— Мне срочно нужны деньги, — внезапно и, что немаловажно, прямо возле моего уха раздался голос дорогого кузена Лиона, и я с перепугу едва не сорвалась в каминную трубу, по которой как раз выбиралась на крышу.

— И где, по-твоему, я должна их взять? — лениво поинтересовалась леди Крейдис, старая карга, жуткая скряга и по совместительству моя родная бабка. Именно из-за нее я в родной дом вошла не через главные ворота, а пробралась тайком и, даже можно сказать, с риском для жизни.

— То есть в роскоши имеешь право жить только ты, а я должен с хлеба на воду перебиваться?

Я закусила губу, чтобы не заржать вслух. С хлеба на воду он перебивается, как же. Щеки уже в дверь не пролазят у жиробаса, а все прибедняется... Хотя диета ему, конечно, не помешала бы. Глядишь, перешел бы опять с двуколки на одноколку. Боров. С хлеба на воду он перебивается... А кто в прошлом месяце спустил в игорном доме десять тысяч? Десять тысяч! Да я столько даже за год не заработаю! Даже если перестану готовиться к экзаменам, и все свое время буду уделять одним лишь зельям на продажу!..

— Болван, — выругалась бабка, и до моих ушей долетел приятный звук сочной пощечины. — Моим это все станет только через месяц. И то, если девчонка замуж не выскочит.

Я повторно чуть не рухнула вниз.

Девчонкой в этом доме называли только одного человека — меня. Я, откровенно говоря, не была до конца уверена, знает ли бабка мое имя в принципе, но подозревала, что все-таки да. Как-никак единственный ребе нок покойной дочери.

Однако в те редкие случаи, когда я умудрялась попасться на глаза леди Крейдис, она брезгливо, словно увидела таракана или мокрицу, поджимала накрашенные карминовой краской губы и выговаривала презрительным тоном:

— Что ты здесь делаешь, девчонка?

Всегда. И самое смешное, ей было совершенно неважно, чем я в этот момент занималась. Играла ли с куклами, рисовала ли, читала ли книгу, пыталась ли сжечь портрет прадеда при помощи лупы... Леди Крейдис с ледяным спокойствием ждала ответа, а когда я озвучивала очевидное, делала заключение:

— Ты мне еще и дерзить будешь, дрянная девчонка? Давно розг не получала?

Розги я получала после каждой встречи с любимой бабушкой. Так что ничего удивительного, что к восьми годам я научилась не отбрасывать тень и передвигаться по дому так, что меня даже слуги не замечали. Ну а в двенадцать я уехала учиться в Большую Императорскую Академию, и с тех пор мы с родственничками встречались только по очень — действительно очень! — большим и самым нелюбимым мною праздникам.

Впрочем, это было давно. И меня уже несколько лет не тревожили судьбы людей, которых родными я даже с самого крупного перепоя не назвала бы. Даже после того, как мы с алхимиками и некромантами в прошлом году в Ночь Кровавого Илайи пытались перепить боевиков.

Даже после того, как я экспериментировала с эликсирами и смешала слабительное с чихательным, и в процессе нанюхалась паров.

Я бы и сегодня сюда не пришла, если бы не вычитала в «Большом атласе артефактов» о Перстне ядов, который, если верить авторам, принадлежал мне. Ну, как мне? Роду Пханти. А так как я последняя из них (правильно, бабка с кузеном у меня ведь Крейдисы), то других владельцев у него и быть не могло. Самое смешное, этот перстень я в детстве сто раз видела — у бабки. Но мерзкая старуха по доброй воле не поделилась бы со мной даже зачерствевшей хлебной коркой. Ну, что ж? Значит, нужно самой его забрать.

Мысль пришла, закрепилась, план оформился — и я выдвинулась на дело.

Именно благодаря этому я сейчас висела в каминной трубе, раскорячившись, как корова на льду, и с жадностью ожидала продолжения разговора, недоумевая, какой может быть интерес у леди Крейдис к моему замужеству. Точнее к его полному отсутствию.

— Это как? — озвучил мои мысли дорогой кузен, и любимая бабушка выплюнула:

— Послали же Предки внука. Весь в деда. Такой же идиот. Ох, грехи мои тяжкие. За них, видать, Предки наказали муженьком, что из ума выжил. Иначе, спрашивается, какая вожжа этому старому хрычу под хвост попала, что он в завещании прописал эту паршивую девчонку? И ладно отписал бы ей пару золотых

— Магия с ними, я бы как-нибудь пережила эту потерю! Так нет же! Старая сволочь! Половину! Половину состояния!

Что??

Я чуть не заорала, услышав эту новость, клянусь! Но вовремя опомнилась и прикусила язык.

— И кому? Замарашке безродной? — продолжала яриться бабуля. — Папаша ее аптекарь дочь мою обрюхатил. Дурак, думал так в наш род войти. На что позарился, увалень козлобородый?.. Мне проще от дочери отказаться было, чем перед всем светом опозориться.

Я нетерпеливо цыкнула, ибо подробности грехопадения моей матери бабка описывала многократно, с великим удовольствием и совершенно не стесняясь в выражениях. Тут я ничего нового для себя услышать не могла. А вот про завещание и про то, как оно с моим замужеством связано, послушать хотелось очень.

Половина состояния Крейгов — это вам не перстенек оловянный, а что-то гораздо более весомое.

— Добро еще, что мне вовремя донесли! — продолжила рассказ бабка. — Стряпчий — душа-человек, шепнул на ушко, что этот хрыч задумал, и надоумил строчку одну в завещание внести. Мол, простимулировать в девице Пханти желание не засиживаться в девках, а работать над наследниками рода. Выйдет она до двадцати лет замуж — получит состояние в подарок. Нет — останется с носом.

Да что за жизнь такая! Я чуть не взвыла от досады. То-то бабка так спокойна. Мне же двадцать лет через месяц стукнет! Где я им мужа за тридцать дней найду?

Волна ледяных мурашек прошлась по позвоночнику, и я поняла, что это мой шанс.

Потому что в Бреда Алларея я влюбилась с первого взгляда. Как сейчас помню, я невменяемой сомнамбулой плелась в умывальни, чтобы почистить зубы перед важной встречей, которую Джона зачем-то назначил ни свет ни заря, а Бред стоял посреди женского коридора — такой невероятно красивый!! — и с недоумением оглядывался по сторонам.

— Эй, Кузнечик! — улыбнулся он мне, когда я прилипла к нему взглядом, не в силах справиться с нахлынувшим на меня чувством. — Не подскажешь, где в этом розариуме раздобыть горячий шоколад?

Нужно было сказать, что у меня в комнате, затащить к себе, а потом пусть бы восстанавливал в обществе мое доброе имя посредством помолвки и свадьбы, но в двенадцать лет мозгов у меня было не то чтобы много, поэтому я зачем-то спросила:

— Это почему это я «кузнечик»?

— Потому что хорошенькая до невозможности, — ответил он.

И я влюбилась.

Надо сказать, после того случая я много размышляла, что же такого в кузнечике может быть «хорошенького до невозможности», рассматривала картинки в учебнике, взяла в библиотеке несколько книжек... Даже завела себе парочку, поселив их в огромную колбу для вакуумной перегонки (кстати, именно после этого случая прозвище Кузнечик ко мне и прилипло крепче крепкого), но ничего хорошенького в этих зеленых, длинноногих, пучеглазых насекомых я так и не сумела найти. Разве что стрекотали они забавно. Ну и вообще, за ними было интересно наблюдать.

Впрочем, предаваться воспоминаниям о кузнечиках, цепляясь за внутренности каминной трубы, оказалось не самой лучшей идеей, ибо, задумавшись, я чуть не упустила нить разговора.

— Что значит, «избавимся навсегда»? — пробасил кузен, и я скрипнула зубами, мысленно отвесив себе подзатыльник.

— Тебе все разжевывать надо, да? — презрительно выплюнула леди Крейдис. — Не получит у девчонка наследство, нечем ей будет от Общины зеленых откупиться. Нечем будет откупиться — не сможет замуж выйти. Не выйдет замуж — не нарожает ублюдков, и вся сила Крейдисов вернется Крейдисам. Тебе, горе ты луковое!

— А если они… — не проникся бабкиной убежденностью кузен, за что и получил очередную оплеуху.