— Калли!

— Что?

— Ты не только забыла спросить, хочу ли я этого бала, но и умею ли танцевать.

О черт! О проклятье! О яйца святого Георгия!

Но он тут же рассмеялся и закружил ее в вальсе, и даже хромота ему не мешала!

Калли откинула голову и тоже рассмеялась.

Понаблюдав немного за смуглым представительным господином и его светящейся счастьем женой, остальные тоже последовали их примеру.

Рен смотрел на жену. Темно-синие глаза улыбались:

— Не забывай, ты должна мне жемчужину!

После первого вальса Рен поискал Баттона. Тот о чем-то серьезно беседовал со стройной молодой женщиной в униформе горничной. Рену она показалась очень некрасивой. Но когда девушка присела в поклоне и оставила мужчин, Рен был поражен ее атлетической грацией. Будь она мужчиной, он подумал бы, что перед ним воин, причем опасный и безжалостный.

Что, конечно, было абсурдом.

Он выбросил из головы странную мысль и пронзил Баттона злобным взглядом.

— О чем вы думали, когда шили для Калли такое платье?

Баттон непонимающе уставился на Портера.

— Вам не понравилось? Я посчитал, что цвет ей очень идет.

Рен зловеще прищурился:

— Он прелестен… вот только мне кажется, что вы умудрились одеть Калли в крошечный лоскуток, которого и на галстук не хватит! Может, вам не хватило ткани… скажем… для лифа?

Баттон не пытался скрыть довольную ухмылку.

— Природные достоинства леди делают вас предметом зависти всех здешних мужчин.

Рен сложил руки на груди, подступил ближе и навис над Баттоном — талант, которого он еще не потерял.

— А если мне не нравится, что все мужчины пялятся на… природные достоинства моей жены?

— Я припас кое-что на случай, если ткань не выдержит, — неохотно признался Баттон, отводя глаза, — но это просто испортит линию ее шеи.

Рен, похолодев от ужаса, представил Калли в лопнувшем, не выдержавшем напора платье, схватил отрезок кружева, извлеченный Баттоном из кармана, и отправился на поиски жены.

Он не увидел довольной физиономии Баттона, смотревшего вслед.

Он не удивился, обнаружив Калли в кругу поклонников. И поскольку ему больше всего хотелось перекинуть Калли через плечо и показать всем, кто ее хозяин, он вынудил себя склониться перед женой.

— Если ее милость простит вмешательство, мне нужно обсудить с ней дело чрезвычайной важности.

Калли, прекрасно знавшая, что он никогда еще не был так вежлив с ней, как сейчас, настороженно кивнула и попросила поклонников пригласить на танец своих жен, сестер и матерей.

И только потом вскинула подбородок:

— В чем я провинилась на этот раз?

Вместо ответа Рен схватил жену за руку и потащил вглубь зала, где занавешенная ниша ждала дам, которым вдруг станет дурно, или любовников, которым придет в голову устроить свидание.

К счастью, альков оказался свободен, хотя Рен был готов силой выгнать любого и всякого, кто станет у него на пути. Затащив Калли внутрь, он повернулся и яростно зашипел:

— Поверить не могу, что ты способна носить такое на людях!

Она не стала делать вид, будто не понимает мужа. Просто сложила руки под грудью и ответила вызывающим взглядом.

— Поверить не могу, что ты заметил это только сейчас!

— Не сейчас, — прорычал он. — Сначала я должен был перемолвиться словечком с поставщиком этих лохмотьев! Как ты могла позволить ему одеть себя дорогой потаскушкой?!

— Так тебе это нравится, — улыбнулась Калли, кокетливо вздыхая. Рен увидел краешек ареолы, показавшийся над вырезом, и едва не проглотил язык. Ткань вот-вот не выдержит!!!

Он выхватил из кармана кружева.

— Надень это!

Она презрительно пожала плечами.

— Ни за что! Это испортит линию лифа!

Рен шагнул к ней. Ближе. Еще ближе. Больше он не испытывал ревности. Все, чего он хотел, — повалить ее на диван и поцелуями стереть с губ понимающую улыбку. Стереть шутливый тон с языка, заполнив ее рот своей плотью, натягивавшей перед брюк.

Калли не отступила. Не отступила, пока он не вынул из жилетного кармана жемчужину, которую она отдала ему за первый вальс.

— Открой рот.

— Не посмеешь, — прошипела она.

Он коснулся жемчужиной ее губ.

— Открой рот.

Она нервно облизнула губы и встревоженно глянула в сторону бального зала, отделенного от ниши тонкой занавесью.

Может, он действительно зашел слишком далеко? Она не хочет…

Но тут их взгляды встретились. Ее глаза пылали. О да! Она хотела.

Его губы дернулись в улыбке.

Она открыла рот.

Он положил жемчужину ей на язык, наклонился и прошептал:

— Не двигайся, не издавай ни звука. Что бы ни случилось, ты не должна реагировать.

Она сжала жемчужину в губах, но не кивнула. И посмотрела в сторону. С таким же успехом она могла быть выточена из камня. Идеальная статуя Богини Весны.

Прекрасно.

Рен уронил трость на ковер и поднес к ее лифу отрезок кружева. Собственно говоря, он хотел только заставить Калли замолчать, пока приводит ее в приличный вид, но молчаливая покорность жены воспламенила кровь. Как всегда.

Рен медленно засунул кружево за вырез платья. Оно тоже было прозрачным, с таким тонким рисунком, что почти не закрывало сосков, норовивших выглянуть из-за выреза. Он спрятал их, при этом покатав между пальцами.

Они мгновенно затвердели, как затвердела его плоть. Мятежные розовые кончики продолжали рваться наружу, словно умоляя его о ласке. Стоило слегка их потянуть, чтобы они снова показались на свет. Нагнувшись, он принялся ласкать сосок, обводя его языком. А потом стал играть с маленьким влажным бутоном, пощипывая его и втягивая в рот второй.

Потом продолжал тянуть и сжимать соски, наблюдая за лицом Калли. Оно оставалось бесстрастным, но она ничего не могла поделать с участившимся дыханием. Он продолжал нежно щипать и перекатывать нежные холмики соблазнительной плоти.

— По ту сторону занавеси, леди Портер, собралось не меньше сотни человек. И все гадают, куда вы подевались. В любой момент кто-то может отдернуть покров и обнаружить вас в этом постыдном состоянии.

Он сильнее ущипнул сосок, глядя в ее каменное лицо. Еще сильнее. Она тихо охнула, не отводя глаз от точки за его левым плечом.

Он снова вытащил отрезок кружева и медленно провел по ее закаменевшим чувствительным соскам. Ее веки слегка дрогнули, и Рен ощутил, как по ней прошёл озноб вожделения.

— Заведи руки за спину.

Она не пошевелилась. Никакой реакции, как он и требовал. Поэтому он зашел за спину, отвел ее руки назад и обмотал кружевом. Сначала он хотел так и оставить тонкие путы, чтобы их можно было снять в любой момент.

Но темный прилив желания и жажды обладания уже поднялся в нем, и он затянул тугой узел. Она беспомощна и полуобнажена на собственном балу!

Вожделение становилось нестерпимым.

Она принадлежит ему.

Ему!

Одинокие годы, необходимость скрываться, подлое предательство превратили обычные мужские желания в нечто кипящее в глубине. Он не просто хотел ее. Он требовал! Должен иметь ее, иметь рядом, владеть и сделать так, чтобы она это знала.

Поэтому он связал ее и высвободил груди из тугого лифа. Прижал к стене ниши и припал к соскам. Жесткие руки тискали мягкую плоть, пока у Калли не перехватило дыхание. Он втянул ее в рот, нетерпеливо покусывая, алчно пожирая заживо.

Но этого оказалось недостаточно. Он хотел больше, намного больше. Если бы он мог вобрать ее в себя и оставить там навсегда, то и этого было бы недостаточно.

А она?

Он снова взглянул ей в лицо, по-прежнему замкнутое и отчужденное, но щеки ее горели, глаза блестели, а дыхание было прерывистым. Она возбуждена не меньше него.

Взять ее прямо здесь, распять на диване, и черт с ним, с платьем, черт с ним, с балом. Заставить ее вопить в десяти шагах от гостей?

ДА!

Или прижать к стене, заставить обхватить ногами его бедра, обнять связанными руками шею, стиснуть мягкую попку, пока он врывается в нее?