Правда, у нас не было возможности быстро создать значительное количество «мертвецов», да и не придумали мы пока, как воспрепятствовать их нападениям на своих.

Вебер взялся за проблему «свой-чужой», а я — за обеспечение массовости. Бухенвальд стал слишком мал для удовлетворения наших потребностей. Аушвиц подошел бы гораздо лучше, но лагерная команда едва справлялась с работой, и для нас там не хватило бы места. В октябре началось строительство дополнительного отделения Аушвица — Биркенау. Его планировали окончить весной. Виллем показал мне копию проекта, и стало ясно, что после небольшой его модификации нам будет гораздо проще устроиться там, чем расширять Бухенвальд либо перебазироваться собственно в Аушвиц.

В январе 1942 года я сердечно распрощался с Эльзой и Хельмутом и сел на поезд до Кракова. Оттуда нанял машину до лагеря. Путь пролегал по прекрасной местности: плодородные долины, плавно вздымающиеся над ними невысокие горы. Эту землю не испортили ни промышленность, ни война.

Аушвиц, в отличие от Бухенвальда, был целым комплексом лагерей: один главный окружало несколько меньших. Биркенау располагался дальше к западу. Там, несмотря на зиму, спешно вели строительство. Фундамент газовых камер и крематория заложили еще до модификации проекта, но это не мешало нашим задачам, а добавить камеры для спецсодержания и дополнительные блоки было вовсе не сложно. Я детально обсудил изменения с главным инженером по имени Тилли — к нему меня отправил Виллем, снабдив обстоятельными рекомендациями от гестапо. Я заручился поддержкой Тилли и самого начальника лагеря, Рудольфа Хёсса, хотя их и не информировали о сути нашей деятельности, и закончил разработку плана за две недели.

Несколько дней я провел в Кракове, надеясь отыскать квартиру для семьи, откуда можно будет ездить на работу на автомобиле, тем более что расстояние было небольшое, а дороги отличные. Правда, сейчас погода стояла хорошая, а я не знал, насколько их способна испортить погода дурная. Но в этом случае можно будет ездить домой не каждый вечер или даже только на выходные.

Дома меня радостно встретили соскучившиеся Эльза и Хельмут, что сделало возвращение вдвойне приятным.

Вебер не хотел переезжать, но я его убедил. Он был поглощен проблемой «свой-чужой». Поскольку «мертвецы» стремились к обычным людям с целью передачи инфекции, Вебер решил: легче добиться усиленного влечения к одному типу носителей, чем отвращения к другому. Он провел серию экспериментов с различными носителями, чтобы выяснить, насколько влияют на предпочтения «мертвецов» расовые подтипы, образ питания и другие доступные для контроля параметры.

Я просмотрел данные и заметил корреляцию не с типами, питанием и прочим, но со временем поступления носителей в лагерь. Объекты, дольше прочих находившиеся в лагере, были привлекательнее. Я показал свои выкладки Веберу, и тот сразу пришел к выводам, каких я не мог и вообразить. Вследствие скудости рациона пробывшие в Бухенвальде дольше были существенно более истощенными, чем новоприбывшие. Продукты расщепления жира — кетоновые тела выделялись сквозь кожу и легкие, и Вебер решил, что именно эти продукты привлекают «мертвецов».

Он немедленно позвонил Виллему, чтобы попросить масс-спектрометр и техника для работы с ним.

Мы очень устали, но были полны энтузиазма. Я решил взять несколько дней отпуска и отправиться в горы вместе с Эльзой и Хельмутом.

Биркенау открылся в марте 1942 года. Мы с Вебером прекратили работать с объектами, сохранив лишь отдельных носителей инфекции. Месяц заняла подготовка лаборатории к переезду. В мае мы перевезли оборудование, материалы и «мертвецов». После этого Вебер занялся обучением нового персонала, найденного Виллемом. Эльза с Хельмутом отправились в Краков и поселились в снятой мною квартире. Я же вернулся в Берлин для встречи с представителями «Даймлер-бенца» и «ИГ-Фарбена». Следовало разработать план доставки «мертвецов».

В Берлине царило праздничное настроение: вермахт взял Ростов и двигался к Сталинграду, падение Севастополя было вопросом ближайших дней. Использование «мертвецов» сейчас казалось лишь крайней мерой, прибегать к которой рейху не придется.

Я разделял эти взгляды, но не стремился свернуть проект, пока не найду другой работы. Состоялась моя встреча с инженерами-механиками «Даймлер-бенца» и сотрудниками лаборатории «ИГ-Фарбен»: для тестирования я привез с собой пару «мертвецов».

Не будучи инженером-механиком, я не представлял в полной мере сложности их доставки. «Мертвецы» сочетали в себе силу и хрупкость: в них можно было стрелять, превращая практически в фарш, но они продолжали шагать. Кровь в их телах не циркулировала, они не дышали и не нуждались в кислороде, поэтому даже разрушение сердечной мышцы и большая кровопотеря не могли их остановить. Погибал «мертвец» только в том случае, если прямое попадание в голову разрушало мозг, а с ним и обитающих там паразитов.

Но все это вело к тому, что плоть их была чрезмерно мягкой и непрочно держалась на костях. В случае сильного ускорения, например при сбрасывании с парашютом, «мертвецы» просто разваливались на части, и требовалось разработать способ доставлять их к месту действия невредимыми.

Инженеры «Даймлер-бенца» оправдали мои надежды. Вооружившись мелом, они тут же изобразили на доске несколько возможных способов. Простейший подразумевал помещение наших «мертвецов» в специальную амортизирующую клетку, сбрасываемую с парашютом. При ударе о землю срабатывал механизм, открывающий дверь и выпускающий их на свободу. Идея была хороша, но инженеры поначалу ее забраковали — сказали, ей не хватает элегантности и стиля.

Нам помогло то, что метаболизм «мертвецов» строится в основном на использовании молочной кислоты, благодаря чему они не нуждаются в кислороде. Это подсказало идею использовать не клетку, но герметичную сферу с удерживающими амортизирующими захватами. После приземления работающее на сжатом воздухе устройство освободит «мертвецов» и откроет двери. Все будет сделано бесшумно.

Я почти не участвовал в дискуссии, не желая мешать. Так увлекательно было наблюдать, как вооруженные лишь знаниями, воображением и куском мела люди созидают прямо перед тобой на доске. Когда инженеры закончили, я распорядился доставить пару привезенных «мертвецов». Инженеры очень обрадовались. Я пытался предупредить об опасности, но они не слушали меня, пока «мертвец» не укусил инженера Ханса Брауна. Однако пострадавший продолжал смеяться вместе со своими товарищами. Надев хирургические перчатки и маску, я обследовал рану. Я уже знал, что увижу.

— Вы идиот, — сказал я, закончив.

— Но это всего лишь небольшой укус…

— Это смертельное ранение. — Я протянул ему пачку сигарет. — Эта тварь убила вас.

— Но…

— Молчите и слушайте.

Я не мог смотреть ему в лицо: этот здоровяк с темно-русыми волосами, всегда такой веселый, фактически был уже мертв.

— Вы заражены. Завтра проснетесь в прекрасном настроении. Вам захочется расцеловать всех друзей, сделать для них что угодно. Это состояние продлится несколько дней. Затем, будучи все еще необыкновенно счастливым, вы ощутите неодолимую сонливость. Сон перейдет в кому, и через три дня вы станете тварью наподобие этих. — Я указал на «мертвецов».

— Я не понимал… — пробормотал Ханс. Руки его дрожали.

— Да, вы не понимали.

— Есть… хоть какая надежда? — наконец спросил он, собрав все свое мужество.

— Никакой.

Он кивнул и выпрямился. На лице отразилась спокойная решимость, так что я даже ощутил гордость за этого ученого.

— У вас есть пистолет? — спросил он.

— Да. В этом здании имеется котельная, где можно сжечь тело?

Он кивнул и едва заметно вздрогнул:

— Вы пойдете со мной?

— Почту за честь, — ответил я.

Инженер Ханс Браун был сильным и благородным человеком.

После того как мы избавились от тела, инженеры, теперь в полной мере понявшие, насколько проворны и сильны «мертвецы» и насколько страшна переносимая ими инфекция, стали гораздо осторожнее.