Все же Юзефа я понимала лучше!

А Веника я не понимала совсем…

А потому я гораздо больше сочувствовала сейчас Юзефу.

Не слишком-то повезло ему в жизни… Талантливый человек, но — одинок. Жена и дочь — в могиле. Внучка — невменяема и неизвестно, сможет ли когда-нибудь восстановиться. Сын гомосексуалист.

За внешней холодностью, за едкой иронией, за некоторой отстраненностью — я чувствовала его страдающую душу!

Опять!!!

Но в этот раз, наверное, я не ошибаюсь…

«Она меня за муки полюбила…»

Да, именно так оно и было.

Но как великолепна следующая строка!

«А я ее — за состраданье к ним!»

Жаль только, финал грустный у этой красивой истории!

Мы встретились с сэром Ланселотом на том же самом месте, что и в прошлый раз. Он снова был в светлом костюмчике.

Уже в другом, разумеется, но опять-таки в светлом! Совсем ненормальный, что ли?

— Что случилось с Андреем? — спросил он глухим голосом.

— Его убили.

— Это я понял уже, но почему, что случилось?

Я вкратце поведал ему все, что знал.

— Да… Теперь я понимаю. Но голову… Зачем?

— Не я это придумал. И не Кривой…

Пытаюсь еще оправдать своего патрона!

Венечка долго молчал. Сидел, опустив голову, и смотрел в одну точку.

— Это значит, теперь я должен?

— Теперь вы.

— А если я откажусь?

Теперь уже я молчал и ничего не отвечал ему. Он сам все понимает… Надеется, конечно, что ему позволят остаться жить, да и то — надеется потому только, что надежда, как известно, последнее, что покидает душу человека. Не могу я дать ему надежду!

— Да, грустно умирать в восемнадцать лет…

Я даже вздрогнул — ведь это мои слова! — и холодная волна пробежала по позвоночнику.

— мы придумаем чего-нибудь, — сказал я с усилием.

— Сабнэка вам придется убить, тут уж ничего не поделаешь, но потом… Есть у меня одна мысль.

Венечка сидел по-прежнему глядя в землю, но я чувствовал, что он слушает меня очень внимательно.

— Вряд ли получится, конечно, но ведь стоит попробовать.

— Пожалуй, стоит все попробовать, мне терять нечего.

Он посмотрел на меня и улыбнулся.

— Как тебя зовут-то, Мелкий?

Я несколько опешил.

— Как тебя на самом деле зовут? Ведь есть у тебя имя какое-нибудь человеческое, или как?

— Се… Сергей…

— Ну, вот, так что у тебя за мысль, Сережа?

Я не могу допустить, чтобы его убили! Честное слово, не могу… Может быть, крысеныш подвальный Мелкий и мог бы…

Поймете ли вы, что это значит — имя? Вот всегда говорят человек делает себе имя, а не оно его. Но человек всегда ведет себя в соответствии со своим именем. Можете ли вы себе представить, что Хряка, к примеру, зовут на самом деле Валентином Викторовичем? Придет ли вам в голову так его назвать? Не думаю, разве что в суде его так назовут. И вот, когда его так назовут, то и станет он жалким, бесполезным, гнилым человечишком. Подонком общества. А Хряк — это авторитет! Хряк — это сила! Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать? Надеюсь, вы понимаете, что крысеныш Мелкий и мальчик Сережа — это совсем разные люди. Совсем!

Только вот кто я из этих двоих? Вопрос остается нерешенным. Как я сам буду называть себя всю оставшуюся жизнь?

Мелким или Сергеем Анатольевичем Лебедевым? Мне надо решить это прямо сейчас!

— Кривому нельзя допускать, чтобы убийца Сабнэка остался жить, — сказал я. — Из того места, откуда вы должны будете стрелять, вам никуда не убежать. Поймают. Спрятаться в другом месте вы тоже не сможете — негде там больше спрятаться. Так что единственное, что мы можем сделать, так это чтобы вы, с громким индейским воплем, выскочили прямо туда… ну, туда, где все сидеть будут! Застрелили Сабнэка, а потом, пока они еще не опомнятся, сразу бежали бы туда, куда я вам скажу. есть у меня несколько мест под землей, где вас никогда не найдут. Только вам надо будет как следует дорогу запомнить, как туда добраться.

— Дорогу запомнить?! Там, внизу?!

— Ну, я же запомнил…

Против этого аргумента возразить было нечего.

— К тому же речь о вашей жизни идет.

— Стрелочки начертить можно, — размышлял Венечка.

— Ага, вот по этим стрелочкам они вас и найдут быстро!

— Да, действительно… Что-то я тупею не по дням, а по часам…

— Придется вам запомнить количество поворотов и всякие характерные особенности.

Венечка посмотрел на меня с тоской.

— Ты мне покажешь все?

— Конечно… Сначала вы с Кривым поговорите, а потом уж я вас водить буду. Только это… Вы бы из одежды что-нибудь похуже выбрали. Темное что-нибудь желательно…

Венечку мое предложение весьма позабавило.

— Знаешь, Сереженька, я как-то не предполагал никогда, что мне предстоят частые и длительные прогулки по канализации. И соответствующим прикидом не обзавелся… К тому же, вполне может статься, что мне никакие прикиды больше не пригодятся. Разве что белые тапочки. Так что имеет ли смысл их беречь?!

Я подумал, что вряд ли Венечку станут сбрасывать в коллектор в белых тапочках — разве что по личной просьбе влюбленной Рыбки — но, разумеется, не сказал ему об этом.

История повторилась.

Я отвел сэра Ланселота к Кривому, где тот посвятил его в детали предстоящей операции — как до того господина Крушинского. Единственно — Венечка был в основном в курсе дела, и разговор у них получился значительно более короткий.

Зато потом! Пришлось нам с Венеамином Юзефовичем полазить!

Тайное место, о котором я ему говорил, было тем самым знаменитым заброшенным депо, с которым у меня столько связано!.. Столько глупостей. раз уж я там умудрился потеряться, так там кто угодно потеряется, да и не полезет туда никто, в здравом рассудке, разумеется.

Сам путь под землей был невероятно длинным и извилистым, если бы в былые времена я не изучил его так хорошо, то, может быть, и сейчас заблудился бы. А Венечка был просто в отчаянии!

— Я не смогу запомнить! Умру, но не смогу!

— Точно умрешь, если не сможешь, — сказал я загробным голосом.

Мы посмотрели друг другу в глаза и Венечка сказал:

— Ну, давай еще раз… С самого начала. только теперь я тебя поведу, хорошо?

— Хорошо! — простонал я.

Куда он меня только не заводил!

Честно говоря, я тоже начал впадать в отчаяние. Более неприспособленного к жизни человека, чем Вениамин Юзефович лещинский мне видеть никогда не приходилось!

Он абсолютно не умел ориентироваться в пространстве!

Он не запоминал особых примет и поворотов!

Его фатально тянуло в опасные места!

Если б я действительно доверился ему, как провожатому, мы давно задохнулись бы, провалились бы, утонули бы…

Мы прошли этим путем не один… И не два… И не три раза! Когда я мог уже пройти там с завязанными глазами, когда у меня выработался уже условный рефлекс, Венечка наконец произнес неуверенно:

— Кажется, я уже начинаю запоминать.

— Только начинаешь?

Наверное, мой голос был страшен! Ну, еще бы! мы не меньше суток уже ползаем по одному и тому же месту, почти не отдыхая и не жрамши! Мало того, Кривой еще может хватиться… Господи, за что мне это все?

— Может, еще раз? — спросил Венечка. — Последний?

— А может, нам съесть чего-нибудь?

— Здесь есть палатки поблизости?!

— Нет… Но здесь неподалеку овощной склад… Там можно чего-нибудь…

Венечка не дал мне договорить:

— Знаешь, что, ты иди, поешь, если хочешь, а я — переживу!

— Да, ладно, я тоже переживу.

Чем ему овощной склад не угодил? Я же не в помойку ему лезть предлагаю?

И мы прошли еще один раз. После чего у нас едва достало сил выбраться на поверхность.

Мы сидели на куче жухлой листвы, с наслаждением вдыхая свежий вечерний воздух. Ноябрь уже был… А тепло — и никакого намека на снег!

— Получится у меня, как думаешь? — спросил Венечка.

— Не знаю.

— Да, если смотреть правде в глаза, то вряд ли…