В подземном переходе на станции Проспект Мира стояла нищенка с восемью ребятишками разных возрастов, одетыми в какое-то немыслимое грязное тряпье. Все вместе они изображали многодетную семью, потерявшую кормильца.
Я нищим никогда не подаю. Не верю я им. И всегда стараюсь пройти подальше от них — чтобы, не дай Бог, запаха их не услышать: я невероятно брезглива, потом целый день есть не смогу! Я стараюсь не смотреть на них даже… Противно!
И в этот раз прошла уж было мимо нищенки с ее детьми…
И вдруг — словно что-то щелкнуло в мозгу! — я вернулась и, встав у стенда с открытками, принялась разглядывать украдкой лицо одной из старших девочек.
Ей было лет восемь, наверное. Страшно бледная, страшно худая, она смотрела перед собой так отрешенно и бессмысленно, как смотрят слепые или люди с мозговой травмой. Может, и впрямь мозговая травма… Она стояла совершенно неподвижно.
Вжавшись в стену, зябко кутаясь в огромную женскую кофту.
Наверху, на улице — жара. Но в метро, конечно, прохладно…
…Нет, дело не в том, как она худа, бледна и какой у нее взгляд! Это не привлекло бы моего внимания, мы все уже привыкли к такому. Я вернулась из-за того, что мне показалось, что я уже где-то ее видела.
Да, это лицо — лицо изможденного мрачного ангела эти темные брови, эти яркие глаза, этот крупный, четко очерченный рот, округлый подбородок, линия щек… Ее лицо было знакомо мне! Острое, пронзительное чувство узнавания! Эта девочка была похожа на моего мужа, Андрея.
Эта девочка была похожа на его пропавшую дочь.
Я часто рассматривала фотографии Ланы и Ольги. Ведь Лана старше меня всего на два года… Я примеряла на себя ее судьбу. Ведь у нас было общее — брак с Андреем. И у меня мог бы родиться ребенок, похожий на Олю, ведь Оля была так похожа на своего отца!
Если бы Ольга была жива, ей было бы десять лет сейчас.
Возможно, этой девочке — десять лет, просто она такой заморыш, измученный, изголодавшийся…
Ольга пропала в Одессе.
Но почему бы ей не появиться в Москве? Москва — почти что центр Вселенной, сюда деклассированные элементы со всего бывшего Союза устремляются, здесь прокормиться, наверное, легче… Ее украли, чтобы побираться, затем — привезли сюда, не предполагая, что в этом новом Вавилоне ее кто-то может узнать.
Да, но такое просто невозможно! Так не бывает! А если и бывает, то только в мексиканских сериалах… Или — в сказках для детей среднего школьного возраста, в бездарных сказках, которые я пишу и буду писать, хотя и знаю уже, что никто и никогда больше не возьмется меня издавать! В сериалах, в сказках — обязательно добро торжествует, а маленькая принцесса, заблудившаяся в колдовском лесу, обязательно найдет дорогу домой и вернется к родителям! А злой колдун будет сражен и посрамлен, и, возможно, станет добрым…
В сказках — бывает. В жизни — нет.
И посему эта девочка не может быть Ольгой. Ольга погибла четыре года назад. А это сходство… Я его просто придумала. Мне ведь всегда не хватало чудесного в реальной жизни!
И вот я начала это чудесное придумывать, сама не осознавая и искренне веря в реальность выдумки…
…Но почему?! Жизнь, иной раз, бывает страшнее и чудеснее любой сказки.
И если я уйду сейчас, если я ничего не предприму, чтобы выяснить личность девочки и убедиться в своей ошибке ( или — в правильности своего предположения! ), то как же я буду жить потом? Меня ведь истерзает мысль о том, что судьба давала мне возможность спасти девочку, вернуть ее отцу, а я этим шансом не воспользовалась…
И ведь что может быть проще? Подойти к девочке и спросить: «Как тебя зовут?» Ее же не годовалую украли, она должна помнить свое имя!
Я подошла и, присев на корточки, чтобы мои глаза оказались на уровне ее глаз — мне почему-то казалось, что так она скорее ответит мне — спросила:
— Девочка, как тебя зовут?
На миг ее взгляд стал осмысленным… А потом она медленно зажмурилась и стиснула губы, словно закрываясь от меня.
— Ты чего к ребенку пристала, а? — взвизгнула нищенка.
— Идешь… И иди себе! А к ребенку приставать не смей! Хочешь помочь — подай… Ты богатая, вижу ведь, богатая! А к ребенку моему нечего приставать…
Я поднялась и, прямо посмотрев на нищенку, сказала:
— Это не ваш ребенок. Эта девочка похожа на дочь моего мужа… И я намерена обратиться в милицию. Немедленно.
Нищенка испугалась. Я видела по ее лицу, что она испугалась! И — разозлилась. Как крыса: когда пугается — становится агрессивна.
— Шла бы ты себе, красавица, — прошептала нищенка.
— Шла бы ты себе, а то как бы хуже не было!
Чего именно «хуже» — я не поняла, но отступать не собиралась. И начала озираться в поисках милиционера. Я не боялась — ну, что она может мне сделать при таком количестве народа, тем более, что многие уже обратили на нас внимание: не часто хорошо одетая и благоухающая дорогим парфюмом женщина вступает в беседу с одутловатой грязной нищенкой.
Я заметила двух омоновцев, занятых, по-видимому, высматриванием лиц кавказской национальности, и ни малейшего внимания не обращавших на нищих.
— Ой, не глупи, красавица! Найдут тебя… Личико попортят, если чего похуже не сделают, — шипела нищенка.
Девочка по-прежнему стояла вжавшись в стенку, с зажмуренными глазами и стиснутыми до белизны губами.
Я направилась к омоновцам…
— Разбегайтесь, ребята! Бегите! — завизжала нищенка, хватая девочку на руку и бросаясь к лестнице.
— Остановите ее! Она украла моего ребенка! — в свою очередь завопила я.
Омоновцам еще понадобилось какое-то время на обдумывание содержания моего вопля, но народ, как всегда, среагировал быстро: какая-то громадная тетка в блестящих спортивных штанах и белой нейлоновой блузке перехватила нищенку с девочкой, какой-то парень поймал одного из убегающих мальчишек, какой-то старичок — другого…
Спустя десять минут мы сидели в станционном отделении милиции. Из восьмерых детей нищенки поймали только четверых — считая и мою девочку, даже не пытавшуюся убежать. Тут же толпились любопытствующие свидетели. Нищенка громко причитала, божилась, что все дети — ее, обвиняла меня в том, что я хочу забрать девочку для разврата или для продажи «на органы». А я звонила Андрею на работу.
Мы с ним не разговаривали уже четыре дня. Понятно, что он был приятно удивлен моим звонком. Подумал, что я хочу примирения и заранее принял самодовольный тон, но я с первых же слов оглушила его:
— Андрей, ты срочно должен приехать в милицию на станции «Проспект Мира», — задыхающимся голосом пролепетала я.
— Что ты натворила?! — прошипел Андрей, таясь, видимо, от сослуживцев.
— Ты знаешь, похоже, я нашла твою дочь… То есть, здесь одна девочка, она похожа на тебя и на твою Ольгу, на фотографии Ольги… Она была с нищенкой… Я попросила их задержать… Знаешь, Андрей, она и по возрасту подходит…
В крохотном помещении отделения все затихли, прислушиваясь к моему разговору с мужем.
Нищенка жалобно захныкала.
Девочка оставалась безучастной и даже не раскрывала глаз.
— Что ты сказала?! — прохрипел Андрей после минутного молчания.
— Андрюш, ты не волнуйся, но здесь девочка, которая похожа на твою Олю. Ты бы приехал… Ведь ты бы узнал ее, правда?
Ответом были короткие гудки в трубке…
Неужели этот идиот подумал, что я могу так жестоко его разыгрывать и бросил трубку?!
Я растерянно посмотрела на девочку. Увы, я не знала, были ли у Ольги какие-нибудь особые приметы — шрамы, родинки или еще что-нибудь…
Я снова набрала номер Андреевой фирмы.
Трубку взял бухгалтер — я его знала: единственный интеллигентный человек во всей их конторе!
Бухгалтер был встревожен.
— Андрей только что ушел. Убежал. Кто-то ему позвонил и он убежал, ничего не объяснил, схватил свой пиджак и убежал… Настя, я не знаю…
Я поспешила его успокоить. Объяснила, что Андрею звонила я, что скорее всего он едет ко мне… Не стала только говорить, почему он сюда едет и почему так взволнован. Незачем пока… Узнают позже, если все будет хорошо… Если я права… А если я не права…
