Он сделал глубокую, почти трагическую паузу, и Аурика готова была поклясться, что в этом нет ни лукавства, ни игры.
– Я узнал вас ближе, – глухо продолжал Вернон, – и понял, что вы удивительная девушка. Исключительная. Таких больше нет. Аурика, я пропал и погиб, я полюбил вас всем сердцем, и мне теперь нет ни спасения, ни прощения.
Аурика молча слушала его, и только подрагивающая в руках чашка чая выдавала ее волнение.
– Простите меня, – промолвил Вернон и наконец-то осмелился поднять голову и взглянуть Аурике в лицо. – Простите, если сможете. Я не смею просить вас о чем-то, кроме этого.
Воцарилось молчание – тяжелое, почти физически ощутимое. Аурика бесшумно отставила чашку на столик, поднялась с кресла и, подойдя вплотную к нервно вставшему Вернону, положила руку ему на плечо и сказала:
– Я прощу вас, Август, если вы ответите на еще один вопрос. И ответите честно.
– Разумеется, – с готовностью кивнул Вернон. В нем сейчас не было и тени вечного цинизма и ерничанья – лишь откровенность и печаль.
– Это вы наложили на меня заклятие?
Вернон изменился в лице. Похоже, он ожидал, чего угодно, только не такого вопроса. И в эту минуту Аурика готова была поклясться, что он не при чем. Он не имел никакого отношения к мороку, заставившему ее сбежать.
– Клянусь, что я не делал этого, – произнес Вернон, глядя на Аурику с видом преданной собаки, которую хозяин избил за несуществующую провинность. – Даю вам честное слово. Я не имею к этому отношения.
– А к хозяину упыря? И к самому упырю?
Вернон отвел взгляд так, словно хотел что-то рассказать и не решался этого сделать.
– Август, скажите правду. Обещаю, что это останется между нами, – промолвила Аурика. – Если нет… то вы помните, чья я жена. И вы не выйдете отсюда.
– О да! – выдохнул Вернон. Похоже, именно такой поворот событий он и ожидал. – Ваш муж обещал меня кастрировать, если я к вам подойду, но почему-то до сих пор не делает этого. Кажется, я понимаю, почему.
– Что вы знаете об упыре? – с нажимом повторила Аурика. Вернон накрыл ее руку своей, и только теперь Аурика поняла, насколько опасную игру она начала. На миг ей стало жутко, но, собравшись с силами, Аурика смогла подавить страх.
Что, в конце концов, Вернон ей сделает тут, в этом доме? Не убьет же.
– Я видел его, – произнес Вернон, и Аурика с удивлением обнаружила, что доктору страшно. Сейчас, при свете дня, в просторной комнате и в полной безопасности, он почти дрожал от страха. – Я трижды видел упыря на кладбище. В последний раз – в тот день, когда вы решили навестить могилу дочки папаши Угрюма, буквально за пару минут до нашей встречи. Поэтому я и решил составить вам компанию. Пусть вы давно не невинная девица, но тем не менее…
– Господи… – прошептала Аурика. Так вот почему мертвая Эмма велела ей бежать! Упырь был совсем рядом, шел по пятам за Аурикой, скользя среди надгробий, и его спугнуло лишь появление доктора Вернона.
– Высокий, в темном одеянии, бледное лицо и длинные волосы, – продолжал Вернон. – Он видел меня, но почему-то не бросился. Словно позволял себя рассмотреть. Давал понять, с кем я имею дело. В первый раз я видел его в конце лета, потом незадолго до дня святой Катаржины.
– Почему же вы никому не сказали? – спросила Аурика, испуганно глядя на анатома. Его душевный трепет передался и ей. Вернон фыркнул.
– Чтобы на меня свалили все убийства? Вот уж нет! – он выразительно завел глаза к потолку. – Я бывший государственный преступник, да и профессия моя такая, что меня сразу назначат на роль хозяина упыря. А пойти на виселицу ни за что, ни про что – нет, это не по мне.
– Я никому не расскажу об этом, – пообещала Аурика, и Вернон вздохнул с облегчением. Помедлив, он поднялся, и Аурика поняла, что положение сил поменялось: теперь, стоя, выше ее ростом, доктор подавлял. Он будто бы играл с Аурикой, до определенного момента притворяясь слабым и пойманным врасплох, но теперь решил, что игра окончена.
– Я вам признателен, – кивнул Вернон. – Кладбище Эверфорта стоит на сети подземных ходов и туннелей, которые проложили еще язычники. Где-то там, внизу, и скрывается упырь. Я пытался выследить его, но не смог.
– Вам не страшно ходить одному по кладбищу? – спросила Аурика, чувствуя, что снова попадает под какое-то странное обаяние доктора. Они по-прежнему держали друг друга за руки, словно заговорщики.
– Страшно, – признался Вернон. – Я циник и реалист, и все, что принадлежит к магии и темным силам, вызывает во мне ужас. Но еще страшнее то, что никто до этого не пробовал остановить упыря и его хозяина. Меня это пугает намного сильнее.
Аурика подумала, что Дерек был прав, и образ доктора становится по-настоящему романтическим. Бунтарь, защитник слабых и правдолюб отправлен в ссылку на север, он – человек, который не боится признаваться в своих ошибках и страхах, и не скрывает неприятную правду. Он искренен, когда говорит и о любви, и о поражении, хотя в его речах по-прежнему полно цинизма.
Идеальный герой. Дерек не ошибся. Не будь Аурика готова к такому повороту, обязательно влюбилась бы в Вернона по уши.
– Пусть этот разговор останется между нами, – сказала Аурика, и Вернон тотчас же спросил:
– Вы не сердитесь на меня?
– Нет, – ответила Аурика. – Потому что вы кое-что для меня сделаете.
– А ты действительно изменился, старина, – вскользь отметил Маркус и тотчас же добавил: – Как-то мягче стал, душевнее.
Вспомнив трупы давешних бандитов, напавших на Аурику, Дерек криво усмехнулся и подумал, что с утверждением приятеля сложно согласиться. Но спорить он не стал: Маркусу никогда и ничего нельзя было доказать, если он что-то вбивал в свою лобастую голову.
– Жена хорошо на меня влияет, – улыбнулся Дерек, всем своим видом давая понять, что не желает развивать эту тему. Сейчас, когда они быстрым шагом направлялись в сторону кладбища, где вчера скрылся упырь, он хотел сосредоточиться.
Маркус был прав. С недавнего времени мысли об Аурике делали его другим. Мягче и спокойнее, чем он привык. Здесь, конечно, не было любви – просто какая-то спокойная привязанность к хорошему человеку. Впрочем, сейчас он поймал себя на мысли о том, что совсем забыл о девушке, которая с ним спит. Все заняла Вера.
Она ведь ни капли не изменилась. Сейчас, шагая среди надгробий и склепов, механически отмечая красные ленты, натянутые полицейскими там, где пробежал упырь, Дерек не переставал вспоминать: вот Вера стоит возле хозяина гостиницы, слегка поворачивает голову, и локон, непослушно падающий из прически, вдруг становится золотым, подсвеченный зимним солнцем.
Он вспомнил, как когда-то давно, считай, в прошлой жизни, они занимались любовью в первый раз, и тогда волосы Веры, рассыпавшись по подушке, казались рыжим золотом в свете лампы на прикроватном столике. И Вера закусывала губу, чтоб не закричать от наслаждения, и глаза ее были закрыты, словно она хотела видеть в этот момент не Дерека, а другого человека…