«Осталось не больше пяти секунд», — подумал Том. Это последний шанс Филиппа.

— Подтягивайся! Соберись с силами! Готов? Раз, два, три!

Филипп дернулся вверх. Том заранее приготовился: освободил руку и, держась другой за гнилую перемычку, как можно сильнее наклонился вперед и в нужный момент вцепился брату в ремень. С минуту они болтались над пропастью, общим весом оттягивая мост. А затем, обхватив брата, словно спасательный круг, Том колоссальным усилием втащил его на канат.

Некоторое время братья стояли, вцепившись в веревки и боясь пошевелиться. Том слышал хриплое дыхание Филиппа.

— Филипп, — наконец проговорил он, — ты в порядке? Судорожное дыхание стихло.

— Ты в порядке! — Теперь Том не спрашивал, а убеждал. — Все позади. Ты в безопасности.

Налетел порыв ветра, и мост опять качнуло. Филипп весь напрягся, и у него булькнуло в горле.

Прошла минута. Очень долгая минута.

— Надо двигаться, — сказал Том. — Тебе придется себя преодолеть.

Мост плясал и подпрыгивал от ветра.

— Не могу…

Том понимал брата. Ему самому безумно хотелось обвиться вокруг главного каната и остаться здесь навсегда. Туман редел. Порывы били один за другим, и мост извивался. Его движения казались непредсказуемыми: волна начиналась плавно, а затем канаты подбрасывало, и эти толчки грозили сбросить их в темную муть провала.

На мгновение тряска стихла.

— Филипп, вставай!

— Нет.

— Ты должен. Ну давай. Торопись.

Время… Им катастрофически недоставало времени. Туман поднимался, луч прожектора становился ярче. Теперь солдатам стоило повернуть голову, и они у них как на ладони. Том протянул руку:

— Держи. Пошли.

Рука у брата дрожала. Том потащил Филиппа вверх. Но мост продолжало качать, и брат не находил сил выпустить вертикальные перемычки. От новой серии порывов мост опять тряхнуло и резко подбросило. Филипп от страха жалобно застонал. Том сам вцепился в канаты и держался не на жизнь, а на смерть. Пять минут мост болтало, и это были самые долгие пять минут в его жизни. Руки ломило от напряжения. Но наконец качка стихла.

— Пойдем.

Филипп осторожно переступил по канату, переместил руки и боком двинулся к берегу. Через пять минут они оказались на другой стороне. Там, в темноте, их поджидали Бораби и Вернон, и они все вместе быстро скрылись в мглистом лесу.

Бораби шел через джунгли первым, три его брата следовали за ним. Путь им освещало фосфорическое сияние, какое Том уже видел раньше: каждое гниющее бревно и каждый гниющий пень обрамляли зеленые огоньки, которые подмигивали в чаще, словно привидения. Но они больше не казались красивыми, теперь в них таилась угроза.

Через двадцать минут ходьбы впереди замаячила разрушенная каменная стена. Бораби нагнулся, внезапно вспыхнул свет, и он распрямился, держа в руке горящий пук тростника. Стена проявилась перед глазами. Она была сделана из известняковых блоков, почти невидимых из-за плетей вьющегося по камню винограда. Том разглядел барельеф: лица в профиль, черепа с пустыми глазницами, фантастические ягуары, птицы с огромными когтями и широко распахнутыми глазами.

— Городские стены.

Они некоторое время шли вдоль стены, а затем нырнули в узкий проход, увитый диким виноградом, похожим на украшенный бусинками занавес. Плети то и дело приходилось раздвигать руками.

В тусклом свете Бораби поддержал Филиппа и привлек к себе.

— Ты храбрый, мой младший брат.

— Нет, Бораби, я ужасный трус и вам всем обуза. — Индеец дружески похлопал его по руке.

— Неправда. Я сам испугался до половины смерти.

— До полусмерти.

— Спасибо. — Бораби прикрыл рукой головню и дунул, раздувая пламя. Оно осветило его лицо — тонкие губы и подбородок, как у всех Бродбентов. А зеленые глаза стали золотистыми. — Теперь мы идти в могилу. Теперь мы искать отца.

Они оказались в разоренном внутреннем дворе. С одной стороны вверх поднималась лестница. Бораби пересек двор и начал подниматься по ступеням. Остальные последовали за ним. Вскоре они оказались на вершине стены, и индеец из предосторожности прикрыл ладонью огонь. На другую сторону вела еще одна лестница. Отряд уже начал спуск, но в это время раздался пронзительный крик, и от шумной возни над головой стали раскачиваться верхушки деревьев. Том подскочил.

— Обезьяны, — прошептал Бораби, однако на всякий случай остановился. На лице появилось настороженное выражение. Но вскоре он покачал головой и пошел дальше. Они оказались в другом внутреннем дворе, заваленном упавшими колоннами и каменными блоками. Некоторые длиной до десяти футов. Некогда эти блоки образовывали гигантскую голову. Из буйства ветвей и ползучих корней то там, то сям выглядывали нос, глаз или ухо. Перебравшись через блоки, Бродбенты нырнули в обрамленный изображением ягуара проем и оказались в ведущем под землю проходе. Из коридора тянуло прохладой и плесенью. Головня трещала и рассыпала искры. Ее свет выхватил кусок каменного тоннеля — стены покрывали известковые отложения, на потолке сверкали сталактиты. Стараясь скрыться от света, по стенам, шурша, расползались насекомые. На полу, свернувшись буквой «S», подняла голову готовая к нападению толстая гадюка. Змея шипела и слегка раскачивалась, в глазах-щелочках отражалось оранжевое пламя. Они обошли гадюку стороной и продолжали путь. Сквозь образовавшиеся в потолке дыры Том видел россыпь звезд и мотавшиеся на ветру кроны деревьев. Они миновали алтарь с разбросанными в беспорядке костями и подошли к возвышению, на котором валялись разломанные статуи — руки, ноги, головы высовывались из ветвей, и казалось, что неведомые чудища тонули в море лиан.

Внезапно они очутились на краю широкого ущелья, за которым расстилалось море слабо подсвеченных звездами зазубренных черных вершин. Бораби раздул новый факел, а сгоревший бросил вниз. Головня несколько раз вспыхнула и исчезла в темноте. Вдоль обрыва вилась тропа. Через несколько шагов Бораби свернул в хитроумно спрятанный лаз. На первый взгляд он упирался в голую скалу. Однако на самом деле это была высеченная в горе каменная лестница. Она уходила вниз и завершалась террасой — чем-то вроде каменного балкона. Выдолбленный в скале и вымощенный хорошо подогнанными друг к другу плитами, он был незаметен сверху. С одной стороны от террасы громоздились рваные уступы Белого города, другая обрывалась на сотни футов в темную глубину. Скала над головой была испещрена черными прямоугольниками дверных проемов, соединенных между собой лестницами и тропами.

— Место упокоения, — объявил Бораби.

Террасу овевал ветер, и его порывы приносили тошнотворно-сладковатый запах распускавшихся ночью цветов. Сюда не доносились звуки джунглей, только слышался посвист ветра. Это было жутковатое, скрытое от остального мира место.

«Господи, страшно представить, что отец в одной из этих камер», — подумал Том.

Бораби повел их по темному проходу внутрь скалы, и они стали подниматься по вырубленной в камне спиральной лестнице. Гора была усеяна сотами захоронений, и вдоль лестницы то и дело открывались ниши, где лежали черепа с остатками волос, на лишенных мяса костяшках пальцев поблескивали кольца. Мумифицированные тела облюбовали насекомые, мыши и мелкие змеи и теперь, завидев свет, спешили скрыться в темноте. В некоторых нишах находились свежие трупы, и от них поднимался дух тления. Здесь возня насекомых и зверьков казалась намного громче. В одном месте они заметили нескольких крыс, которые уселись на теле и угощатись мясом.

— Сколько захоронений ограбил отец? — спросил Филипп.

— Одно, но самое богатое.

Некоторые лазы в гробницы были разломаны, словно туда пытались вломиться грабители или их повредило давнишнее землетрясение. Бораби остановился, что-то подобрал с земли и подал Тому. Это оказалась блестящая гайка-барашек.

Лестница повернула и вывела их на уступ шириной десять футов, находившийся примерно на середине высоты горы. Сюда выходили каменные двери — самые большие из всех виденных Они смотрели на горную гряду и звездное небо над головой. Бораби поднес к ним факел. Все другие двери не имели украшений, а на этих были вырезаны индейские письмена. Бораби постоял, отошел на шаг, что-то проговорил на своем языке, словно молился. Затем повернулся к братьям и прошептал: