Конечно, дышать они перестали, но быстро обнаружили, что, если набрать полные легкие воздуха, а потом выдыхать его, можно издавать подобие звуков. Интернет — хвала Господу! — работал, так что Саймон с женой подошли к ноутбуку и стали тыкать в клавиатуру неуклюжими холодными пальцами. Большинство крупнейших новостных порталов и корпоративных сайтов уже какое-то время не обновлялось, но персональные блоги, микроблоги и социальные сети были доступны, так что вскоре супруги получили ответы на самые животрепещущие вопросы. Да, они мертвы; да, это произошло со всеми людьми на земном шаре; нет, изменить ничего невозможно.

Фильм, который Натан смотрел по телевизору, закончился, и настала тишина. Саймон на негнущихся ногах прошел в гостиную, чтобы узнать, почему вдруг пропал звук. Он взял пульт и начал переключать каналы. На одних продолжались ранее записанные и поставленные в эфир передачи, как будто все в мире шло по-прежнему. На других экран оставался зловеще пустым. На третьих он высвечивал неизменное и бесполезное сообщение о чрезвычайном происшествии. На одном из круглосуточных новостных каналов Саймон увидел застывшую картинку: пустой стол, а на переднем плане взъерошенная шевелюра ведущего, валяющегося на полу.

— Трудно двигаться, — произнесла Дженис.

Шатаясь, она вошла в гостиную и упала на софу рядом с Натаном.

— Трупное окоченение, — прохрипел Саймон, тяжело опускаясь на стул напротив жены и сына. Он сам с трудом верил в то, что говорит. — Долго не продлится. Прочитал в Сети.

— Страшно, — тихо сказал Натан.

Это были первые слова, произнесенные мальчиком после того, как он умер.

— Знаю, — отозвался Саймон и попытался вглядеться в лицо сына.

Будем все сидеть здесь и отдыхать. — Дженис сделала паузу, чтобы набрать еще воздуха, и продолжила: — Обед приготовлю позже.

Из-за трупного окоченения, сковавшего мышцы, семья почти целый день провела не шевелясь, в тех же позах. Они едва были способны говорить, а уж о том, чтобы двигаться, и речи не шло. Саймон немигающим взором уставился в сгущающуюся темноту зимнего вечера и безуспешно пытался примириться с тем, что произошло.

Самые близкие ему люди были мертвы, и тем не менее он чувствовал себя на удивление спокойно. Вероятно, потому, что они по-прежнему оставались вместе и могли общаться. Возможно, позднее он ощутит всю тяжесть утраты. Саймон попробовал представить, как вообще такое могло случиться, каким образом мозг способен продолжать функционировать в мертвом теле. И эта странная способность находиться в сознании после смерти — временно или навсегда? Исчезнет она только с распадом физической оболочки или это может произойти в любой момент?

Саймон попытался отвлечься на другие мысли, но это было бесполезно. Теперь, когда они умерли, все стало иначе. В голове настойчиво крутились слова Дженис, ее непроизвольное обещание приготовить обед. Саймон знал, что она уже никогда ничего не приготовит. Он только сейчас сообразил: им больше не придется ни есть, ни пить. Он уже не сможет напиться вдрызг. Никогда больше не ощутит запахов, не сможет ни спать, ни просто дремать, не будет заниматься любовью… Саймон задумался над этим вопросом. Не то чтобы он хотел потрахаться — даже если бы и хотел, из-за остановившегося кровообращения сексуальный акт был невозможен в принципе. Боль причиняло осознание того, что данный аспект жизни был отнят так резко, с хладнокровной жестокостью.

Вопросы, не произнесенные вслух, касающиеся самых главных сторон жизни, вскоре уступили место другим, еще более важным, но также не имеющим ответов. А что дальше? Что произойдет с нашими телами? Как долго мы просуществуем? Сколько времени мы будем способны двигаться и разговаривать, видеть и слышать друг друга?

Тянулись бесконечно долгие часы, и все новые вопросы роились в голове Саймона. Он задумался о вере Дженис. Как он считал, на самом деле ее походы в церковь по воскресеньям скорее были вызваны желанием на людей посмотреть да себя показать, чем верой. Существует ли Бог? Или же события прошедшего дня служат неоспоримым доказательством тому, что все религии — суеверия и полный бред? Может быть, это рай, если есть такое место? Или его противоположность?

Неожиданно вспомнилась цитата из фильма ужасов, который Саймон когда-то смотрел. Слова эти очень подходили к нынешней дикой, невозможной ситуации.

«Когда ад переполнится, мертвые начнут бродить по городам и весям».

На следующий день Дженис зашевелилась первой. С хриплым стоном она поднялась со своего места на софе рядом с сыном, кинула расстроенный взгляд на большое желтое пятно, оставшееся после нее на кремовой кожаной обивке, и на четвереньках полезла по лестнице на второй этаж. Саймон оставил Натана перед навек умолкшим телевизором и направился в кабинет. Нужно было найти ответы на некоторые из множества вопросов, которые он задал себе прошлой ночью.

Некоторые сайты еще работали, и Саймон с головой ушел в их изучение. Простейшие операции — напечатать адрес, подвинуть мышку — теперь отнимали целую вечность, и он едва справлялся с этим делом. Но ему все же удалось приспособиться, и он убил несколько часов, бесцельно лазая по разным ресурсам, как всегда делал при жизни. Дженис шумно возилась на кухне; в конце концов Саймон оторвался от компа и пошел проведать жену.

Проходя мимо гостиной, Саймон заглянул к Натану. Выглядел мальчик плохо: ноги и руки отекли и представляли собой сплошную гематому, кожа приобрела неестественный сине-зеленый оттенок, рот был приоткрыт, струйка тягучей желтовато-коричневой слюны стекала по подбородку и пачкала его любимую футболку.

— Все в порядке, сынок? — спросил Саймон, которому пришлось какие-то время вспоминать, как это — говорить.

Натан медленно поднял голову и взглянул в сторону отца:

— Скучно.

— Ты посиди здесь немного, — выдохнул Саймон, бредя по холлу. — Мы с мамой разберемся, что делать.

При виде Дженис он не смог сдержать удивления: супруга надела купленное накануне платье.

— Ты тоже мог бы переодеться, — сказала она.

— Выглядишь здорово, — машинально заметил Саймон, хотя это было далеко не так.

Всегда нужно говорить жене комплименты, даже после смерти. Но, если по правде, от вида Дженис ему стало нехорошо. При жизни это облегающее платье очень ей шло, но теперь оно только подчеркивало сильные изменения, которые претерпело ее тело. Лодыжки, как и у Натана, распухли и посинели — происходит это, как Саймон прочитал в Интернете, оттого что кровь, которая больше не циркулирует по сосудам, скапливается в конечностях. Живот раздулся: опять же если верить Интернету, из-за выделяющихся при многочисленных химических реакциях газов. Некогда красивые крепкие груди теперь безобразно отвисли и напоминали два мешочка с мукой. Вот Дженис вышла на свет, и Саймон мысленно поблагодарил смерть за то, что лицо его сейчас представляло собой застывшую маску и скрывало настоящие чувства.

В целом Дженис смахивала на неудачную карикатуру. Лицо она покрыла толстым слоем тонального крема, и выглядело оно даже более неестественно, чем когда на нем проступали желтоватые пятна разложения. Тени для век, губная помада были нанесены непослушными руками кое-как, а тушь для ресниц в основном попала на глазные яблоки. Больше всего Дженис сейчас смахивала на пьяного клоуна. Саймон не знал, что сказать, поэтому почел за лучшее промолчать.

— Я просто хотела снова нормально себя ощущать, — объяснила Дженис. — Да, я умерла. Но это не повод забывать, что я женщина.

Несколько секунд супруги молча глазели друг на друга, стоя на нетвердых ногах в разных концах кухни.

— Пытался тут узнать, что будет, — нарушил тишину Саймон.

— О чем ты?

— Что будет с нами. Насколько все это далеко зайдет…

Дженис дернулась: видимо, слышать это ей не хотелось. Она пошла к посудомоечной машине, посуду из которой после смерти еще не вынимала.

— Не хочу знать, что…