— Нет, дон Альфонсо.

— Не стесняйтесь, Томас. Если вы гомосексуалист, Чори вас удовлетворит. Он у нас такой.

— Спасибо, не надо.

— Тогда вообще ничего не понимаю, — покачал головой индеец. — Почему вы упускаете возможность?

— Сэлли обручена с другим мужчиной. — Дон Альфонсо удивленно изогнул бровь.

— Ах вот как! И где же теперь этот мужчина?

— В Америке.

— Значит, он ее не любит.

Том вздрогнул и покосился на шалаш. Голос старого индейца обладал особым свойством проникать в самые дальние концы их лагеря.

— Он меня любит, и я его люблю, — сказала Сэлли из шалаша. — А вас обоих попрошу заткнуться.

Из джунглей послышался винтовочный выстрел. Дон Альфонсо поднялся на ноги.

— А вот и наше второе. — Он взял мачете и пошел на звук. А Том тем временем решил растянуть в хижине свой гамак.

Сэлли развешивала на одной из перекладин собранные ею растения.

— Этот дон Альфонсо — распутный тип и сексуальный маньяк, — заметила она. — Да и вы не лучше.

— Не забывайте, — возразил Том, — это он ведет нас через Меамбарское болото.

— От этого его шуточки мне нравятся ничуть не больше. И ваши ухмылки тоже.

— Вряд ли от него можно ждать рассуждений в духе феминистской политкорректности.

— Но что-то я не слышала разговоров, что вы чрезмерно стары для женитьбы, хотя вы старше меня на целых четыре года. Почему всегда только женщины считаются перезревшими для замужества?

— Сэлли, перестаньте выступать.

— Не перестану.

Их перепалку прервал голос дона Альфонсо:

— Первое готово: вареный попугай и тушеная маниока. На второе — жаркое из тапира. Вкусно и питательно. Перестаньте ссориться и идите есть.

— Buenos tardes[29], — пробормотал Окотал, подсаживаясь рядом с Филиппом к костру.

— Buenos tardes, — ответил тот и удивленно вытащил трубку изо рта. За всю дорогу Окотал заговорил с ним впервые.

Путешественники достигли большого озера на краю болота и разбили лагерь на песчаном островке, где был твердый, настоящий берег. Воздух посвежел, москиты исчезли; в первый раз за неделю Филипп поворачивался в любую сторону и видел больше чем на двадцать футов. Единственное, что портило вид, — цвет воды: лизавшие песок волны больше напоминали черный кофе. Как обычно, Хаузер с двумя солдатами отправился на охоту, а остальные разожгли костер и сели играть в карты. От зноя в зеленовато-золотистых сумерках клонило в сон. Приятное местечко, подумал Филипп.

Окотал наклонился и прошептал:

— Вчера вечером я подслушал, о чем говорили солдаты.

— И о чем же? — Филипп удивленно поднял брови.

— Только не подавайте виду. Они собираются вас убить. — Он произнес это так тихо и так поспешно, что ошеломленный американец решил, что ослышался. Но постепенно смысл сказанного начал доходить до его сознания. — И меня тоже, — продолжал Окотал.

— Вы уверены? — Окотал кивнул.

Филипп начал лихорадочно размышлять. Можно ли доверять этому Окоталу? Не произошло ли ошибки? С какой стати Хаузеру его убивать? Чтобы завладеть наследством? Вполне возможно. Благородства в Хаузере ни на грош. Краем глаза Филипп видел, что солдаты продолжали играть, а их оружие лежало у ствола дерева. Нет, это невероятно — словно сюжет приключенческого кинофильма. Хаузеру уже обещан миллион долларов. Нельзя же просто так убивать людей!

— Что вы намерены делать? — спросил он Окотала.

— Захватить лодку и бежать. Спрятаться на болоте.

— Прямо сейчас?

— А чего тянуть?

— Но солдаты рядом. Они не позволят нам уйти. Что вы конкретно слышали? Возможно, это недоразумение?

— Слушайте, вы, полудурок. У нас нет времени! — прошипел Окотал. — Если вы со мной — бежим. Если нет — adios!

Он неторопливо, даже будто бы с ленцой поднялся и побрел к берегу, где стояли каноэ. Филипп в панике переводил взгляд с него на солдат. Те были по-прежнему увлечены игрой и ничего не замечали. С места, где они сидели под деревом, лодки были не видны.

Что делать? Его словно парализовало. Все произошло так внезапно, без предупреждения. Какой-то абсурд! Неужели Хаузер действительно настолько хладнокровно безжалостен? Или это Окотал старается получить какую-то выгоду?

Окотал уже крался вдоль берега и время от времени оглядывался на деревья. И тут Филиппа осенило. Способен ли Хаузер на убийство? У этого человека явно не все в порядке столовой. Филипп внезапно вспомнил, с каким удовольствием он отрубал голову несчастному золотистому зайцу, улыбку, когда увидел капельку крови на его рубашке, и с каким выражением произнес: «Вы меня еще узнаете».

Окотал уже столкнул каноэ в воду и неслышно залез внутрь. Взял шест и готовился оттолкнуться.

Филипп встал и быстро повернул к берегу. Каноэ уже отчалило, и Окотал приготовил шест, чтобы вывести суденышко на середину протоки. Но, заметив Филиппа, дождался, чтобы тот тоже успел забраться на борт. А затем что было сил напряг мышцы, воткнул шест в песчаное дно и направил каноэ в болото.

На следующее утро хорошая погода кончилась, на небе собрались облака, кроны деревьев сотряс гром, и на головы путешественников пролился дождь. К тому времени, когда Том со спутниками тронулись в путь, река посерела, вспенилась под ливнем, и шум дождя заглушил все в лесу. Хитросплетение проток показалось еще запутаннее, а сами они уже прежнего. Том не мог себе представить, что болото может быть настолько гиблым и, словно лабиринт, непроходимым. Ему едва верилось, что дон Альфонсо знал, куда надо повернуть.

К полудню дождь внезапно прекратился, как будто закрыли кран. Но еще несколько минут вода с шумом водопада бежала со стволов деревьев, а потом, приглушая все вокруг, падала каплями с листьев, образуя в воздухе туманную дымку.

— Мухи вернулись, — заметила Сэлли и хлопнула себя по руке.

— Jejenes. Черные мухи, — объяснил дон Альфонсо и, раскурив трубку, окутал себя густым облаком дыма. — Отхватывают от людей целые куски мяса. Рождены дыханием самого дьявола после того, как он всю ночь пил несвежую агуардьенте.

По временам путь преграждали свисавшие над водой ветви лиан и воздушные корни, которые образовывали доходящий до самой поверхности воды живой занавес. Пинго оставался на носу и прорубал дорогу мачете, а Чори отталкивался сзади шестом. Каждый удар тесака распугивал древесных лягушек, насекомых и других тварей — они прыгали в реку и устраивали пиршество пираньям. Поверхность тут же вскипала и начинала бешено бурлить, где под воду уходило злополучное существо. Пинго напрягал могучие мышцы и рубил направо и налево, швыряя в реку куски лиан и висящие над водой цветы. В одной особенно узкой протоке он взмахнул мачете и вдруг закричал:

— Heculu!

— Avispa! Осы! — подхватил дон Альфонсо, пригнулся и закрыл руками голову. — Не двигайтесь.

Из листвы вынырнуло небольшое черное облако. Том тоже скрючился и уткнулся лицом в ладони. Его несколько раз больно куснули в спину.

— Только не бейте их, а то они совершенно взбесятся! — закричал старый индеец.

Путешественникам не оставалось ничего иного, как ждать, когда осы перестанут их жалить. Насекомые исчезли также внезапно, как и появились, и Сэлли принялась лечить укусы собранным ею целебным соком. Каноэ поплыло дальше.

Примерно в полдень в кронах над головой послышался странный звук: какое-то сосание и причмокивание, словно целая толпа ребятишек набила рты леденцами и наслаждалась их вкусом — только несравненно громче. Этот звук сопровождался шелестом в ветвях, и в какой-то момент даже показалось, что налетел ураган. В листве мелькали темные тени.

Чори оставил шест, и в его руках появились маленький лук и стрела. Индеец натянул тетиву и прицелился вверх.

— Mono chucuto, — прошептал дон Альфонсо Тому, но тот не успел ответить. Чори выстрелил, и над головами показалась еще живая черная обезьяна. Как она ни хваталась и ни цеплялась за деревья, все равно неуклонно скользила вниз сквозь листву и наконец упала в воду в пяти футах от лодки. Чори потянулся и выхватил из реки ком шерсти, прежде чем поверхность вокруг забурлила, и все поняли, что, кроме индейца, тут были и другие охотники.