— Думаю, что нет.

— Возможно, непреднамеренно, но твой дух тянет в разные стороны, и, как все человеки, ты легко сбиваешься с толку. Все перемешивается, и ты не отличишь, что верно и достойно, а что нет.

Два бодрящих утренних разговора! Я пошел заняться ханацином, а потом проверить съестные продукты, которые генерал экспроприировал у человеков.

Из журнала Сандерс Никласа и так далее

Полет проходил точно по плану. Они совершили первую переброску, следуя инструкции врагов, и оказались неизвестно где. Их встретил хварский корабль и передал новые инструкции. Они отправились дальше, а хварский корабль остался проверить, не следует ли кто-нибудь за ними. Это повторилось еще два раза, и тогда, после четвертой переброски они добрались до вражеской станции. Небесное тело, вокруг которого она обращалась (на большом безопасном расстоянии), не испускало видимого света, и станция оставалась просто изображением на экране компьютера в наблюдательной рубке — короткий толстый цилиндр, больше всего походивший на консервную банку с супом.

Как было условлено, их космолет затормозил на большом безопасном расстоянии от банки с супом, и они начали ждать прибытия хварского челнока. Анна упаковала вещи. Решить, что именно взять с Земли, было нелегко, а теперь пришлось принимать новые решения. Какую одежду выбрать для самых первых переговоров с инопланетными врагами в их собственном пространстве?

Удобную одежду, допускающую разные сочетания. Одежду, которую легко стирать и не надо гладить.

Но сверх того один ансамбль, который ослепит голубые равнодушные глаза инопланетян. А если не инопланетян (кто знает, что способно их ослепить?), так других членов ее делегации или же Никласа Сандерса, человека с приятном улыбкой и не такой уж приятной историей. А впрочем, она же не знает, будет ли он участвовать в новых переговорах.

Кончив собирать вещи, она поднялась в наблюдательную рубку, где на экране жестянка с супом поворачивалась, вращаясь вокруг своей длинной оси.

Там уже сидел один из ее товарищей, молодой дипломат Этьен Корбо.

— Не понимаю! — сказал он. — Ведь этим станциям можно придать любую форму. Почему же они выбрали такую безобразную?

— Возможно, они видят ее по-иному. Красота в глазах смотрящего, если вспомнить старинную поговорку.

Этьен покачал головой.

— Я верую в эстетические абсолюты. Мораль относительна, но в искусстве заключена истина.

— Чушь собачья.

— Вам придется отучиться от некоторых выражений, милая Анна.

С какой стати? Она включена в делегацию лишь по одной причине: враги попросили послать именно ее, Перес Анну. Хвархаты знают, что она не дипломат, и, наверное, не ждут, что она будет выражаться, как Этьен.

Вражеский челнок прибыл, и дипломаты перешли на него — широкозадые земляне расположились на широких инопланетных сиденьях. Она была среди них единственной женщиной: хвархаты специально это оговорили.

В челноке пахло чем-то непривычным. Хвархатами, решила Анна секунду спустя. За два года она успела забыть их запах, а тут вспомнила почти сразу. Он не был неприятным, просто нечеловеческим.

Экипаж челнока был в шортах и сандалиях. Все держались очень вежливо. Это их свойство она тоже запомнила, когда в первый раз встретилась с хвархатами на планете псевдосифонофор. И двигались они с непринужденной грацией, видимо, характерной для всей расы. А вот выглядели более чуждыми, чем тогда. Из-за того, что были без формы? И было видно, какие они мохнатые? Или причина — их соски? Их у них оказалось четыре — две пары больших темных, четко выделяющихся на широкой мохнатой груди.

Сколько детей хвархаты рожают одновременно? Анна провела специальное исследование, но материала о хвархатах было слишком мало, а об их женщинах и того меньше.

— Меня от них всегда просто дрожь берет, — сказал Этьен. Он сидел рядом с ней.

— Почему?

— Их глаза. Руки. Мех. Их агрессивность. Вас же не было в лагере в момент нападения.

Нет. Она была захвачена человеческой, военной разведкой.

Она ощутила толчок. Челнок отделился от земного космолета «Посланец Мира». Минуту спустя сила тяжести в нем уменьшилась, и Анна проверила ремни.

Полет был самым обычным. Двигатели заработали, отключились, опять заработали. Сила тяжести все время изменялась. Смотреть было не на что кроме стенок без иллюминаторов. Неужели хвархаты не используют других цветов кроме индустриальных? И почему их индустриальные цвета совпадают с земными? Конечно, ей ничего не известно об их зрении. Возможно, эти стенки покрыты яркими узорами, невидимыми для нее. Возможно, когда инопланетяне смотрят на разные оттенки серого, они видят — кто знает, что они видят? Ослепительные радужные краски?

Вокруг нее нервно переговаривались дипломаты. Не касаясь ничего важного — инопланетяне могли подслушать. В ряду перед ней посол рассказывал о своих гладиолусах, а Этьен рассказывал, как в последний раз был в нью-йоркском Музее современного искусства.

Час спустя новый легкий толчок. Челнок пристыковался. Двери открылись, и делегация выплыла по воздуху в коридор с помощью инопланетян, которые сами в воздухе не парили. Видимо, подошвы их сандалий прилипали к полу.

Совсем как прибытие на человеческую станцию, подумала Анна. Лифт доставил дипломатическую делегацию от оси к краю. Когда лифт остановился, они больше не парили, а с достоинством вышли в коридор. Хвархатские космолетчики проводили их по коридору в большую ярко освещенную комнату с серо-бежевым ковром. Воздух был прохладным, пахнул машинами и инопланетянами: их там стояло шестеро, одетых в шорты до колен — и только.

— Ну, что за костюмы! — сказал Этьен.

Анна тоже предпочла бы облегающую форму, которую хвархаты носили прежде. Однако теперь они явно чувствовали себя вольготнее, хотя и менее походили на воинов космической эры.

С официальным приветствием к ним обратился очень толстый хвархат, говоривший с сильнейшим акцентом. Не первозащитник. Почему его тут нет? Посол произнес ответную речь. Анна стояла позади других, и ей было плохо слышно, но в любом случае казенные фразы ее не интересовали. Она обвела взглядом хвархатов, и один показался ей знакомым — невысокий, темный, подтянутый. Он взглянул в ее сторону, и на секунду их глаза встретились. Он тут же отвел их и улыбнулся. Очень знакомой улыбкой: мимолетной, сверкающей, короткой, как его взгляд. Хей Атала Вейхар.

Когда обмен любезностями закончился, он подошел к ней.

— Мэм Перес!

— Дозорный Хей Атала!

— Вы меня помните. Я рад. Но должен сказать вам, что меня повысили. Теперь я держатель.

— Поздравляю.

Он сверкнул улыбкой.

— Как вы знаете, было решено, что вам следует жить подальше от мужчин. Я провожу вас в отведенное вам помещение.

Она сказала об этом остальным делегатам. Этьен явно встревожился. Помощник посла сказал:

— Мне это не очень нравится, Анна.

Начальник охраны попросил ее быть осторожнее. Хей Атала ждал с вежливым терпением.

Минуту спустя они уже шли по коридору. Точно такому же, как все остальные на хварской базе — большому, пустому, серому и полному инопланетян, куда-то спешащих с обычным уверенным видом.

— Я прочел «Моби Дика», как вы посоветовали, — сказал держатель. — Очень хорошая книга и почти совсем пристойная. Я… как это говорится?… допекал Сандерс Никласа, чтобы он ее прочел. Мне хотелось бы обсудить ее с человеком. Может быть, пока вы здесь…

Они свернули в поперечный коридор. Анна посмотрела вперед и увидела высокую худощавую фигуру. Он стоял лицом к ним, скрестив руки и прислонившись к серой стене. Ноги он тоже скрестил и опирался только на одну. Все такой же. В ее памяти Никлас всегда горбился и расслаблялся. Если не считать их последней встречи.

Он выпрямился, отошел на шаг от стены и опустил руки так, что они не соприкасались с боками. Видимо, это была формальная поза — руки параллельно бокам, пальцы сжаты, ладони повернуты вперед, большие пальцы отогнуты вверх. Что это означает? «У меня ничего не спрятано ни в руках, ни в рукавах?»