Неферата снисходительно наблюдала, как они плещутся в крови. Потом резким движением отослала духов. Взглянув в чашу, она увидела, что кровь опять помутнела. Где бы ни находилась Адхема, сейчас Неферата ничего не могла ей посоветовать. Вздохнув, она снова с досадой откинулась на подушки.

— Сражайся храбро, сестра. Или храбро погибни. И то и другое лучше, чем неудача.

В вечнозеленой полночи Горча время шло незаметно.

В Гхуре дни были короче, а ночи — длиннее. Ну, или так казалось Волькеру. Лес принял их в себя, и внешний мир словно бы перестал существовать вовсе. В тенях великих деревьев воздух то сгущался в бесформенные тучи, сочащиеся дождем, то рвал свирепыми порывами ветра упрямые листья. Звери охотились друг на друга на раскачивающихся, трещащих развалинах давно исчезнувшего королевства.

Рогген с Грабелькой держались впереди группы, высматривая опасность в зеленом пологе и проверяя прочность дороги из ветвей. Постройка, конечно, была крепкой, но находилась в довольно скверном состоянии. Несколько раз отряду приходилось сворачивать в сторону из-за зияющих в мостках прорех или из-за толстых завес шипастых лоз, не поддающихся даже яростному напору Лугаша.

А еще — вездесущая паутина. Эта зараза была повсюду, куда ни кинь взгляд. Многие дорожки оказались целиком погребены под белыми саванами, а между гигантскими деревьями растянулись настоящие крепостные стены из этой гадости. Те полотнища, что колыхались высоко над головами, были хуже всего. Волькер видел размытые фигурки пауков, суетливо носящихся туда-сюда. Иногда ему казалось, что арахниды следуют за ними. Возможно, повинуясь приказам далеких барабанщиков.

Барабанный бой возобновлялся каждую ночь, на закате, — как по часам. Иногда он перерастал в беспорядочную какофонию, заглушая все прочие звуки. Иногда уходил вдаль, ощущаясь лишь слабым давлением на барабанные перепонки. Гроты словно что-то искали. И это тревожило Волькера.

Но им было о чем беспокоиться и помимо шума и крадущихся теней. В воздухе витал знакомый запах, резкий и омерзительный, хорошо знакомый Волькеру — после стольких-то недель. Запах скавенов. Вонь их гнусных механизмов, казалось, пропитала все вокруг, и не раз оружейник замечал ожоги и кровавые пятна в самых неподходящих местах. Остальным Волькер ничего не говорил, хотя подозревал, что Лугаш и так знает. Дуардин часто пристально вглядывался в его лицо, а еще чаще изучал зелень наверху и ветви внизу. Искал врагов, притаившихся поблизости?

Волькер понимал. Порой ему казалось, что сам лес давит на него. Следит за ним, как хищник за ничего не подозревающей жертвой. Одно чувство неуклонно нарастало в нем — опасение, что они опоздали. Что нечто или некто уже обогнали их, добравшись до цели, не раз за эти дни он ловил себя на том, что ищет взгромоздившихся на деревья воронов.

На четвертый день, когда слабое мерцание солнечного света под пологом леса потускнело и новые жуткие тени заскользили по листве, из тайных укрытий вылетели рои светляков. Мигающими волнами плясали они в спертом воздухе, отбрасывая бледное сияние на древние дуардинские тропы. На миг угроза нападения скавенов или колдунов-оборотней показалась такой далекой…

— Это прекрасно, — прошептал Волькер. Он шел рядом с Роггеном и Грабелькой, держа длинноствольную винтовку на сгибе локтя. — Иногда забываешь, что такое бывает.

— Красота есть во всем, друг мой, — сказал Рогген. — Даже в нашей мертвой спутнице. — Он мотнул головой в сторону Адхемы, шагавшей в молчании. Позади нее Ниока тихо беседовала с Лугашем. Зана замыкала шествие, негромко насвистывая и придерживая рукой меч.

— Поверю тебе на слово, — сказал Волькер. Рогген хмыкнул.

— Я никогда не сражался рядом с вампиром. В Нефритовых Королевствах их мало, насколько нам известно. — Рыцарь потянулся к винному бурдюку, висящему на луке седла. Глотнув, он предложил вина Волькеру — и тот с благодарностью принял угощение. Они прихватили столько припасов, сколько могли унести, но ведь никто не знал, сколько продлится их путешествие. Грабельке вроде бы пришлись по вкусу пауки, но Волькер не мог сказать того же. Он поделился сомнениями с Роггеном, и рыцарь пожал плечами.

— В самом худшем случае мы можем вскрыть кокон-другой. Возможно, там найдется что-то съедобное. — Он заткнул бурдюк пробкой и повесил его на место. — Там, откуда я родом, быстро учатся брать то, что дает лес.

— Я никогда не был в Гиране. Хотя, по слухам, нам там уже не рады так, как раньше. — Волькер вопросительно посмотрел на Роггена.

— Мы не всегда ладили с вами, это правда, — охотно признался тот. — Когда азириты пришли в первый раз и начали строить свои громадные города, наполняя воздух дымом и шумом… Не лучшие соседи. — Он стянул шлем и тоже повесил его на седло.

Волькер поежился.

— А теперь?

— После событий в Зеленокаменном Доле — лучше.

— Зелено?..

Рогген кивнул.

— Последний бой старых гиранских орденов. Их время прошло, и для них это оказалось невыносимо. Нефритовые Королевства менялись, и повелители оставили их. И они решили бросить вызов воле богов и людей. — Рыцарь горько хмыкнул. — Пятьсот воинов из древних рыцарских орденов дали последний бой в Зеленокаменном Доле. Солдат вольной гвардии и Железноспаянных было в шестьдесят раз больше. Стрелы летели так плотно, что заслонили солнце. — Он несколько секунд помолчал. — Позже люди клялись, что видели демона с сотней лиц, в многоцветной мантии, танцующего среди мертвых, празднующего успех устроенной им уловки. — Он вздохнул. — Но, думаю, такие истории виноватые люди рассказывают себе в утешение…Теперь дела получше.

— Ты… ты там был? — спросил Волькер.

Рогген рассмеялся:

— Ради Леди, нет. Я был тогда ребенком. Хотя мой дед… он видел последнюю атаку кавалерии Ордена Семи Листьев, как они скакали на артиллерийские батареи с копьями наперевес. Могучие воины, хотя в конце оказалось, что могучи они недостаточно. — Он погладил Грабельку по шее. — Такова жизнь, старое должно уступать дорогу новому. Владения не могут оставаться неизменными вечно. Жизнь не находится в равновесии. И мы должны делать то, что можем. Все мы, от великих до низших. — На бородатом лице сверкнула улыбка. — Победа всегда возводится на фундаменте героизма маленьких людей.

Волькер посмотрел вопросительно, Рогген засмеялся.

— Присловье моего ордена. Изредка даже нам надо напоминать о важности того, что мы делаем.

— Хорошее присловье.

— Пожалуй, — сказал Рогген и вдруг, едва миновав поворот, резко рванул повод, останавливая Грабельку. — Ради Леди Листвы, — пробормотал рыцарь.

Волькер застыл, увидев, что ошеломило Роггена. Впереди в глубокие выемки деревянной дороги были воткнуты колья с насаженными на них черепами — старыми разными черепами. Некоторые принадлежали людям. Другие — оррукам или трогготам. Но большинство… большинство были дуардинскими. Целые сотни — рядами кошмарного частокола занимали всю тропу. Страшнее всего казалось то, что на некоторых еще сохранились бороды. На каждом черепе были вырезаны — или намалеваны — корявые предостерегающие значки зеленокожих.

Лугаш ничего не сказал. Он шагал мимо черепов, как сквозь чащу смерти, глядя прямо перед собой. Остальные следовали за ним — медленно, тщательно выбирая путь между кольями, стараясь не задевать их. Адхема дотронулась до жидкой, истлевшей косицы, свисающей с маленького черепа.

— Теперь, похоже, мы знаем, что с ними случи лось.

Лугаш резко развернулся. Глаза его пылали яростью, а руны на коже горели так ярко, что Адхема отпрянула, оскалившись. На миг Волькеру показалось, что дуардин сейчас бросится на вампиршу. Адхема, видимо, подумала о том же и потянула из ножен меч. Но рокоборец только сказал:

— Не трогай их. Не трогайте их — никто.

Голос его был тихим. Хриплым. Сплюнув под ноги вампирше, он отвернулся и зашагал дальше.

Черепа висели и над деревянным мостом в силках из паутины, лоз и волос, между лопнувшими коконами, тихо перестукиваясь. Среди них болтались на ремешках амулеты и кощунственные талисманы, от вида которых пробирал озноб. Гроты наглядно пометили свою территорию.