Вот она, эта странная башкирская легенда.

«Хоронятся, прячутся в темных лесах, глубоких балках серые волки, прячутся от света дневного, от дозора человеческого. Рыщут в полях, на дорогах серые волки по ночам… И горят в темноте их голодные глаза, как свечи, которых никто не потушит. Рыщут по полям серые волки табунами, „косяками“, как в былые времена бродили по степям башкирские кони… рыщут по полям серые волки и воют от голода…

Белая снеговая поземка стелется по степи, заносит балки и дороги с ухабами, качает засохшие стволы крепких степных трав, треплет вешки у дорог и обдает холодом серых голодных волков, худых, злых, с поджатыми хвостами…

К самым деревням, к сараям и хлевам подбираются волки в глухие зимние ночи. Не увязая в снегу, легкие и дерзкие, подкрадываются голодные волки к сараям и задирают, режут овец и телят. А то и на корову набросятся или на лошадь голодные звери.

Лают, воют, заливаются на деревне собаки, а серые волки ничего не боятся: гонит их голод на ружейный выстрел или на удар дубины или кистеня. А спугнет кто голодных зверей выстрелом или криком, и понесутся они к лесу. Не добегут до леса, остановятся, обернутся и злыми глазами, в которых горят неведомо кем зажженные свечи, смотрят на деревню, занесенную снегом… Постоят, постоят у дороги, а то и лягут, и ждут — когда смолкнет собачий лай на деревне. А смолкнет собачий лай, потухнут огоньки в оконцах, и гуще потемнеет ночь — и волки опять крадутся к сараям и хлевам.

В голодные годы волки бегают по полям целыми стаями: по двенадцати вместе. А тринадцатый волк с ними — белый… Те двенадцать — серые, тонконогие, с поджатыми хвостами, а тринадцатый, белый волк, на крепких и гибких ногах, и хвост у него пушист и толст, как метла…

Белый волк, как атаман, водит по деревням серых волков и точно указывает им, где плохо прикрыты и ухищены сараи, хлевы, где лежат и жмутся от зимней стужи овцы, где коровы, где лошади…

И смолкают деревенские собаки, когда зачуют приближение стаи волков во главе с белым, и прячутся под избы или под плетни, или под телеги, друг на друга сложенные в пустых сараях. И люди засыпают крепким сном, когда приближается к деревне белый волк со своими товарищами…»

Так говорит старинная башкирская легенда…

«А когда опустеют деревенские сараи и хлевы, поедят голодные люди овец или продадут их скупщикам, и уведут те богатые люди овец, коров и лошадей в свои крепкие сараи и хлевы, куда волку не попасть и где целыми ночами сторожат добро люди с ружьями и кистенями в руках… Тогда вот беда и приходит к волкам серым. Рыщут они по полям и лесам и лязгают зубами в жадных и голодных пастях… И еще ярче горят в их глазах неведомо кем зажженные свечи… Тогда и человеку опасно повстречаться с волками…

Рыщут голодные серые волки по полям и грызутся между собою от злости… И вот случается тут лесное звериное чудо. Набрасываются все двенадцать серых волков на тринадцатого, белого, и загрызают его насмерть и утоляют великий свой звериный голод. Набрасываются серые волки на белого, а тот покорно отдает себя на съедение товарищам. И бежать не пытается, и огрызнуться не посмеет, а покорно отдает себя в жертву звериную… Сам Аллах повелевает белому волку отдать себя на съедение зверям голодным. Посылает Аллах волка белого к серым его товарищам, и водит он их по деревням и указывает, где можно поживиться, а когда оскудеют сараи и хлевы, повелевает Аллах волку белому отдать себя голодным серым товарищам».

Так говорит старинная башкирская легенда…

А за этой старинной, странной легендой тянется из тьмы годов и еще не менее странная легенда о старике Тавильяре, башкире неведомого селения…

«Никто не знает, когда и где жил этот Тавильяр… Жил себе, чтил священный Коран и ходил в мечеть молиться. И случилось так в те давние годы, когда жил Тавильяр… Случился на земле большой и страшный голод, и стали люди умирать от болезней… Приели люди хлеб, какой был с осени, приели и весь скот, и даже резвых „косячных“ лошадей не пожалели…

Великий в те годы был голод на земле! Вся земля голодала!.. Летом высохли все ключи, и ручьи и реки обмелели. И солнце всходило на чистое безоблачное небо, жгучее и беспощадное, как огненно-красный царь-мучитель… Посохли хлеба… поблекли травы… Напал на леса громадный красный червь, напал и уничтожил узорный наряд деревьев. Начались лесные пожары, и выгорели поля и леса. Выгорела вся земля, жаждущая воды и голодная, и раскаленная палящими лучами солнца, небесного царя-мучителя…

Пришла зима после голодной осени, опустели деревни. И бродили по полям серые волки и поедали своих белых товарищей, как повелел Аллах. Поели серые волки белых — и голода своего не утолили. Бродят около деревень, воют от голода, и горят в их глазах неведомо кем зажженные свечи…

И вот — так говорит старинная башкирская легенда — и вот вышел седой старик Тавильяр на середину улицы и крикнул всем людям:

— Ешьте меня!.. Ешьте!.. Сам Аллах пришел ко мне в ночи и сказал: „Иди, Тавильяр, к голодным людям и отдай себя им на съедение… Пусть тебя съедят и будут сыты“.

Шарахнулись перепуганные люди от Тавильяра, а он смотрит на всех безумными глазами, в которых так же, как и в глазах голодных волков, горят неведомо кем зажженные свечи, и кричит:

— Ешьте меня!.. Ешьте!.. Аллах так повелел…

Не посмели голодные люди съесть Тавильяра. А когда он заснул, ночью к нему опять пришел Аллах и сказал: „Тавильяр, выйди на улицу и скажи голодным людям, чтобы они тебя съели…“.

И опять вышел поутру Тавильяр на середину улицы и крикнул:

— Съешьте меня, голодные люди!.. Съешьте!.. Так Аллах повелел.

И опять шарахнулись голодные люди от безумца Тавильяра.

И так в течение трех ночей приходил к Тавильяру Аллах, когда тот спал, и приказывал ему пойти и отдать свое тело голодным людям.

И так три дня, по утрам, Тавильяр выходил на середину улицы и кричал:

— Съешьте меня, люди голодные!.. Съешьте!.. Так Аллах повелел.

И шарахались от безумца Тавильяра голодные, испуганные люди.

Совсем обезумел старик от горя. А когда пришла ночь, выбежал Тавильяр в поле.

Долго бежал по снежной дороге, и белые вихри развевали его седую бороду и подгоняли его к лесу.

Светила яркая, ясная луна и серебрила белую бороду Тавильяра. И бежала за стариком по снегу его большая и длинная тень…

Добежал Тавильяр до леса и видит: вспыхнули в глазах голодных волков неведомо кем зажженные свечи. Остановился старик, приподнял руки к небу и что-то крикнул… И совершилось волшебное лесное чудо: превратился самоотверженный старик в белого волка.

И бросились на Тавильяра голодные серые волки… И растерзали серые волки Тавильяра — белого волка, и потухли в их глазах неведомо кем зажженные свечи…»

Так говорит старинная башкирская легенда о белом волке…

Вечная могила… Какой непостижимо страшный образ! В дни войны, когда родина в опасности, хотелось бы чувствовать бодро, хотелось бы быть во власти мечтаний о новой жизни. Хотелось бы думать о победах родного народа и славить будущую свободу, добытую кровью тех, которые нашли вечную могилу на чужбине или у границ родины…

Так и борются в душе два настроения: образ вечной могилы затуманивается образом вечной жизни…

Припоминается мне один рассказ, похожий на древнюю легенду; а я так люблю легенды: в них всегда два образа, — вечная могила и вечная жизнь.

Дикарь-башкир рассказывал мне эту легенду-быль, и она записана в моей старой записной книжке от юных лет, так, как рассказал он… На вечной могиле старик Нурей обосновал новый образ и назвал его кровной местью… И не он так назвал свое страшное и могучее чувство, а те люди, которые учили его молиться и бороться за себя и за своих близких…

Помнится, в те годы, когда я слушал рассказ Нагиба, сына старика Нурея, два образа боролись в моей душе. С тихой грустью я проходил мимо вечной могилы, с тайной радостью я отыскивал в своей душе источник чувств, сходных с чувствами моего рассказчика, седого старика, на лице которого жизнь провела морщины, как символы былых мук и былых побед…