"Жив! Слава богу! Но что с ним случилось?! – приподнял голову, огляделся вокруг. – Ведь не я же его… Все! Надо отсюда убираться. Не дай бог, если это дойдет до террян!".

Странно, но даже в этот момент я боялся не осуждения моих действий Советом Торгового Кольца или мести аборигенов, а только того чтобы не доставить неприятности Лавинии. Мотнул головой, словно отгоняя видение ее гневного лица, и тут неожиданно заметил в траве какое-то мерцание. Протянув руку и поднял лежавший в траве нейрохлыст. Увидев, я сразу узнал его. Сработала заложенная в меня информация о Медее. Черная, средней толщины, трубка, из верхней части которой выбивается голубоватое излучение длиной около тридцати сантиметров. Оружие местных полицейских. Присмотревшись к хлысту более внимательно, понял, почему тот получил подобное название. Самая отдаленная от рукояти часть излучения, около трети, постоянно вибрировала, отклоняясь в разные стороны.

"Так это он меня парализатором! Вот ублюдок!".

Хлыст навел меня на мысль. Подойдя с ним к полицейскому, привезшему советника, я секунду колебался, стоит ли это делать, а потом решил, что мои действия вряд ли что изменят в общей картине. После чего я опробовал на полицейском действие нейрохлыста. Эффект оживления превзошел все мои ожидания даже при том, что я выставил его на минимум мощности. Уже в следующую секунду тот, открыв глаза, попытался сесть.

– Не так быстро, дружок, – тихо сказал я ему, держа перед его лицом призрачно-голубоватое колеблющееся лезвие. – Мы еще не поговорили по душам.

– Я ничего не скажу, – прохрипел медеянин.

Могу сразу сказать, что его гордое заявление было первым и последним в нашей дальнейшей беседе. Я не стал взывать к его совести или гражданскому долгу, а сразу приступил к делу. Результат не замедлил сказаться.

– Буду! Буду говорить! – при этом его голос ломался и дрожал, глаза были затянуты мутной пеленой боли.

Грозного фанатика уже не было, а был сломленный, захлебывающийся слюной, простой мужик, готовый выложить все, лишь бы избегнуть боли. Так я узнал, что все трое действительно являются полицейскими из отряда дознавателей, своеобразного подразделения политической полиции. Советник одолжил их для свершения мести у командира подразделения, своего хорошего приятеля. Кроме того, все они, полицейские, их командир и советник принадлежат к клану Баксе. На вопрос, что от меня нужно было советнику, он ответил, что тот хотел отомстить за нанесенное оскорбление.

– А это не означает, что вы меня должны убить?

– Нет, нет, что ты! Мы бы на это не пошли. Избить, унизить – да! Но не убивать.

– Не советую врать. Даю еще одну попытку.

Дознаватель молчал, кривясь от боли.

– Знаешь, в моем мире есть поговорка, которую я для тебя немного переделал. "Каждый человек кузнец своего несчастья". Уловил суть? Нет? Почему-то я так и подумал. Придется провести с тобой еще раз практические занятия для лучшего усвоения народной мудрости, – и голубой извивающийся жгут стал медленно приближаться к посеревшему от страха лицу медеянина.

– Нет! Не надо! Все, что я сказал, это правда! Правда!!

– Вот теперь я вижу, что ты говоришь правду. Вставай.

Я проснулся поперек кровати одетый, в том же положении, как рухнул на нее, как только вошел в номер. Сел. Помассировал плечо, которое подлечил сразу же по прибытии в отель, еще ночью. Сейчас оно отдавало легкой болью только при резких движениях руки. Несколько раз осторожно потянулся, разминая мышцы. Повертел затекшей шеей. После чего стал вспоминать. События минувшей ночи, пропущенные через сознание, сейчас казались мне дешевой театральной постановкой. Нет, я сознавал серьезность положения, в которое попаду, если дело дойдет до властей Медеи, просто сама затея мести со стороны советника выглядела глупым фарсом. Но даже она объяснима и понятна, за исключением непонятного провала в памяти. Кое-какие моменты из воспоминаний были скользкими, расплывчатыми, но они все-таки были, память их зафиксировала, но что произошло мной и советником, так и осталось черной дырой. Спустя некоторое время поняв, что мои попытки восстановить события ничего не дают, встал. Раздевшись, отправил одежду в утилизатор. Затем, заказав завтрак в номер, полез в душ. Не успев закончить с едой, как раздался вызов. Сердце противно екнуло.

"Сколь веревочке не виться, а совьешься ты в петлю".

– Слушаю, – как я не старался держать себя в руках, голос предательски дрогнул.

– Влад, здравствуй, – прозвучал голос Аттены. – Через два часа встречаемся в фойе отеля. Отправляемся на полигон. Не опаздывай.

Связь оборвалась. С невысказанным облегчением я выдохнул воздух, который до этого сдерживал в груди.

"Пронесло!"

Местный порт межконтинентальных перелетов явно уступал террянскому варианту. Если там царила тишина, изящество и тонкость линий, то здесь все выглядело намного грубее и примитивнее. Гул толпы, рев планетарных двигателей садящихся и взлетающих кораблей, непрерывные объявления, мелькание экранов с постоянно меняющейся информацией, все это выводило из равновесия и раздражало. Относительная тишина наступила, только когда мы устроились в салоне корабля. Сам перелет на противоположную сторону планеты, занял не больше десяти минут. Приземлившись, пересели в прозрачный, похожий на громадную каплю, транспорт, который, загрузившись пассажирами, стал постепенно подниматься в воздух, одновременно увозя нас от порта. Небо темнело прямо на глазах, наступал глубокий вечер. Повернувшись, я стал смотреть на приближающийся город, быстро росший на моих глазах, заполняя все видимое пространство. Огромные башни корпусов сверкали на солнце, неповторимой игрой красок, выдавая иной раз совершенно невообразимые световые эффекты. Внизу расстилались улицы – гладкие и широкие. Золотые, красные, серебристые, ярко-зеленые фейерверки реклам взлетали вверх по стенам и замирали в воздухе. Наземный транспорт несся с такой скоростью, что временами напоминал разноцветные полосы. Спустя некоторое время платформа свернула в сторону. Вместо гигантских небоскребов, составлявших центр города, все больше стали появляться отдельные комплексы зданий, окруженные зелеными зонами. Как нам объяснил проводник, встретивший нас в порту, мы сейчас пересекли черту, отделяющую центр города от его жилой части. Вскоре под нами пошла сплошная зеленая зона, которая интереса у меня уже не вызывала.

"Как скоро будет этот полигон? Уже полчаса как едем. Интересно, что это за птички над нами?".

Над нами уже некоторое время крутились две ярко желтые машины с цифровыми кодами на борту, но только я успел о них подумать, как они неожиданно взмыв вверх, почти мгновенно растворились в черном небе. Не успели они исчезнуть, как наша капсула, в свою очередь, резко пошла на снижение, еще секунда – и мы у причальной вышки. Высадившись на широкую, чуть подсвеченную изнутри площадку, подошли к лифту, а еще несколько секунд спустя, оказались на земле. Встречал нас, долговязый и худой, медеянин, в белой, свободного покроя, куртке и таких же брюках. На его груди, как и на груди двоих охранников, стоявших за его спиной, светились мягким светом эмблемы хорошо знакомых мне скрещенных клинков.

– Приветствую вас всех. Я – Угерн, младший помощник главы Института физики полей. Мне поручили встретить вас…

Дальнейшего продолжения его речи я уже не слышал. Нейрохлысты, висевшие на поясах охранников, тут же пробудили еще свежие воспоминания о событиях предыдущей ночи. Зашевелилось, спрятанное глубоко внутри, беспокойство. Вместе с ним пришли сомнения.

"Пока тишина. Или затишье перед бурей? Ждут, когда закончиться эксперимент, а там возьмут меня под белые ручки… Да – а. Интересные мысли. Но что же все-таки произошло?!".

Занятый своими мыслями, я не слышал, что говорил, показывая нам дорогу, абориген в белой униформе. "Очнулся", только оказавшись, у двери отведенного мне номера. Коротко попрощавшись со своими "коллегами", я переступил порог отведенной мне комнаты.