот.

«Ты хочешь жить? — говорит наш Бог, — и, если для того, чтобы выжить, надо украсть — укради, если надо убить — убей!»

Не знаю, случалось ли Уроду убивать, но если придется, он убьет не задумываясь. Кого угодно, стоит только проповеднику приказать ему.

Михалыч тоже поплелся просить милостыню. Холодно ему, конечно, сидеть весь день без движения на морозе в своем болотного цвета пальто, но он ходит. Каждый день.

Я сказал ему однажды, чтобы он не ходил, пока морозы такие, что я уж как-нибудь достану еды для нас двоих, чтобы с голоду не помереть, но он все равно ходит. Может быть есть у него тайное желание как-нибудь замерзнуть насмерть. Что ж, я его понимаю.

Мы остались вдвоем с Кривым. И это он, кажется, первым начал разговор — я бы не решился, пусть даже не совсем трезвым был.

Кривой развалился на своем тряпье и смотрел благодушно на то, как я спать устраиваюсь. Я чувствовал его взгляд спиной, но не оборачивался, нарочно не оборачивался, и все-таки Кривой окликнул меня.

— Эй, Мелкий!.. Ну-ка иди сюда.

Участь такой мелюзги, как я — слушаться. Всех, кто старше тебя и сильнее. Это в тоннелях я принадлежу сам себе, могу выбирать маршруты и лазить, где вздумается, а здесь я всего лишь Мелкий. Обо мне все тут думают, что я сильно не в себе, но на самом деле я всего лишь мальчишка и жив до сих пор только потому, что меня приняли в Империю. И еще потому, что я не нарушаю правил, не высовываюсь и слушаюсь старших.

Когда Кривой позвал меня, я, разумеется, подошел. Но не слишком близко. Никогда не стоит подходить к человеку слишком близко, ибо редко когда можно сказать наверняка, что знаешь его намерения. Намерений Кривого я, сами понимаете, знать не мог.

— А ведь ты не так уж преданно чтишь заповеди Баал-Зеббула, — сказал Кривой после того, как несколько мгновений молча разглядывал меня.

Я не понимал, что он имеет ввиду. стоял и хлопал глазами и, честно говоря, немного испугался. Кто его знает, Кривого, может он проповедник на самом деле или связан с ними как-то, ведь говорил мне Урод… Но что я мог сделать не так?

— Кто такой Баал-Зеббул, ты знаешь? — вопрошал Кривой.

Он лежал, вальяжно закинув руки за голову и улыбался, но глаза его смотрели на меня очень серьезно и проницательно, как и всегда.

— Наш Бог. — сказал я.

— И это все, что ты знаешь о нем?

— Да ладно тебе! Я знаю все, что Урод рассказывал. О том, что Баал-Зеббул — бог подземного мира, в котором мы живем, что он бог грязи и гниения… ну, что там еще…

— Вот именно, грязи и гниения, — сказал Кривой, — Его еще называют Повелителем Мух, знаешь почему?

— Не-а.

— Не стой там, как столб, садись со мной рядом, я тебе много нового расскажу.

Я уселся на его ложе. В большинстве своем ложе это представляет из себя старый матрас, полосатый, казенного образца. Одеялом Кривому служат несколько курток. Я понял, что значили его слова: «Ты не особенно чтишь заповеди…» Это потому, что я не гнию заживо, как полагалось бы, что я даже не особенно грязный по нашим меркам. Но ему ли говорить мне об этом, он сам даже на Урода не тянет.

— Наш Бог, — сказал Кривой, таинственно сверкая глазами, — Великий Герцог Ада. Он вездесущ, ибо появляется перед людьми всегда, когда они даже и не подозревают об этом, в образе мух. Представь, Мелкий. в каждой мухе, что ты имел честь лицезреть, была крупица сущности нашего Бога, он видел тебя постоянно и следил за тобой. За тобой и за каждым. А где появляются мухи? Там, где падаль, где гниет живая плоть.

И если твоя собственная плоть гниет, то мухи селятся на ней, выводят личинки…

Кривой коснулся кончиками пальцев моей обнаженной руки, и я вздрогнул от неожиданности.

— Представь, Мелкий, что Бог всегда с тобой, что он живет в тебе…

Я не знал, что и сказать.

— Вот повезло Уроду, правда? — продолжал Кривой, — Ему и стараться не надо — мухи стадами за ним летают…

— Так не протянешь долго, — решился я высказаться, чтобы немного оправдаться в его глазах, — Сгниешь и все. Хотя мужики наши и Урод тот же водку жрут, а она гниению не способствует.

— Ну, не скажи. Гниение ведь разное бывает. Бывает гниение тела, а бывает гниение души. Кто-то гниет снаружи, а кто-то изнутри. Урод , к примеру, отмечен особым благословением, он гниет сразу со всех сторон. А возьми того же Хряка — в теле его силищи немеряно, и проживет он лет сто, если не убьют, конечно, крепкий и розовенький, зато душа его гнилая и червями изъеденная. Так что он тоже верный слуга нашего господина… А, Мелкий?

— Я пришел сюда ради него.

— А в чем заключается твое служение ему?

Тут я понял, что Урод был точно прав — этот тип действительно якшается с проповедниками и, если так, то я пропал, потому что на его вопрос мне нечего ответить.

— Ты просто мальчик, так ведь? Ты не исповедуешь культа.

Да! Урод был прав! Кривой и говорит точно, как проповедник, случалось мне их слышать — они точно так же выражаются.

Эх, плыть мне по коллектору с такой же перекошенной физиономией, как у сегодняшнего найденного мною трупа!

— Я не просто мальчик, ты что не слышал, что обо мне Урод говорил?.. Что мне делать-то надо?!

— Вот! — провозгласил Кривой, — С этого и следовало начинать!

Все. Я попался. Прощай свободная и беззаботная жизнь, прощайте старые кирпичные своды, лабиринты ходов, тоннели метро! Теперь остаток жизни мне придется делать то, что хочет Кривой! А то, что он будет заставлять делать меня, я примерно знаю… Это я притворяюсь всегда, что глупый, наивный и ничего не вижу никогда.

Я ведь вам правду сказал, что почти все подземные ходы изучил, и я знаю, что под нашим миром — под нашим подземным миром — существует еще один, мир, где живут истинные слуги Баал-Зеббула… избранные, проповедники и сам Великий Жрец.

Я знаю, по меньшей мере, три дороги туда, но никогда, никогда у меня не возникало желания туда проникнуть. Потому что я точно знаю, у проникшего туда однажды, обратной дороги нет и никогда не будет.

Кривой один из тех. Кривой бывает там. Теперь я знаю это точно.

— Я научу тебя служить повелителю так, чтобы он был тобой доволен, Мелкий. Урод говорил правильно — ты действительно избранный. Ты избран повелителем для особенного служения.

Кривой посмотрел на меня пристально.

— Понимаешь ли ты это?

Я кивнул.

— Готов ли ты?

Я снова кивнул.

— Ты особенный еще и потому, что мир людей не отвергал тебя, как отверг большинство из здесь живущих. Ни для кого не секрет, что многие с радостью вернутся наверх, если кто позовет их вдруг. Не зовут только, и никогда не позовут. Все это знают, а потому предпочитают гордиться своим нынешним образом жизни. Ради того, чтобы уважение к себе сохранить.

Вроде как — не вышвырнули меня, я сам выбрал образ жизни.

Ты не такой. Я тоже не такой. И есть еще много людей, которые сделали выбор действительно сознательно и отдали всех себя нашему Богу… Только они не здесь, Мелкий. Они там.