— Уверена?

— Да!! — рявкнула я и хорошенько стукнула Джону по беззащитной коленке.

— Даже если я завтра внезапно умру?

Его слова выбили дыхание из моей груди, и я испуганно икнула:

— В каком смысле?

Джона зафыркал, как конь на плацу, даже тяжеловозы, лениво трусившие по разбитой в болото дороге, заинтересованно оглянулись на сотоварища.

— В теоретическом.

— Идиот!

— То есть все-таки ненавидишь? — мурлыкнул Джона, а я предельно вежливо предложила:

— Лучше заткнись, а?

— Значит, любишь?

— Джона!

— Хотя бы чуточку? — Он склонил голову к плечу и, убрав руку с моей талии, свел вместе указательный и большой пальцы, оставив между ними зазор не больше одного сантиметра. — Вот на столько. А?

Я поначалу рассмеялась, а затем заглянула другу в глаза и вдруг почувствовала, как щеки опалила загоревшаяся от непонятного смущения кровь. Почему непонятного? Да потому что Джона смотрел обычно. Немного насмешливо, немного с издевкой, привычно тепло и... и при этом как-то иначе. Словно знал обо мне какую-то страшную и исключительно неприличную, стыдную тайну, тогда как на самом деле у меня не было вообще ни одной.

И я, не выдержав этого странного взгляда, сглотнула внезапно ставшим сухим горлом и отвернулась.

Внезапное смущение в буквальном смысле выбило воздух из груди, опалило щеки огнем и заставило нервно сжать в кулаки озябшие пальцы.

— Кузя! — позвал меня Джона все тем же невозможно мурлыкающим голосом, а я поняла, что ни за что, вот ни за что на свете не могу сейчас посмотреть ему в глаза. Иррациональный стыд, замешанный на совершенно непонятном страхе, подстегивал меня не в лицо другу заглядывать, а спрыгнуть с катафалка и, увязая в глинистой грязи, без остановок мчаться даже не до замка Ордена — а сразу до столицы.

— Кузнечик, ну прекращай дуться! Не хочешь признаваться в любви сейчас, признаешься как-нибудь потом, когда настроение будет. Лучше расскажи мне, что у тебя там в планах по завоеванию сердца жениха прописано.

Удивительно, но после этого предложения мне сразу полегчало, и я, поправив шляпку, все же решила посмотреть на Джону.

Довольная улыбка играла на его губах, а черные глаза ласкали теплотой.

— Расскажешь?

— Расскажу, — согласилась я, но тут заметила, что полевики, которые поначалу следовали за нашим транспортным средством, где-то потерялись. — Ой!

— Что случилось?

Джона посмотрел на меня, оглянулся, тревожным взглядом прочесал окрестности и, переложив вожжи в левую руку, правую опустил на висевший у пояса самострел. И этот жест привыкшего к опасности мужчины так сильно меня испугал, что я пробормотала внезапно осипшим голосом:

— Мы, кажется, потеряли полевиков.

Друг посмотрел на меня с удивлением.

— Кого? Полевиков? — переспросил он. — Нам просто было не по пути.

Я нахмурилась, пытаясь вспомнить, о чем мужчины мне рассказывали накануне, а Джона тем временем пояснил:

— Поверь мне, Кузнечик, им больше нечего делать на мельнице. К тому же, если ты не забыла, я с их обязанностями справлюсь без труда, а вот они с моими — вряд ли.

Эти слова заставили меня ненадолго задуматься, а затем я широко распахнула глаза и испуганно пискнула:

— Постой! Не хочешь же ты сказать, что там кто-то умер? Они говорили, что обошлось.

— Обошлось, — кивнул Джона. — Молодые выжили. Дети опять-таки. На мельнице умер один лишь старик — дед нынешнего хозяина. Так что, как видишь, можно сказать, что в этот раз обошлось.

В образовавшейся после его слов тишине какое-то время слышался лишь мерный скрип колес и чавканье грязи под копытами наших лошадей. Во время учебы мне не раз приходилось видеть трупы, но со смертью я как-то не сталкивалась. Не видела почерневших от горя лиц родных усопшего, не подбирала слова утешения, не испытывала вины за то, что не сумела помочь. А тут вдруг накатило.

И ведь понимала отлично, что мои руки чисты, а все равно озноб пробрал до костей, заставляя поднять повыше воротник плаща.

— В этот раз?

Джона вздохнул и неторопливо, будто нехотя, рассказал:

— Первый случай наши еще в начале зимы заметили. Ушли по полям, как обычно, а вернулись с рассказом, что на одном из дальних хуторов вся семья слегла с непонятной хворью. Вроде и порча, но какая-то странная. Не по спирали идет, а по кругу. Понимаешь? За хвост не ухватить, не вытянуть. Только и можно было, что каналы запечатать, а вот полностью избавиться от нее не получилось. Когда новость дошла до Мэтра, он вызвал в замок целителя из Фархеса. И тот приехал, хотя ворчал, как старый пес. Говорил, что подчиняется он только Общине зеленых, а на приказы какого-то пришлого выскочки ссать хотел с высокой колокольни.

— И что он сказал?

— А ничего! — Джона выругался и, хлестнув лошадей вожжами, зло сплюнул в сторону. — Удрал, сукин сын, в город, и с тех пор к нам своего кривого носа не кажет.

— А Бред?

— А Мэтр писал в столицу. Сначала просил, чтобы в замок прислали специалиста. Потом, когда случаи этой странной порчи участились, стал требовать. Однако отвечать ему не спешили, целитель не ехал, а люди продолжали умирать. По окрестностям даже сплетня поползла, что это Орден хворь с собой привез. Мол, до нашего приезда у них все спокойно было.

— Но это же смешно! — возмутилась я. — И глупо! Потому что Орден здесь вон уже сколько лет, а порча эта, если я правильно поняла, только недавно появилась.

Джона кивнул.

— Недавно. Поэтому Мэтр и хотел на этой неделе в столицу ехать, хотя он страх до чего этого не любит. Наши говорят, что он, в отличие от остальных щитодержцев, к Щиту привязан и не может долго находится вдали от него... Хотя, может, врут. Но я не об этом! Он как раз в столицу собирался. Говорит, мол, всегда был у Императора на хорошем счету и не потерпит такого оскорбительного молчания. Пять писем — а в ответ тишина. И тут как раз нам прислали тебя, Кузнечик.

— О...

— Мэтр в этом прямо-таки перст судьбы узрел.

— Так оно и есть, — скромно потупив очи, согласилась я. — Только он об этом, к сожалению пока еще не знает.

Глянула на Джону, и вся моя игривость разбилась о его мрачнейшее выражение лица, брызнула осколками прозрачного хрусталя, встретившегося с неотвратимостью мраморной плиты.

— Джо...

— Это очень серьезно, Кузя! — без доли привычной теплоты, холодно и мрачно проговорил мой друг. — Носом чую, здесь дело нечисто. Думаешь зачем я с тобой сейчас еду? А затем, что порча эта даже с покойников не сходит. Бодрит их не хуже перцовой настойки, которой ты меня из лучших побуждений на третьем курсе напоила.

Я виновато закусила губу и уточнила:

— Что? Они тоже после этого бегают по стенам и орут, как умалишенные?

— И бегают, и орут, — согласился Джона. — И хорошо еще если просто из могил вылезают, а то и духами по окрестностям носятся. А духи — это худшие сволочи из всей нечисти. Хуже них только личи. Так что, Кузенька, пока мы источник порчи не обнаружим, на выезды ты только со мной. Поняла?

— Повезло мне, — криво ухмыльнулась я, а когда Джона покосился недоверчиво, пояснила:

— Лучший некромант выпуска. Да о таком защитнике можно только мечтать!

Джона кивнул с довольным выражением лица:

— Правильно, душа моя. Мечтай. И заодно помни, что я не просто лучший некромант выпуска. Лучше меня был лишь ректор Нейстерик, а тот умер лет за триста до Предела.

— Самодовольный балбес! — отбрила я, но Джона только шире улыбнулся и, приобняв меня за талию, вновь начал мурлыкать.

Я за ним раньше этой привычки не замечала. И скажу честно, она мне не нравится. Привычка эта. Мне от нее жарко становится и стыдно. И вообще не понять как.

— Ты так думаешь? А может быть это не самодовольство?

— А что? — процедила я сквозь зубы.

— Уверенность в своих силах, быть может? — Он заломил бровь и глянул на меня с насмешкой. — Ты вот в мои силы веришь и не скрываешь этого. И лучшим некромантом курса называешь, и за помощью в поимке жениха обращаешься. Кстати о женихе. Ты так и не рассказала мне о своем плане. А мне все же хотелось бы знать.