Было без нескольких минут семь, когда Сьюзен вышла из станции метро "Норт Стейшен". Она перешла улицу по пешеходному мосту, и на нее обрушился шквал ветра с каплями воды, сорванной с полузамерзшей поверхности гавани. Она, согнувшись, пошла навстречу ветру, левой рукой придерживая на голове лыжную шапочку из овечьей шерсти, а правой – сжимая на шее отвороты своей куртки. Спасаясь от холода, она сжалась и поглубже спрятала в воротник подбородок.

Когда она обогнула угол здания, ветер еще больше усилился. Позади, кувыркаясь, вылетела на улицу пустая консервная банка из-под пива. Характерное для "часа пик" море хвостовых сигнальных огней автомашин и облаков выхлопных газов простиралось, насколько достигал взор. Окна машин были приморожены, стекла с серебряным блеском отражали окружающие предметы, напоминая белые невидящие зрачки слепого.

Сьюзен перешла на небыстрый бег, сильно раскачиваясь из стороны в сторону, так как ее руки оставались прижатыми к телу. Наконец главный вход в больницу зазиял перед ней, и она с облегчением толкнула входную дверь.

Войдя, Сьюзен сунула шапочку в рукав куртки и повесила ее в гардеробе позади главного информационного табло. Затем она нашла в справочнике местный телефон компьютерного центра и позвонила.

– Здравствуйте, это из отдела статистики, – произнесла Сьюзен, слегка задыхаясь и стараясь, чтоб голос звучал нормально. – Мистер Шварц уже забрал свои материалы?

Ответ был утвердительный. Он ушел минут пять назад. Сьюзен посчитала, что по времени все получается тютелька в тютельку, и отправилась к лифту корпуса Гарди и отделу статистики на третьем этаже.

Вечерняя смена в отделе статистики была просто объеденным скелетом по сравнению с дневной. Когда Сьюзен вошла в комнату, в дальнем ее конце виднелось всего три человека. Двое мужчин и женщина в унисон подняли головы на звук шагов Сьюзен.

– Извините, – начала Сьюзен, приближаясь к ним. – Вы бы не могли сказать мне, где я могу найти мистера Шварца?

– Шварца? Конечно. Он в своем кабинете в углу, – ответил один из мужчин, указывая на противоположный конец комнаты.

Глаза Сьюзен проследили за его пальцем.

– Спасибо, – сказала она, отправляясь в указанном направлении.

Генри Шварц просматривал середину своей распечатки. Его стеклянный кабинет был маленьким, но сверхъестественно чистеньким. Книги на полках были расставлены по ранжиру, от высоких к низким. Корешки находились строго на расстоянии трех сантиметров от края полок, ни больше, ни меньше.

– Мистер Шварц? – позвала Сьюзен, улыбаясь и подходя к столу.

– Да? – ответил Шварц, не отрывая указательный палец от нужного места в распечатке.

– Кажется, моя распечатка перемешалась с вашими, по крайней мере так думают наверху. Можно спросить, не заметили ли вы еще какого-нибудь чужого материала в своей распечатке?

– Нет, но я еще не все просмотрел. А что у вас пропало?

– Некоторая информация по коме, которая нам нужна к конференции в отделении. Вы не возражаете, если я посмотрю, есть ли она среди вашего материала?

– Нисколько, – ответил Шварц, листая сложенные страницы распечатки, чтобы найти промежутки между программами.

– Если она здесь, то должна быть в конце ваших запросов, – предположила Сьюзен. – Они сказали, что прогоняли мой запрос сразу после ваших.

Шварц приподнял всю стопку бумаги со стола. На нем осталась лежать распечатка Сьюзен с прикрепленным к ней бланком запроса.

– Вот она, – сказала Сьюзен.

– Но тут указано, что это я запрашивал информацию? – спросил Шварц, быстро взглянув на требование.

– Поэтому неудивительно, что они перепутали мою распечатку с вашей, – ответила Сьюзен, хватая листы. – Уверяю вас, вам этот хлам совершенно неинтересен. И во всяком случае, это не ваша ошибка.

– Я лучше поговорю с Джорджем... – начал было Шварц, снова укладывая свои распечатки перед собой.

– Не нужно, – сказала Сьюзен, выходя из кабинета. – Мы уже давно все обсудили. Огромное спасибо.

– Пожалуйста, – ответил Шварц, но Сьюзен уже ушла.

– Ну, Сьюзен, это уж слишком, действительно, чересчур, – сказал Беллоуз между двумя ложками гоголя-моголя, который он забрал с подноса больного, страдавшего слишком сильной тошнотой, чтобы есть. – Ты пропускаешь лекцию, обеденный обход и теперь ошиваешься здесь до восьми вечера. Ты делаешь все наоборот с завидным постоянством. – Ложка Беллоуза царапнула дно стакана.

Сьюзен и Беллоуз сидели в ординаторской в Беард-5 там же, где этот день начался для Сьюзен. Она занимала то же самое кресло, что и утром. В руках она держала длинный рулон только что полученной распечатки, хвост которого валялся перед ней на полу. Она быстро просматривала список имен, отмечая подходящие оранжевым фломастером.

Беллоуз отпил кофе из своей чашки.

– Вот, это доказательство, – сказала Сьюзен, надевая на фломастер колпачок.

– Доказательство чего? – спросил Беллоуз.

– Доказательство того, что здесь за последний год не было шести случаев комы с неустановленной причиной, помимо Бермана.

– Ура! – возликовал Беллоуз, салютуя чашкой с кофе. – Теперь я могу не беспокоиться насчет анестезии и прооперировать свой геморрой!

– Я бы советовала тебе не отказываться от своих ректальных суппозиториев, – сказала Сьюзен, подсчитывая отмеченные имена. – Не было шести случаев, было... одиннадцать. И если состояние Бермана не изменится, то все двенадцать.

– Ты уверена? – тон Беллоуза внезапно изменился, и он впервые выказал интерес к распечатке.

– Вот все имена из распечатки, – ответила Сьюзен. – И я бы не удивилась, если б их было больше, если запросить информацию прямо сию секунду.

– Ты действительно думаешь так? Господи, одиннадцать случаев! – Беллоуз наклонился к Сьюзен, облизывая ложку с гоголь-моголем. – Как тебе удалось получить эту распечатку?

– Генри Шварц был настолько мил, что помог мне, – безразлично ответила Сьюзен.

– Что за чертов Генри Шварц? – спросил Беллоуз.

– Черт меня побери, если я знаю.

– Пожалей меня, – жалобно сказал Беллоуз, прикрывая глаза рукой. – Я слишком устал для таких интеллектуальных игр.

– Это у тебя хроническое состояние или острый приступ?

– Кончай нести чепуху. Как ты получила эти данные? Ведь подобную информацию можно заказывать только через отделение.

– Я пошла наверх сегодня после обеда, заполнила форму М804, отдала одному очень любезному человеку в окошечке, затем пришла туда снова вечером и забрала распечатку.

– Извини, что спросил, – сказал Беллоуз, поднимая и взмахивая ложкой, как будто предоставлял делам идти самим собой. – Но одиннадцать случаев. У них у всех кома развилась после операции?

– Нет, – Сьюзен вновь обратилась к распечатке. – Гаррис не так уж ошибался, когда говорил о шести случаях. У остальных пяти больных кома наступила, когда они уже были в палате. Диагноз был – идиосинкразическая реакция. Тебе не кажется это очень странным?

– Нет.

– Ну-ну, – нетерпеливо произнесла Сьюзен. – Слово "идиосинкразическая" звучит внушительно, но в действительности означает только то, что они понятия не имели о настоящем диагнозе.

– Но это может быть правдой. Ведь, Сьюзен дорогая, все это происходит в огромном госпитале, а не в спортивном клубе. Эта больница является базовой для всего региона Новой Англии. Знаешь ли ты, сколько больных умирает здесь в среднем за один-единственный день?

– Но их смерти имеют конкретные причины... а эти случаи комы – нет... по крайней мере еще нет.

– Смерти не всегда происходят по очевидной причине. Для этого и делают аутопсию.

– Вот здесь ты попал в точку, – сказала Сьюзен. – Когда кто-нибудь умирает, делают аутопсию – вскрытие, чтобы выяснить причину смерти, которая всегда прибавляет что-нибудь к твоим базовым знаниям. А в случаях с комой ты не можешь это сделать, так как пациенты болтаются где-то между жизнью и смертью. А сделать какую-нибудь "псию" в этих случаях еще важнее. Аутопсия дает ответы на все вопросы, только распотроши пациента. Но диагноз гораздо важнее, чем окончательный диагноз после вскрытия. Ведь если мы выясним, что случилось с этими людьми, может быть, мы сможем вывести их из комы. А еще лучше, впредь избегать развития комы у больных.