Закончив наконец рисунок, Калли долго его рассматривала. Предстояло самое трудное. Как бы она хотела сохранить его каким-то образом, прежде чем, возможно, испортит красками! Но все же она мысленно видела все цвета. Представляла, как окрасит кончики лепестков в оранжевый цвет, а остальное — в лимонно-желтый.

Высунув от усердия язык, она наклонилась, чтобы положить первый слой зелени на стебель. При этом она постоянно переводила взгляд с рисунка на растение. Да, совершенно точный оттенок цвета стебля… нужно только провести тонкие линии желто-зеленым: прожилки листьев и стебля…

Рен прислонился плечом к косяку двери, наблюдая, как жена склонилась над работой. Судя по виду, она немного не в себе: брови сведены, лоб наморщен, язык высунут. Выглядела она сосредоточенной, смешной и абсолютно неотразимой.

Ему хотелось войти в библиотеку, оттащить Калли от стола, положить жемчужину ей на язык… нет, он хотел, чтобы этот язык болтал без умолку о каких-то детских приключениях, пока он расстегивает ее платье и распускает волосы…

Но Рен ничего подобного не сделал. Он и не подумает потревожить ее или украсть у себя момент созерцания своей прелестной жены. Она воткнула в волосы карандаш, и он торчал над ее бровью, как рог единорога. Она действительно редкостное создание, его безумная Каллиопа.

Калли задумчиво почесала нос, оставив на кончике мазок зеленой краски. Рен закрыл рот ладонью, чтобы заглушить смешок. Жаль, что он не художник. Запечатлел бы эту картинку. Но вместо этого придется ее запомнить. Навсегда.

Тишину нарушали только легкое шуршание кисти и тиканье часов на каминной доске. Рен рассматривал полированное дерево каминной доски и все полки в комнате. Его книги никогда еще не выглядели так прекрасно. Тиканье успокаивало его: долго молчавшее сердце наконец забилось снова.

Калли села, смешно наклонив голову набок, и нахмурилась. Потом стала дуть на бумагу, пытаясь высушить акварель.

Нет, она сведет его с ума, просто пытаясь высушить краски! Он умрет от страсти!

Рен заставил себя отвести взгляд. Ее растение немного пообтрепалось. Калли заметила, что оно вянет, подняла и опустила в кувшинчик с водой, сочувственно покачивая головой.

«Хотел бы я быть этим растением, и чтобы она так обо мне заботилась».

Черт побери, он ревнует к растению!

Что она с ним сделала? Но всего важнее другое: что сделает с ним, когда уедет.

Поскольку на этот раз она окончательно отвлеклась, Рен откашлялся:

— Ты оставила стружку от карандаша на моем ковре.

Калли даже не подняла головы.

— Нашем ковре, — рассеянно поправила она.

Рен замер, хотя перед этим собирался войти в комнату.

«Нашем ковре». Два самых странных в мире слова, способных осветить даже самые темные стороны жизни мужчины.

Стараясь говорить как можно мягче, он показал на рисунок.

— Можно посмотреть?

Она кивнула, хотя, похоже, была не слишком довольна.

— Это самый первый. Я хотела бы попробовать снова, но для этого придется сорвать новый образец.

А, снова скитания по лесу. Рен не мог отрицать, насколько его привлекает еще один день наблюдения за Калли, перебирающейся через ограды. Какое очаровательное зрелище, особенно когда она задирает юбки!

Но тут Рен понял, что взирает на рисунок с некоторым удивлением. Он достаточно хорошо изучил ботанику, чтобы определить, насколько хорошо воспроизведение. Ее рисунок был абсолютно точен. И потом, она ухитрилась создать дополнительное впечатление: при виде первоцвета хотелось думать о прогулке по весенним лугам, слушать пение птиц и чувствовать, как солнце пригревает спину.

«Но для этого придется снять капюшон».

— Мне нравится, — кивнул Рен.

— Правда? — выпалила Калли, глядя на него.

Рен вдруг сообразил, что она всегда это делала, хотя не могла увидеть его лицо. Большинство людей, с которыми он был вынужден иметь дело, либо испытующе смотрели в провал его капюшона, либо старались рассмотреть что-то за его левым плечом или просто опускали глаза. Калли смотрела НА него, сквозь капюшон, словно ткани вообще не было.

— …думаю, чего-то не хватает.

Он с усилием вернулся к теме беседы.

— Мне так не кажется.

Калли нахмурилась и сунула кисточку в волосы. Теперь у нее оказалось два рога. Но Рен не смеялся. Потому что очень старался сдержать смех.

— Думай, желтый цвет слишком бледен, — вздохнула она. — Жаль, что здесь нет моих красок. Эти я нашла в детской.

«У меня есть детская»?

Рен решил послать за красками в Лондон. Их доставят следующим лондонским дилижансом.

— Рад видеть, что ты оправилась от вчерашних испытаний.

Она уставилась на него и покраснела. Он наклонил голову:

— Что тобой?

Калли потеребила увядающее растение.

— Сегодня утром… на подушке была жемчужина.

— Да, — бесстрастно подтвердил Рен. — Ты возражаешь?

Калли поспешно покачала головой.

— Нет, вовсе нет. Просто… ну… я проснулась… ночью… ты был…

— Что?

Черт возьми. Она сейчас скажет все. Будет дергаться, краснеть и спрашивать, спал ли он голым, держа ее в объятиях, а потом придется ее целовать…

— Ничего, — пробормотала она. — Как мы будем искать того, кто меня запер?

Он отшатнулся.

— По-моему, мы уже знаем, что произошло.

Калли мигом просветлела:

— Превосходно! Кто это был? И что ты собираешься с ними делать?

Она свела брови.

— Не стоит наказывать их слишком жестоко. Это была всего лишь злая шутка… Ты сама заперлась, а потом запаниковала. Потому что дверь немного заедало.

— Что?!

Калли не верила ушам. У мистера Портера хватает наглости стоять здесь и говорить…

Она развернулась, зашагала к камину, но тут же вернулась.

— Меня поражает, что ты упорствуешь, отрицая очевидное! Сначала лестница…

— Ты была слишком легкомысленна, подвергая себя опасности, когда залезла на эту древнюю лестницу.

— …а теперь дверь подвала! Я же сказала, что подперла ее бревном!

— Уверен, что, пока ты сидела в темноте, жалела, что не подумала об этом…

— Вот как?

Она снова ринулась к камину.

— Ты невыносимый болван!

Оскорбленный Рен сложил руки на груди.

— А теперь ты мелешь чушь! Признаю, что не поверил твоим рассказам о змеях, но теперь в подвале их не осталось. Работники всех истребили. Возможно, если бы ты хорошенько подумала, прежде чем идти в подвал…

Странный звук, который она издала, нечто среднее между визгом и рычанием, утонул в звоне стали. Рен увидел в ее руках одну из парадных сабель, которые висели скрещенные над камином.

Она снова развернулась, направив на него саблю.

— Продолжаешь называть меня лгуньей и дурой? Защищайся!

При виде хрупкой женушки, размахивавшей саблей, Рен громко рассмеялся.

Но тут же услышал свист стали в воздухе, и верхняя пуговица его жилета отлетела, со звоном приземлившись на полу.

— Что?

Воинственно настроенная Каллиопа встала в боевую позицию. Тонкая бровь поднялась.

— Вооружайтесь, сэр! Или потеряете все пуговицы!

Она бросила ему вторую саблю. Рен механически поймал оружие и покачал головой.

— Понимаешь, что теперь мне придется связать тебя и запереть на чердаке, как других безумных жен из легенды!

Ее улыбка источала сладкий яд, как паточный сироп, смешанный с цианистым калием.

— Вы, сэр, будете слишком заняты, ползая по полу в поисках пуговиц.

Дзинь!

Ад и проклятие!

На этот раз пуговица отлетела с рукава сюртука.

Он встал в позицию. Поединок начался. Рен понял, что она прекрасно владеет оружием, блокируя, парируя удары и почти ухитрившись лишить его очередной пуговицы.

— Вижу, ты прошла неплохую школу.

— Тетя Климми тренировала нас всех, — беззаботно пояснила она. — Дейд лучше фехтует, чем я, но ненамного. Ему не с кем практиковаться. Видишь ли, это так несправедливо, что все братья — младше меня.