- Нет, не думаю. Не могу сказать почему, но почти уверен, что не найдем.

Виккерс вернулся домой только к вечеру.

Открыв входную дверь, он услышал телефонные звонки и поспешил снять трубку.

Звонила Энн Картер.

- Я пытаюсь поймать тебя с самого утра. Прямо-таки извелась. Где ты был?

- Искал человека, - сказал Виккерс.

- Джей, мне не до шуток.

- А я не шучу. Пропал один мой сосед - старик. Я участвовал в его поисках.

- Нашли?

- Нет.

- Жаль, - сказала Энн. - А что, симпатичный человек?

- В высшей степени.

- Может, вы его еще найдете?

- Возможно, - ответил Виккерс. - Что тебя так взволновало?

- Помнишь, о чем говорил Крофорд?

- Он о многом говорил.

- Я имею в виду прогноз на ближайшее будущее. Помнишь?

- Боюсь, что нет.

- Он сказал, что очередь за одеждой. Платья за пятьдесят центов.

- Теперь припоминаю.

- Так вот, это произошло.

- Что произошло?

- В продажу поступили такие платья. Правда, не по пятьдесят центов, а по полтора доллара.

- Ты уже купила себе?

- Нет, Джей, мне стало страшно. Я шла по Пятой авеню и увидела в витрине табличку, совсем скромную табличку, где было написано, что здесь за полтора доллара можно купить платье, сшитое на манекенщицу. Джей, ты когда-нибудь видел на Пятой авеню платья за полтора доллара?

- Нет, никогда.

- Это было такое красивое платье, - говорила Энн. - Оно все переливалось. И это были не блестки и не нити, блестела сама ткань. Словно живая. А цвет… Джей, это было самое красивое платье, которое я когда-либо видела, и я могла купить его всего за полтора доллара. Но не решилась. Я вспомнила слова Крофорда и у меня по спине поползли мурашки.

- Жаль, - усмехнулся Виккерс. - Успокойся и возвращайся туда завтра утром, может, оно еще не продано.

- Но речь идет совершенно о другом, неужели ты не понимаешь, Джей? Подтверждаются слова Крофорда. Значит, он говорил всерьез и заговор действительно существует, и мир находится в отчаянном положении.

- А что же ты хочешь от меня?

- Не знаю, Джей. Я подумала, что тебя это заинтересует.

- Меня это очень интересует, - ответил Виккерс.

- Джей, что-то происходит.

- Успокойся, Энн. Конечно, что-то происходит.

- Но что, Джей? Крофорд явно не все сказал.

- Я сам не знаю что, но что-то небывалое. Это выше нашего понимания. Мне надо поразмыслить над этим.

- Джей, - сказала она, в ее голосе уже не было прежней тревоги, - мне стало лучше. Я рада, что поговорила с тобой.

- Пойди завтра утром в магазин и купи охапку этих полуторадолларовых платьев. Только приходи пораньше, до толпы.

- До толпы? Не понимаю.

- Послушай, Энн. Как только эта новость станет известна, Пятую авеню запрудит такая толпа любителей дешевых распродаж, какой ты никогда не видела.

- Ты прав, Джей. Ты позвонишь мне завтра?

- Позвоню.

Они попрощались, и Джей повесил трубку. Некоторое время он стоял на месте, размышляя, что делать дальше. Следовало приготовить обед, сходить за газетами, просмотреть почту.

Он вышел наружу и по дорожке дошел до почтового ящика. Перебрал пачку лежавших там писем, но уже стало темно и трудно было разобрать отправителей. «Проспекты, - подумал Виккерс, - и счета, месяц только начался, а их уже куча».

Он вернулся в дом, зажег настольную лампу и положил письма перед собой. Здесь же все еще лежали обломки, которые он подобрал с пола прошлым вечером. Глядя на них, он не верил, что все случилось только накануне, ему казалось, что с того момента, как он швырнул пресс-папье и разбитые детали градом посыпались на пол, прошло уже очень много времени.

Он стоял на том же месте, что и вчера, и чувствовал - разгадка совсем рядом, но не знал, где ее искать.

Снова зазвонил телефон. Это был Эб:

- Ну, что вы скажете?

- Не знаю, что и подумать, - ответил Виккерс.

- Он определенно в реке. Где ему еще быть? Я сказал об этом шерифу. Завтра с восходом солнца они начнут тралить реку.

- Не знаю, - проговорил Виккерс, - может, вы и правы, но не думаю, что он умер.

- Почему?

- По правде говоря, у меня нет никаких оснований считать его живым. Я сказал бы - просто предчувствие.

- Я звоню вам, - сказал Эб, - чтобы сообщить о получении вечмобилей. Они прибыли после обеда. Все же вам нужна такая машина.

- По правде говоря, Эб, я серьезно не думал о ней, но, возможно, я и заинтересуюсь.

- Я подгоню вам одну завтра утром. Посмотрите, попробуйте. Может, она вам понравится.

- Ладно, - согласился Виккерс.

- Тогда договорились. До завтра.

Виккерс вернулся к столу и взял письма. Счетов не было. В шести конвертах оказались проспекты, а на седьмом адрес был написан угловатыми буквами.

Он вскрыл конверт. Внутри лежал тщательно сложенный белый лист.

Виккерс развернул его.

«Дорогой Виккерс!

Надеюсь, поиски моей персоны не слишком вас утомили.

Я прекрасно понимаю, что мои действия причинят некоторые хлопоты милым жителям нашего славного городка, но я уверен - они все проделают не без удовольствия.

Я полагаюсь на вас и убежден, что вы не скажете о письме соседям. Уверяю вас, что нахожусь в здравом уме и мои действия продиктованы необходимостью.

Пишу вам по двум причинам. Во-первых, успокоить вас по поводу моей судьбы. А во-вторых, позволю себе во имя нашей дружбы дать вам совет, хотя вы и не спрашивали его.

Мне кажется, что вы слишком поглощены работой и вам следует несколько дней отдохнуть. Возможно, пребывание в стране вашего детства и прогулки по местам, где вы бродили мальчишкой, помогут вам разобраться в сложившейся ситуации и на многое откроют глаза.

Искренне ваш Гортон Фландерс»

«Не поеду, - подумал Виккерс. - Незачем мне возвращаться в страну своего детства. Нечего там делать после стольких лет».

Однако стоило ему закрыть глаза, и прошлое тут же всплывало перед его мысленным взором: желтоватая глина залитых дождем полей; белые от пыли дороги, петляющие по долинам и перевалам; почтовые ящики на верхушках покосившихся столбов; тощий скот, бредущий по выбитой копытами дороге; запаршивевшие собаки, которые выскакивали из конуры и долго лаяли вслед каждому проезжавшему мимо фермы автомобилю.

Если я вернусь, все начнут спрашивать, зачем я приехал и как идут мои дела, думал он. Буду слышать: «Жаль твоего отца - хороший был человек». Они, как обычно, будут сидеть на перевернутых ящиках возле единственного деревенского магазинчика, жевать свой табак, сплевывать на тротуар, искоса поглядывать на него и говорить: «Значит, ты пишешь книги. Надо бы почитать хоть одну».

И я пойду на кладбище и постою несколько минут со шляпой в руках перед могильной плитой, прислушиваясь к шороху ветра в соснах, растущих у ограды, и думая, что мог бы совершить что-то такое, чем бы они гордились и о чем могли бы рассказать соседям - но, увы…

Я снова пройду по знакомым с детства дорогам, остановлю машину возле ручья, перелезу через ограду из колючей проволоки, найду омут, в котором ловил головлей, но ручей окажется струйкой воды, омут - ямой, и уже не будет унесенного весенним разливом дерева, на котором я так любил сидеть. А холмы покажутся мне одновременно чужими и знакомыми, и я буду силиться понять, что изменилось, и чем больше стану думать об этом, тем сильнее охватит меня тоска одиночества. И тогда останется одно - бегство. Я до отказа выжму педаль акселератора, вцеплюсь в руль и постараюсь забыть обо всем.

А потом обязательно доберусь до большого кирпичного дома с колоннами и ложными окнами. Проеду медленно мимо и увижу, что ставни давно не закрываются, со стен осыпалась штукатурка, а розы, которые росли вдоль решетки, погибли суровой снежной зимой.

Не хочу туда возвращаться, сказал он себе. Ни за что не хочу…