Рен невольно рассмеялся.

— Нет, это довольно известная вещь, но большинство леди отказались бы от того, что ты делаешь так хорошо.

— Но почему? — удивилась она. — Другому они тоже отказали бы?

Рен с каждой секундой терял способность сосредоточиться.

— По моему опыту — нет.

Прежде чем он успел удержать ее, она соскользнула вниз и опустилась перед ним на колени.

— Калли, я… — пытался протестовать Рен.

Ее горячие губы обхватили его. Он вцепился в подлокотники кресла и застонал, погрузившись в наслаждение настолько, что не мог думать.

Калли глубоко втянула его жезл и стала кругами водить по нему языком. В следующий раз нужно не забыть про жемчужину.

Она хотела, чтобы он взял ее, и ей нравилась длительная прелюдия, что говорило в пользу Рена. Поэтому она не торопилась и ласкала его долго, продлевая сладостную пытку, пока он не проник еще глубже, желая войти в нее.

Да.

Она оставила его в кресле задыхающимся и трепещущим и откинулась назад, упираясь ладонями в ковер и раздвинув бедра, при этом жарким взглядом окидывая мужа сквозь пряди упавших на лоб волос.

— Я хочу, чтобы ты вошел в меня, — прошептала она.

Синие глаза сияли, как полуденное небо, но Рен не отпустил подлокотники кресла. Очевидно, все еще колебался. Тогда Калли призвала на помощь чары волшебного неглиже и повела плечом. Бретелька упала. Лиф соскользнул.

Он стремительно обрушился на нее, завладев губами, вжимая в пол, одной рукой проникая между бедрами, одновременно поднимая подол и раздвигая ноги коленями.

Калли вцепилась ему в волосы и неистово стала целовать в ответ, словно предлагая себя, если он только примет ее и возьмет.

Так было всегда.

Так не было никогда.

Его набухший стержень прижался ко входу в лоно. Рен помедлил, но она уже успела довести его до предела. И он одним рывком вошел в нее.

Она взвизгнула. Он замер.

— О нет! О, Калли, прости. Я остановлюсь…

Он попытался выйти из нее.

Как больно!

Калли сжала его ногами, обвила ими талию и не пустила дальше.

— Нет, дорогая, пожалуйста, дай мне выйти.

Она снова поцеловала его, пытаясь отвлечься от разрывавшей ее боли.

Рен осторожно обнял ее и стал целовать, жарко, исступленно, разжигая страсть, пробуждая желание с новой силой.

Острая боль превратилась в жгучую, а потом почти утихла. Она почувствовала, что снова увлажняется. И сжала его еще крепче.

Когда тело ее чуть расслабилось, когда пальцы, запутавшиеся в его шевелюре, разжались, он немного высвободил свое копье. Лицо застыло, словно маска.

— Ты… не из терпеливых… верно?

Калли тихо, прерывисто засмеялась.

— Нет, я упрямая, что не одно и то же.

Он снова поцеловал ее, нежно, соблазняюще, покусывая губы, проникая языком в рот. Она чувствовала это, чувствовала, как тает под его прикосновениями, чувствовала голод, чувствовала жар.

Рен стал погружаться в нее медленно, но решительно. Она расцепила ноги, и он продолжал двигаться между ее коленями. Двигался на ней, в ней ее темный любовник, ее муж, человек, которого знала она одна. Его язык проникал в ее рот. Точно так же, как его фаллос погружался в ее лоно.

Когда он медленно проник до ее сокровенных глубин, Калли ощутила резкую боль. Когда самая толстая часть его стержня растянула вход, она ощутила жжение. Но в промежутках, о да, она нежилась в сладостном потоке наслаждения, которое он ей дарил.

Как ласкал внутри. Как открывал для нее все новые ощущения. Как владел ею. Как отдавался ей…

«Я люблю тебя».

Она не сказала этого вслух. Не время. И все же. Она любила его… любила вкус этого человека, текстуру кожи, его ум, сердце и чувства.

Он этого не знал. Он думал, что владеет ее телом. Думал, что владеет ее ощущениями. Ему не нужно ее сердце. Не сейчас, когда он только что стал обретать свое.

Но тут прилив ощущений унес все мысли, покачивая на теплых солоноватых волнах наслаждения, чуточку оттененных болью. Он целовал ее снова и снова, словно не мог насытиться.

Но тут она тоже обрела ее, золотую лестницу блаженства, спиралью уходившую в бесконечность, зовущую вверх…

Он должен двигаться быстрее, она хочет большего… прямо сейчас.

Рен почувствовал это, догадался и стал вонзаться в нее с большей силой. И оторвался от ее губ, чтобы она могла ловить ими воздух и стонать, и кричать, а потом рассыпаться в сладких содроганиях. Рен успел сделать еще один выпад, еще…

Но тут вожделение одолело его.

— Калли, — тихо простонал он, прежде чем исторгнуться в нее, в свою невесту, в свою жену, в свою женщину. Он простонал ее имя и понял, что наконец обрел дом.

Калли заснула на ковре, обвив его ногами и уткнувшись в его подбородок. Рен держал ее в объятиях. Ее волосы падали ему на грудь, остатки непристойного платья накрывали чресла.

Она необыкновенная.

И когда-нибудь покинет его.

Прошлой ночью он отдал ей половину ожерелья. Она вернула одну жемчужину, чтобы заставить его снять капюшон.

Когда он попытался аннулировать сделку, она остановила его резким жестом.

Он хотел, чтобы она осталась.

Она хотела вернуться к семье. Все совершенно очевидно. И часу не проходило, чтобы она не упоминала о родных с такой тоской… хотя сама этого не сознавала.

Он не тосковал ни по одному человеку так, как она страдала без семьи. Хотя боялся, что скоро начнет изнывать от тоски.

Калли пошевелилась и обняла его. Открыла глаза и сонно уставилась на мужа.

— Тебе неудобно на полу.

Ему было неудобно, но он не выпустил бы ее из объятий даже за власть над всем миром.

— Раньше я заметила, что в этой комнате есть прекрасная кровать.

— Хм-м-м…

Он украл поцелуй. Потом другой. Целовать Калли… как можно от этого отказаться?

Она дернула за переливающийся шелк, который Рен придавил своим телом.

— Это ты во всем виноват, — проворчала она.

— Разве? — улыбнулся он.

Она попыталась вытащить из-под него юбки, но быстро устала и снова легла.

— Да. Ты решил быть благоразумным настоящим рыцарем.

— А ты решила взять дело в собственные… руки.

Задорно усмехнувшись, она сжала его фаллос.

— Благоразумию нет места в спальне, сэр.

Кровь резко прилила к члену, лишив дара речи. Вместо ответа Рен потянулся к лифу ее неглиже и разорвал, обнажив груди.

Калли охнула, но тут же проворковала:

— Вы способный ученик, сэр.

Он не вошел в нее, потому что знал: Калли скроет, что ей еще больно. Поэтому они ласкали друг друга руками и губами. Она кончила, содрогаясь в его объятиях, пока он нежно ласкал ее лоно. Он излился в ее рот, сжимавший его плоть.

Когда сердце умерило бег, Рен поднял ее из обрывков вконец испорченного неглиже и голую отнес на кровать. Уставшая Калли позволила уложить её, укрыть и бессильно обмякла, когда муж лег рядом и обнял ее.

— Это платье… как ты его назвала?

Она утомленно улыбнулась и сонно поцеловала его.

— Думаю, теперь оно называется «лохмотья на полу».

Рен очнулся от глубочайшего, спокойнейшего сна, какого давно не знал, и увидел, что Калли сидит на кровати, скрестив ноги, и играет с жемчужинами, лежавшими в подоле ее голубого платья.

Для Рена жемчужины олицетворяли постыдную сделку и неизбежную потерю Калли. Когда она чувственным жестом провела пальцами по сверкающим шарикам, он почувствовал, как сердце болезненно сжалось.

Он накрыл ладонью ее руку.

— Пожалуйста. Я не могу смотреть на них, не вспоминая о всех бесстыдных вещах, которые хотел с тобой сделать.

— Как?! Разве есть что-то еще? — ахнула Калли.

Боже, он породил чудовище.

— Калли, нет. С моей стороны было нехорошо использовать тебя таким образом. Я… забылся. Не хочу, чтобы эта тьма вновь легла между нами.

— Они приятны, эти бесстыдные вещи?