Пока я мысленно составлял план лечения, пришел Джона с моим саквояжем, и я, поблагодарив друга, немедленно извлекла наружу укрепляющий эликсир. (В БИА мы называли его леке ром — за удивительные лечебные свойства и силу.) А затем ручкой ложки разжала сцепленные зубы больного и капнула из флакончика четыре капли на язык.

— Его хорошо бы переместить в кровать, — отдала указание я. — Рон, вы...

— Мы справимся, — стремительно успокоившись, засуетилась Кора.

— И эликсир нужно давать по две капли каждый час до рассвета, если хотите, чтобы к завтраку ваш замечательный повар был свеж и бодр, как огурчик.

— Мой Бигс будет в порядке? Спасибо! Спасибо вам, уважаемая эрэ. Если бы вы только знали, как я вам благодарна! — воскликнула Кора и попыталась упасть передо мной на колени. Я в ужасе шарахнулась от нее, споткнулась о стул и едва не рухнула

— Несомненно, — ответила, благодарно улыбнувшись вовремя предложившему помощь Джоне. — Я рада была оказаться полезной. И обязательно поговорю с господином Бигсби утром. Если он не перестанет так нервничать и не научится подчинять дар, то однажды умрет от истощения. Имейте в виду.

Когда спустя несколько минут мы с Джоной вышли во двор замка, на улице была уже поздняя ночь.

— Теперь, наконец, нам никто не помешает отпраздновать встречу, — проворчал мой друг. — И нормально поговорить. А то демон знает, что такое происходит! Ты полдня как приехала, а мы друг другу и десятка слов не сказали.

Но разговор нам пришлось отложить до следующего дня.

В Девичьей башне горел свет — во всех этажах, а не только в том, который был выделен в мое личное пользование, а во дворе пылал костер, вокруг которого суетились мужчины с музыкальными инструментами в руках и по-праздничному одетые девушки.

Мы остановились за кругом света, и Джона крепко сжал мою руку.

— Если это обещанный праздник, — в растерянности пробормотала я, — то должна признать, что твой размах со времен Академии стал более... кхм... масштабным, что ли...

— Не пугайся, — просипел в ответ приятель. — С моим размахом ничего не приключилось. Я к этому бардаку не имею никакого отношения.

— Нет?

— Нет. Я хотел посидеть у тебя, как в старые добрые времена. Приготовил бутылку вина, немного фруктов, твои любимые сырные шарики с миндалем. Теперь, конечно, подобраться к ним незамеченными не получится...

— О. Тогда…

Я не знала, что сказать. Просто стояла рядом с Джоной и смотрела, как вокруг костра появляются скамейки и стулья, как мужчины бегают в Девичью башню и назад с завидной легкостью, схожей с беспардонностью. Носят какие свертки, стулья, переругиваются...

— Осторожно с зеркалом, Каспер! Вряд ли малышка-целительница обрадуется, если ты его разобьешь.

Малышка-целительница?! Я просто язык проглотила от возмущения. Малышка-целительница? Они серьезно? Большего оскорбления я в своей жизни не слышала. Разве что от бабки, но она так давно и так основательно записала себя в ряды моих врагов, что ее слова я давно уже перестала принимать всерьез. Да и она никогда не называла меня малышкой.

Я взрослая, самостоятельная, я… я обязательно просчитаю формулу заклятия, которое вызовет типун на языке каждого, кто произнесет словосочетание малышка-целительница, Джону внезапно осенило:

— Слушай! — воскликнул он. — А может, пока они тут, мы ко мне.

— Эрэ Агава! А мы уже заждались. Принимайте комнату и давайте уже веселиться.

Голоса я не узнала, но это и неудивительно. Сегодня я со столькими людьми успела познакомиться, что даже имен всех не упомнить, что уж говорить о голосах. А вот Джона говорившего явно узнал

— Кот из дому — мыши в пляс, — пробормотал он со страдальческим видом и, не выпуская моей руки, пояснил:

— Мэтр ночные посиделки не жалует. Говорит, что для этого всего... — Дернул шеей и слегка повернул голову в сторону костра. — …у щитодержцев, и у Гая Беррингтона в том числе, есть увольнительные.

— Кто он?

— Полагаю, один из поклонников твоего кулинарного таланта.

— Эрэ Агава, ну что же вы!? — снова окликнули меня от башни, и я, бросив на Джону виноватый взгляд, пожала плечами.

Мы стояли в тени, и большинству веселящихся были незаметны, и поэтому, наверное, могли уйти почти незамеченными. Но, во-первых, это было бы некрасиво, а во-вторых, мне претила мысль, что толпа мужчин разгуливает по моей спальне. Пусть даже преследуя при этом самые благие цели.

— Надо идти. Они мне зеркало там принесли.

— Интересно знать, зачем тебе второе? — проворчал Джона, а когда я недоверчиво посмотрела на него, разве л руками.

— Что? Удивляешься, что я решил помочь тебе устроиться на новом месте? Хорошего же ты обо мне мнения!

Мы шагнули в дрожащий круг света, созданный высоким пламенем костра, и со всех сторон в наш адрес посыпались слова приветствия и смешки, словно мы не виделись менее получаса назад в общем зале за ужином.

— Я о тебе самого лучшего мнения, — возразила я, глядя на Джону с теплотой. — Спасибо. Ты лучше всех. Честно.

Он убрал челку с глаз и странно посмотрел на меня. Долго, тяжело. Непонятно...

— Честно? — Заломил бровь, немного склонив голову. — Если честно, то, видимо, стоит.

— Эрэ Агава! Ну что же вы! Принимайте мебель, пока скряга Брай не отжал все обратно, да выпьем наконец за ваш приезд!

— Чтоб тебя разорвало! — прошипел Джона, и рывком развернулся к башне, а мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

В суматохе и толчее я знакомилась заново с некоторыми из щитодержцев, благодарила, улыбалась, показывала, куда поставить мебель, смеялась из-за того, что теперь у меня будет два стола и два зеркала (оба эти предмета, как и холодильный шкаф, которого не было в моем списке, в обход кастеляна добыл для меня мой друг), хохотала над тем, что на всех окнах моей огромной комнаты будут разные шторы, приветствовала девушек, пришедших на праздник из замкового поселка и хуторов, снова знакомилась, говорила до хрипоты, пила горячее вино, смеялась. И так получилось, что даже не заметила, как уснула.

Казалось бы, вот я сижу на деревянном чурбачке с пылающим лицом — дело в огне и вине, а не смущении — и с растре панной прической, смеюсь над очередной шуткой, прижимаясь к теплому боку Джоны, а в следующее мгновение моя голова касается прохладной подушки и в уши льется родное ворчание:

— Поставлю защиту на вход в башню. Могилой Предков клянусь, чтобы ни один мужик свои шары к этой двери и не думал подкатывать.

— Какие шары? — сквозь сон прошептала я.

— Любые! — рыкнул Джона, а затем бережно укрыл меня одеялом.

— Спи. Утром после завтрака поедем по хуторам искать твою магическую хворь.

И коснулся губами моего лба.

Впрочем, насчет последнего не уверена. Это мне легко могло от переутомления и почудиться.

Утром я отказалась от завтрака в общей зале в пользу процедур по «превращению персика в пэрсика». Жаль, конечно, что будущий жених не увидит меня во всей красе, но было бы куда хуже, если бы он вернулся раньше, а я не при параде. Поэтому я вывалила на широкий подоконник все волшебные баночки-скляночки, полученные от фру Агустины и, старательно припоминая основные постулаты от богини красоты, принялась за дело. Протерла кожу специальным лосьоном, намазала лоб, нос и подбородок одним кремом, а скулы другим, пригладила брови бесцветным карандашом, мазнула кисточкой по ресницам, окунула белоснежную пуховку в баночку со специальным порошком и потрогала ею щеки, а вот губы красить не стала (Надеюсь, фру Агустина об этом не узнает, а то мне не жить!)

И на сложную прическу плюнула — заплела две косы в том очаровательно-беспорядочном стиле, который моя бабка прозвала «рыбий хвост», перехватив кончики зеленой лентой, и уже после этого заглянула в холодильный шкаф, где обнаружила заботливо разложенные по разноцветным мисочкам остатки спонтанно-праздничного ужина и кувшинчик с грибным квасом. Я бы, конечно, предпочла чашку горячего чая, но ради него пришлось бы вставать на целый час раньше, а на такие подвиги не каждая девушка готова. Я — точно нет.