Себастьян был наслышан о шевалье, дерзком юноше, довольно вспыльчивом и смешливом, всеобщем любимце. Он с удивлением взглянул на Моргану.

– Вардана сочли неподходящей партией?

– Разумеется. Знатность его рода никто не оспаривал. По происхождению он стоял даже выше, чем мать Гиневры. Но сам Вардан не имел ни гроша за душой. Все, что он мог бы унаследовать, пропало в революцию.

Насмешливый тон, с каким она отозвалась о матери Гиневры, вызвал у Себастьяна интерес.

– Расскажите мне о матери леди Англесси.

И вновь прозвучал снисходительный смешок.

– Что касается Гиневры, то она очень гордилась мамашиным семейством.

– А разве не следовало?

Моргана втянула щеки и от этого стала выглядеть еще старше и неприятнее.

– Ее мать, Кэтрин, не принадлежала к лучшим семействам. Говорили, будто ее прабабку сожгли на костре как ведьму.

Это была одна из маленьких грязных тайн Западного христианства, безумная охота на ведьм – проявление ненависти и подозрительности, которые, сплетясь в одно целое, нашли себе безопасную мишень, самых незащищенных членов общества – женщин. Виконт знал, что пока безумство не прекратилось, в Европе погибли на костре около пяти миллионов женщин. В некоторых деревнях истерия достигла таких высот, что когда все закончилось, там не осталось в живых ни одной женщины.

– Если это правда, – сказал он, глядя на взмокшую под солнцем толпу, которая теперь притихла и, затаив дыхание, замерла в ожидании; тем временем мадам Блан-шар заперла дверцу своей маленькой плетеной лодочки закуталась в теплое пальто, – то следует винить тех, кто послал ее на костер, а не саму бедную женщину.

Тут кто-то закричал:

– Пусть летит!

Канаты перерезали, и толпа взревела в приветственном крике, увидев, как шелковый шар взмыл вверх и полетел высоко над деревьями.

– Возможно, – согласилась Моргана. Она, как и Себастьян, не отводила взгляда от поднимавшегося вверх шара. – Хотя поговаривали, что ее бабка тоже была ведьмой. Она вроде бы околдовала не кого-нибудь, а самого принца и даже умудрилась родить от него ребенка.

На высоте шестисот или семисот футов шар попал в воздушный поток и начал быстро удаляться на запад, солнце ярко освещало его упругие шелковые бока. Вскоре корзинка с миниатюрной француженкой стала такой маленькой, что ее почти нельзя было разглядеть. Наблюдая за этим, Себастьян мучился каким-то странным двойственным чувством. В ушах его стоял гул, щеки внезапно вспыхнули, словно его обдало жаром.

– Какого принца? – спросил он, хотя уже знал ответ прежде, чем тот прозвучал.

– Джеймса Стюарта. Того самого, которого позже короновали как Якова Второго.

– Должно быть, это совпадение, – сказал Пол Гибсон полчаса спустя. – Какое отношение имеет Яков Второй к убийству бедной юной маркизы?

Они находились в заросшем сорняками дворе между домом Гибсона, где располагалась его приемная, и небольшим каменным строением, в котором он проводил некрытая. Себастьян сидел на каменной скамье с пинтой эля в руке, а хирург возился у большого горшка, висящего над костром. В горшке что-то бурно кипело.

– Когда дело касается убийств, то я не особенно верю в совпадения, – сказал Себастьян, с сомнением поглядывая на содержимое железного котла. Гибсон слегка помешал в нем поварешкой, и на поверхность выплыло нечто, подозрительно напоминавшее человеческую кость. – Прошу, скажи, это не…

Гибсон поднял на него глаза и рассмеялся.

– Господи, нет! Это скелет овцы, который я готовлю для лекции по сравнительной анатомии. А ты, наверно, подумал, что я варю на обед жертву убийства, которым ты занимаешься? Сегодня с утра пораньше приходил Англесси и забрал тело своей жены. По-моему, он собирался похоронить ее сегодня днем, а не ждать вечера. – Гибсон подбросил в огонь еще одно ведерко угля, потом утер лоб рукавом, – Не могу сказать, что он торопится. Для июня чертовски жарко. Жаль, ты не приехал раньше, я бы тогда показал тебе кое-что интересное.

Себастьян вдоволь насмотрелся на трупы во время войны. Он решил, что предпочтет запомнить Гиневру Англесси красивой, жизнерадостной женщиной, какой она когда-то была, и не связывать ее образ с препарированным трехдневным трупом.

Костер начал дымить, и Гибсон неловко опустился рядом с ним на колени, чтобы поворошить палкой поленья.

– Если, как ты говоришь, маркиза выехала из своего дома на Маунт-стрит вскоре после завтрака в среду, то, скорее всего, ее убили здесь, в Лондоне, или где-то неподалеку. Она просто не успела бы доехать до Брайтона.

– Ты уверен, что она умерла сразу после полудня?

Гибсон кивнул.

– Или тем же утром. Не позже. Я думаю, что после того, как ее убили, ее тело обложили льдом, погрузили в повозку или карету и отвезли в Брайтон. После смерти кровь в теле подчиняется законам притяжения. Если тело оставить на спине в течение нескольких часов сразу после смерти, тогда вся кровь стекает книзу, поэтому эта часть тела становится багровой.

– Так и случилось с Гиневрой.

– Да.

Себастьян уставился в глубину двора, где рос заброшенный розовый куст, покрытый распускающимися нежными бутонами. К тихому гулу пчел примешивался шепот каштана над головой.

– Она носила ребенка?

– К сожалению, да. Ребенок должен был родиться примерно в ноябре. Кстати, это был мальчик.

Себастьян кивнул.

– А что насчет кинжала?

– Его воткнули спустя несколько часов после отравления.

Себастьян с шумом выдохнул.

– Так она была отравлена?

– Думаю, да. У нас нет способа проверить это сейчас, но я думаю, что в ход пустили цианид. Если помнишь, кожа у нее была чересчур розовая. Иногда можно уловить горький запах миндаля, но только не спустя столько часов после смерти. Яд действует очень быстро – через пять или десять минут при достаточной дозе. Смерть сопровождается сильной болью и грязью.

– Ты имеешь в виду рвотой?

– Да. Помимо всего остального.

– Но на одежде не было никаких следов.

– Это потому, что тело вымыли и переодели – в чье-то чужое платье.

Себастьян недоуменно покачал головой.

– С чего ты взял, будто платье на ней было чужое?

– Это просто. Оно ей чересчур мало. – Отложив в сторону палку, Гибсон неловко поднялся с земли и скрылся в маленьком каменном строении. Через секунду он вышел оттуда с платьем в руках. – Гиневра Англесси были необычайно высокая женщина – не меньше пяти футов восьми дюймов, – Он расправил складки зеленого атласа. Это платье было сшито на женщину пониже – тоже высокую, но, видимо, не больше пяти футов и пяти или шести дюймов ростом, к тому же не такую полную. Вот почему шнуровка была развязана, а рукава спущены с плеч. Платье просто не подошло по размеру.

Себастьян забрал у хирурга платье.

– А белье?

– Никакого белья на ней не было.

Себастьян взглянул на друга. Среди куртизанок и даже некоторых дам, вроде скандально известной Каролины Лэм, было принято обходиться без корсетов и тонких сорочек, которые полагалось носить под легкими платьями. Но леди Англесси принадлежала к другому типу.

– Когда ты увидел тело в среду вечером, туфель на нем не было? – поинтересовался Гибсон.

– Да. А что?

– А ты не заметил вечерних туфелек где-нибудь рядом, на полу, или, скажем, задвинутых под диван?

Себастьян подумал секунду, потом покачал головой.

– Нет. Но я их и не искал.

Гибсон кивнул, задумчиво поджав губы.

– Зато я искал. В комнате их не было. Ни туфель, ни чулок.

– Так ты хочешь сказать, кто-то отравил Гиневру цианидом, подождал, пока у нее не закончится агония, после чего обмыл тело и переодел в вечернее платье с чужого плеча?

– Да, похоже на то. И они либо не смогли достать белье, чулки и туфли, либо те, которые у них были, оказались безнадежно малы.

– И это наводит на мысль, что, видимо, убийца не знал размеров своей жертвы либо просто не подумал, что из вещей ему понадобится.