Он почувствовал на лице ее руки.
— Вот. Теперь я смогу покормить тебя. Они мне на самом-то деле не доверяют. Думают, что я помогла тебе сбежать там, в лаборатории.
— Сколько их тут?
— На борту этого челнока? Пятьдесят два, считая пилотов. Почему ты не убежал из лаборатории, когда имел шанс?
— И позволить им захватить «Остров номер 1»? У меня были иные цели.
— Они все равно летят захватить «Остров номер 1», — указала Эвелин.
— Никто в колонии не подозревает, что этот челнок — троянский конь?
Он почувствовал, как она качает головой.
— Бог знает, что там наговорила эта Шахерезада своему отцу. Он — шейх аль-Хашими.
— Знаю.
— Да. Полагаю тебе это известно. Похоже, вся империя аль-Хашими усеяна работающими на ПРОН партизанами. Она заставила начальника космопорта сообщить отцу, что с ней летят только двое человек. Насколько знает шейх, этот корабль почти пуст. Это личная яхта его дочери.
— Не может он быть настолько наивным, — усомнился Дэвид. — Он должен что-то заподозрить.
— Насчет своей дочери? — отмела самую мысль Эвелин. — И притом, когда вся его организация ему врет? Как он может заподозрить, что его люди работают на нее, а не на него?
Дэвид с миг подумал, а затем, вспомнив спросил:
— Как ты справляешься с невесомостью. Она все еще беспокоит тебя?
— Ужасно, — ответила она. — Я никогда не привыкну к ней.
— Тогда тебе следует лежать на кресле.
Он почувствовал, как она пожала плечами и улыбнулась.
— Мне поручили кормить тебя. У этих проновцев очень демократичная система. Шахерезада отдает приказы, а все остальные выполняют их. За исключением Хамуда — тот угрюмо ворчит, а потом делает вид, что это его собственные приказы.
— Но он делает, что она ему велит.
— О, да, Шахерезада очень умна. Она разыгрывает Хамуда против этого чудовищного, здоровенного парня, Лео. И держит обоих в рамках.
Он почувствовал у губ кончик пластикового тюбика. Пососав его, он почувствовал во рту тепло мясного бульона. Проглоченный бульон вызвал приятные ощущения, проходя из горла к желудку.
Дэвид прикончил суп. Эвелин накормила его заранее нарезанными на мелкие кусочки бутербродами, давая съесть один кусок за другим. А потом сунула ему тюбик с апельсиновым соком.
— Спасибо, — поблагодарил Дэвид. — Это самая лучшая еда с тех пор, как мы с тобой последний раз ужинали.
— С тобой точно все в порядке? Никаких постэффектов от наркотиков?
— По-моему, да. Мне встроили очень сильный обмен веществ, — пояснил Дэвид.
— Слава богу.
— Сколько нам потребуется времени на полет до «Острова номер 1»? Когда мы высадимся?
— Примерно через полтора дня, — прикинула Эвелин. — Чуть больше тридцати шести часов. И все при чертовой нуль-гравитации.
— А потом они попытаются захватить всю колонию.
— Управление солнечными зеркалами, электростанцию, причалы для космических кораблей — вот это они намерены захватить в первую очередь. А потом ОВЛов в качестве заложников.
— Доктора Кобба?
— Он теперь мелкая сошка. Там сейчас находится Хантер Гаррисон и все прочие шишки, владеющие «Островом номер 1». А Освободитель и И.О. Директора Всемирного Правительства ведут там мирные переговоры. Колония так и кишит Очень Важными Заложниками.
Дэвид ничего не сказал.
Она коснулась его колючей от щетины щеки, а потом нагнулась и поцеловала в губы.
— Перестань об этом думать, — приказала ему Эвелин. — Просто оставайся в живых. Не делай ничего, раздражающего их. Сотрудничай с ними, а то они убьют тебя. Пожалуйста, Дэвид, оставайся в живых.
— Останусь, — пообещал он. Не беспокойся об этом.
Она снова опустила ему капюшон до подбородка и покинула его. Дэвид откинулся в кресле, мысли его неслись вскачь.
Тридцать шесть часов. Времени не хватит. Не хватит.
37
Никому из нас никогда не приходило в голову, что «Остров номер 1» может быть захвачен кучкой террористов. О, мы думали об этом и даже составляли на совещаниях по безопасности планы действий в случае непредвиденных обстоятельств, но это походило на то, как французская армия в тысяча девятьсот тридцатых составляла планы противодействия немецкому вторжению. Французы знали, что у них есть линия Мажино, и никакая армия не сможет преодолеть ее. Мы знали, что находимся в четверти миллиона миль от Земли и ближайшего террориста; реальность нашей уязвимости никогда не поражала нас на утробном уровне, там, где действительно живут люди.
— Конечно, шейх Хашими утаил от нас много жизненно важных сведений. Забавно, как человек может быть столь умен в столь многих отношениях и настолько полностью слеп относительно своей дочери. Тот же случай — интеллектуальное понимание против утробных чувств.
Но нельзя сомневаться — если бы мы приняли всерьез возможность захвата колонии террористами, если бы аль-Хашими сообщил нам все, что знал, мы могли бы избежать многих смертей.
Многих смертей.
Зал выгрузки пассажиров больше не заполняли толпы народа. Красный ковер и бархатные канаты убрали. В противоположном конце зала торчали у стоек двое слегка скучающих таможенников среднего возраста, ожидающих когда трое пассажиров корабля пройдут через шлюз.
Маленький обеспокоенный на вид лысоватый человечек бесконечно сновал от таможенных стоек к шлюзовому люку. Он пробыл тут почти двадцать минут, дожидаясь, пока человек извергнет свою единственную важную пассажирку — дочь шейха.
Наконец шлюзовый люк распахнулся, и из него вышел причальный техник со странным выражением на лице. Он стоял в своем замызганном, чернорабочем комбинезоне, когда коренастый, напряженный на вид бородатый араб прошел через люк и занял место рядом с ним.
Лысый почувствовал озадаченность. Причальным техникам полагалось стоять снаружи, на причалах, а не здесь, где проходили пассажиры.
Тут через открытый люк степенно прошла молодая прекрасная женщина. Но она была странно одета для дочери шейха — в застегнутый на молнии комбинезон цвета пустыни, точно такой же, как у мрачного на вид араба. Комбинезон этот выглядел по меньшей мере на размер великоватым для нее. Она закатала штанины, и встречавший видел, что она носила мягкие кожаные сапоги, отлично подходящие для туристских походов. Бедра ее окружал прочный матерчатый ремень, а на плече висела большая черная дорожная сумка.
Сбитый с толку лысый переводил взгляд с араба на женщину. Почему они так одинаково оделись?
Но, несмотря на ее странный наряд, дочь шейха ни с кем нельзя было перепутать. Длинные черные волосы, высоко поднятый подбородок, властность аль-Хашими.
— Принцесса Бхаджат! — лысый поклонился, а затем поспешил объяснить: — Ваш отец, шейх, попросил меня принять вас, так как он не в состоянии покинуть проходящую сейчас политическую конференцию и встретить вас сам, но он проинструктировал меня…
Бхаджат, не обращая внимания, прошла мимо него к таможенным стойкам. За ней следовали еще трое смуглых молодых людей.
Двое таможенных инспекторов вытянулись во весь рост. Инспектор постарше попытался втянуть толстый живот и улыбнулся Бхаджат, когда та положила на стойку перед ним свою дорожную сумку.
— Предъявите, пожалуйста, удостоверение, — попросил он как можно любезнее. Его напарник за другой стойкой начал было спрашивать то же самое — и куда менее любезней — у добравшегося до него первым прыщавым юнцом.
Бхаджат обвела взглядом приемный зал и таможенные стойки.
— Здесь больше никого нет? — спросила она.
— Я пытался вам объяснить, — сказал ей лысый, — что все связаны идущей уже второй день политической конференцией, и не могли организовать вам подобающего приема.
Взмахом руки Бхаджат велела ему помолчать. А таможеннику сказала:
— Мое удостоверение в сумке. — И принялась расстегивать молнию на черной дорожной сумке.