В'орннам оставалось только гадать, как саракконы воспринимают оккупацию северного континента. Между ними и в'орннами существовало ненадежное молчаливое соглашение. В'орнны не видели смысла тратить кхагггунов и ресурсы на колонизацию негостеприимного юга. Кроме того, гэргонам требовался доступ к радиоактивным соединениям, которые производили саракконы. Поэтому саракконов предоставили самим себе — пока они были согласны продолжать торговать с в'орннами. Как это влияло на их взаимоотношения с кундалианами, тоже оставалось загадкой.

Потратив много времени и труда, Курган ухитрился завязать знакомство — признаться, весьма непрочное, — с саракконским капитаном по имени Курион. Он намеревался опровергнуть прописную истину: никогда не знаешь, как себя вести с саракконами.

Курган прошел мимо “Недужного духа”, белокаменного приюта, где семья прятала его слабоумного брата Терреттта. По крайней мере он полагал, что брат еще там. За десять лет он ни разу не зашел. Да и к чему? Чем меньше о нем думать, тем лучше. Только сестра Маретэн навещала Терреттта. И немудрено. Этот идиот один мог слушать ее бредни о возрастании роли тускугггунов в в'орннском обществе.

Посмеиваясь про себя, окутанный ароматным облаком дыма лааги Курган вышел к порту. Дальше раскинулось море Крови, отражающее городские огни, как зеркало, — огромное пространство, принадлежащее только саракко-нам. Ходили слухи о саракконских моряках, проводящих на кораблях многие годы, даже не видя земли. Как можно хотеть выйти в море?! Ему бы наверняка все надоело через несколько дней.

Оказавшись недалеко от калллистота, Курган начал высматривать саракконов. У них у всех были волосы на лице — густые, курчавые, унизанные ракушками: закрученные, остроконечные и намазанные маслом длинные усы и острые треугольные бородки. Выбритые черепа, как и большую часть тел, покрывали татуировки непонятных рун. Среди свирепых и любопытных моряков были только мужчины. Где их женщины, оставалось лишь гадать.

Для одежды саракконы брали легчайшие кундалианские ткани, однако поскольку они жили в теплом тропическом климате, то носили не обычные одеяния, а складчатые юбки до колена. Талию охватывало что-то вроде широкого пояса, сплетенного из высушенного морского винограда, со свисающими спереди узорами из узелков, каждый из которых что-то обозначал — возможно, общественное положение или еще что-то. На ногах — высокие сапоги из сверкающей кожи ската, выдубленной в чанах с морской солью и ртутью. Намазанные маслом тела прикрывали жилеты без рукавов из шкуры акулы, жесткие, как пластины брони, — о них можно было сильно поцарапаться. На бедре обычно висели прямой длинный кинжал из темной стали и блестящая кривая сабля с гравированным клинком из носа ископаемой рыбы-пилы и рукоятью из резного коралла или костей морского кора.

Вскоре Курган увидел знакомца. Хотя Курион был капитаном собственного корабля, сараккон никогда не приглашал Кургана на борт. По мнению Кургана, Курион был старше него от силы лет на десять. Это был умный, напористый и самоуверенный торговец. Курган пока не сумел найти у него слабого места. К своему большому удивлению, юноша обнаружил, что восхищается саракконом. Может, Курион во многих отношениях и примитивный дикарь, но о торговле он знал больше всех, включая Бенина Стогггула. У такого мастера можно многому научиться.

Как требовал саракконский обычай, Курган не подошел к приятелю, а замешался в потную толпу, окружающую арену калллистота, и встал так, чтобы Курион наверняка его увидел. Курион разговаривал с двумя высокими моряками-саракконами — по-видимому, со своего корабля. Хлопок в ладоши — это означало, что ставки на противников сделаны, а потом подняты и удвоены. Зажатый в толпе Курган сумел бросить взгляд на арену. Плотный месагггун с нависшими бровями — в мозгу размером с праэн явно не умещалось ничего, кроме костей, — был выставлен против молодого баскира с широкими мощными плечами, узкой талией и мускулистыми ногами. Видимо, новичок. Курган никогда раньше не видел его на калллистоте.

— Ты разнюхал их? Кого предпочитаешь?

Курган не обернулся. Он узнал голос Куриона и был рад, что капитан подошел к нему на саракконский манер, не упоминая имени и никак не здороваясь.

— Я только что пришел. — Курган знал, что времени на ответ мало. И решил держаться так же самоуверенно, как любой сараккон. — Но тут нечего долго думать. Мне нравится месагггун.

— В таком случае мы могли бы заключить пари. — У Куриона было надменное гладкое лицо с темными глазами и кривоватым ртом, отчего казалось, будто ему все время весело. В бороду вплетены резные руны из лазурита и жадеита, на пальцах огромные кольца со звездным сапфиром, рубином и рысьим глазом. Сапоги из кожи ската выкрашены в темно-оранжевый цвет. — Хотя у ничтожества вроде тебя не хватит средств, чтобы пари было целесообразным.

— Если бы я не приготовился ставить, я бы рта не открыл. — В саракконских кругах пари было почти священным ритуалом. Если у тебя есть мнение о чем-то — о чем угодно, — лучше быть готовым заключить об этом пари, как всегда делали саракконы. Иначе можно растерять последнее уважение. — Я поставлю двадцать.

— Мы выложим пятьдесят.

Курган знал, что сараккон изучает его. Иногда у юноши возникало тревожное чувство, что Курион терпит его присутствие просто потому, что забавляется.

— Пятьдесят меня тоже устроит, — сказал он, решив играть, как сараккон. Конечная ставка никогда не бывает такой, как предлагается сначала. Это было бы страшным оскорблением.

— Это все, что ты можешь наскрести? Абсолютный минимум? Ну ладно. Пятьдесят. — Когда пари было заключено, сараккон рассмеялся. — Ты давненько не бывал на калллистоте, Стогггул. Приятно будет взять твои деньги. Этот баскир побеждает уже две недели.

Кургану, попавшемуся в расставленную Курионом ловушку, отчаянно надо было поддержать самоуверенный вид. Он понимал цель Куриона. Испытание: посмотреть, достоин ли юный в'орнн быть принятым в компанию.

— Если ты так считаешь, то нам следовало бы поднять до ста семидесяти пяти.

— Ого! — воскликнул Курион. — Ну и ну! Мы с удовольствием поднимем ставку!

Конечно, безрассудное пари. У Кургана не было ста семидесяти пяти. Но это не будет иметь значение, если он выиграет. Он постарался не думать о другом исходе.

В сопровождении пары саракконов, с которыми Курион заключал пари раньше, они пробрались к ограждению калллистота. Толкающаяся толпа как по волшебству расступалась перед Курионом и снова смыкалась, едва они проходили. Довольно скоро знакомцы оказались в первом ряду. Как раз вовремя. Схватка начиналась.

Пятиугольная арена калллистота была устроена просто: три нити заряженной ионами проволоки, натянутые между легированными стойками. Идея тоже не отличалась богатством замысла: прижать противника к проволоке, где его оглушал ионный разряд. Разряд, разумеется, действовал на всех по-разному, и ходили слухи, будто есть способы выработать некую привычку к вызывающей мышечные спазмы боли. Курган сам видел, как один боец продержался двенадцать секунд.

Началась беспощадная схватка. Слышалось только какое-то утробное хрюканье. Противники обменялись сильными ударами. Полилась кровь. Они остановились, встряхнулись, снова начали кружить — и оба одновременно бросились вперед. Калллистот был так жесток, так неистов, что схватки редко длились больше нескольких минут.

Месагггун нанес два мощнейших удара; потная спина баскира изогнулась дугой, и он попятился. Месагггун продолжал наступать, бешено молотя кулаками, словно забивал сваи. Баскир отступал на подгибающихся ногах, пока не оказался опасно близко к проволоке.

Вклинившись рядом с Курганом, Курион ухмыльнулся и ударил две монеты друг о друга. Обе его руки покрывала татуировка, изображающая главную морскую богиню, наполовину саракконку, наполовину морскую змею. На голове один узор накладывался на другой. Все это превращало его в ходячее произведение искусства.

Измученный чемпион упал на колени. Месагггун не расслаблялся ни на секунду.