Глантэн сжал зубы и прикрыл глаза — это конец! И он ничего сделать не может! Оставалось только одно — достойно принять смерть, пойти на дно не спустив флаг! Капитан прикрыл глаза и тут же открыл — выстрелила пушка, но это был одиночный выстрел, а не залп и стреляла палубная карронада «Неустрашимого», а не длинные пушки линейного корабля! Лейтенант Ланик каким-то образом сумел развернуть вдоль палубы одну из уцелевших карронад. С такого расстояния да из такого положения картечью попасть просто было невозможно, но лейтенант попал! Пушки линкора так и не выстрелили, их расчёты были полностью выбиты. А Ланик выстрелил второй раз, и картечь накрыла капитанский мостик линкора, отдать команду на поворот там уже было некому. Глантэн осенил себя знаком Единого, но при этом произнёс:

— О великая богиня, ты не оставила нас!

А Франо удивлённо открыл рот, он находился ближе всего к Таисе и видел, что его друг сделал второй выстрел, не заряжая пушку после первого! Но раздумывать над этим было некогда, корабли стремительно сближались, и абордажные команды высыпали на палубы, готовясь вступить в бой. Франо тоже приготовился, сжимая в руках абордажный крюк, как прогремел третий выстрел — картечь градом обрушилась на находящихся на палубе линкора. Там, действительно, было намного больше бойцов, чем на «Неустрашимом», и этот выстрел уровнял шансы, мало того, он остановил наступательный порыв лютенцев, что позволило абордажной команде фрегата ворваться на палубу вражеского корабля. Да что там абордажной — в бой пошёл весь экипаж тонущего «Неустрашимого». Франо с удивлением отметил, что Ланик, который только что стрелял из пушки, одним из первых перепрыгнул на палубу вражеского линкора и теперь рвётся к капитанскому мостику, откуда кто-то пытается руководить боем. Засмотревшись на бешено вращающую саблями Таису, Франо пропустил удар — сабля здоровенного детины уже опускалась на голову лейтенанта, и снова в памяти мелькнуло лицо Анжелины. А сабля, угрожающая жизни Франо, была выбита из рук лютенца, шальной пулей. Франо машинально махнул своей саблей и зарубив растерянного лютенца, побежал дальше. У капитанского мостика, увидев, как Таиса поднимается туда по лестнице, лейтенант застыл, наткнувшись на дуло ружья, — выскочивший откуда-то сбоку матрос линкора намеревался сделать выстрел в упор. И снова перед мысленным взором юноши мелькнуло лицо Анжелины, матрос, целившийся в Франо, упал с простреленной головой.

— Осторожнее надо бы… — начал лейтенант Доугберри, но сам упал, получив пулю в грудь. Франо, как и Доугберри, двигавшийся на острие атаки, отступил к своим и глянул вперёд, там у самого мостика, в окружении вражеских абордажников, как юла вертелся его друг. Таису совершенно не смущало, что вокруг только одни враги, пытающиеся её достать саблей или подстрелить из пистолета. Она каким-то немыслимым образом уворачивалась от выпадов противника, но сама при этом разила без промаха. Вот Таиса крутанулась на месте, и сабли в её руках превратились в две сверкающие полосы, когда же она остановилась, то вокруг было пустое пространство — все, кто её атаковал, лежали на палубе. Таиса завертела саблями и двинулась на попятившихся врагов, от двух выстрелов, сделанных в упор, она совершенно непостижимым образом сумела увернуться. Эти действия лейтенанта-альбионца, видно, были последней каплей — и лютенцы дрогнули. Линкор был захвачен. Но победа экипажу «Неустрашимого» досталась дорогой ценой, уцелела едва его четверть, да и сам «Неустрашимый» пребывал в плачевном положении — на плаву его удерживали только абордажные крючья, но это продолжаться долго не могло, фрегат, опасно накренившись, вот-вот должен был пойти ко дну, крючья долго удержать его не могли.

— За мной! — скомандовал капитан Глантэн двум матросам и перепрыгнул на опасно накренившуюся палубу своего тонущего фрегата.

— Ваш капитан решил разделить участь своего корабля? — удивлённо произнёс плененный Таисой лютецкий офицер. — Очень благородно! Но зачем он позвал с собой матросов?

— Потому что сам не сможет справиться, — пояснила Таиса.

— Не сможет сам утонуть?! — изумился лютенец. — Матросы будут ему помогать?!

Таиса хмыкнула, но не успела ответить, крюки с треском начали выдёргиваться из борта линкора, а у забитых глубоко лопались верёвки. Глантэн выскочил на палубу, прижимая к груди что-то завёрнутое в кусок ткани, за ним выскочили матросы с белыми шарами. Таиса усмехнулась и, шагнув к борту, приняла у капитана свёрток, а тот, подождав, когда с уже накренившейся палубы «Неустрашимого» уйдут матросы, отдал честь и покинул начавший тонуть корабль. Линкор закачался на волне, поднятой уходящим под воду фрегатом. А Таиса развернула ткань и подняла над головой пепельную статуэтку.

— Как это благородно! — произнёс лютенец и, глядя на непонятную фигурку, удивлённо спросил: — Что это?

— Божество, даровавшее нам победу! — торжественно произнёс Глантэн и скривился, он, как и многие, был ранен, и последние действия не прошли даром — у капитана открылось кровотечение. Лютенец, офицер линкора, один из немногих уцелевших из экипажа захваченного альбионцами корабля, с пониманием кивнул — моряки суеверный народ и к подобным талисманам относятся очень серьёзно, а в том, что фигурка странного зверя амулет корабля, лютенец не сомневался. И то, что именно этот талисман помог более слабому кораблю, вернее его экипажу, одержать победу над более сильным, приписывал именно наличию такого корабельного амулета. Этот лютенец и ещё с десяток моряков, после гибели большинства офицеров, сдались Таисе. Атака этого щуплого юноши, даже на фоне отчаянной храбрости остальных альбионцев, выглядела очень впечатляюще. Его не остановила половина абордажной команды, собравшаяся у мостика вокруг помощника капитана, этот паренёк сам положил всех и отказавшегося сдаться помощника, который, оставшись один, бросился на маленького альбионца, замахнувшись саблей. Этот уцелевший офицер линкора и ещё несколько лютенцев предпочли принять предложения этого лейтенанта — сдаться. Тем более что условия были весьма почётные: оружие офицеру оставили, пусть это и был кортик, клинок, скорее церемониальный, а не боевой, но всё же… Почётный плен лучше самой геройской смерти, тем более что о ней никто не узнает. К тому же войны как таковой между Альбионом и Лютецией не было, весьма возможно, что данный инцидент правительство может трактовать как самодеятельность адмирала, командующего эскадрой, а поскольку он погиб при невыясненных обстоятельствах, то крайними могут сделать тех, кто геройски погиб — выжившие оправдаются тем, что выполняли приказ.

«Неустрашимый» скрылся под водой, и не сумевший сдержать слёзы капитан Глантэн приказал убрать часть парусов. Эту команду было непросто выполнить, так как большинство матросов фрегата были ранены, впрочем, лютенцы им помогали. Лютецкие транспорты, те, что не смогли спастись бегством, сбились в кучу, там же были два повреждённых линкора.

— Они хотя и повреждены, но пушки сохранили, пусть они утратили возможность маневрирования, но как плавучие батареи довольно сильны, — утвердительно сказал капитан Глантэн и добавил: — Мы не сможем им противостоять, нас слишком мало осталось — чтоб маневрировать и вести огонь.

— Так почему мы остаемся? Почему бы нам не скрыться? — спросил Франо.

— Они-то не знают о нашем незавидном, даже бедственном, положении, — усмехнулся Глантэн и, показав на альбионский флаг, развивающийся над захваченным линкором, поморщившись, видно, ранение давало себя знать, продолжил: — Они видят, что корабль захвачен, следовательно, его пушки могут стрелять в бывших его товарищей, этакое психологическое давление, понятно?

Франо кивнул и занялся парусами, потому как в дрейф, подобно лютенцам, решили не ложиться. Таиса пошла к пушкам, чтоб хоть несколько из них приготовить к стрельбе, для создания видимости боеспособности корабля. Лютенец, сам артиллерийский офицер, составил ей компанию, наблюдая за действиями Таисы, которая с помощью трёх матросов заряжала пушки, спросил: