Знакомые звуки родного столетия нахлынули на меня со всех сторон: потрескивание дров в камине, отдаленный рокот Темзы, шорох ветра в листве, нефтяные огоньки с тележек лоточников. Как это было прекрасно, знакомо, гостеприимно!
Нево осторожно выпрямился. Теперь он был в моем сюртуке, точно в легком полупальто. Он удобно устроился в нем, засунув руки в карманы. Вид у него был как у ребенка, надевшего взрослую вещь.
— Это 1891-й?
— Нет, — отвечал я.
— В чем дело? Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что мы должны были вернуться несколько раньше. В более давнее Прошлое. — Я посмотрел на холм. — Видите ли. Нево, в одном из этих домов находится лаборатория, где некий молодой человек отважился на серию экспериментов, которые, в конечном счете, приведут к созданию Машины Времени.
— Вы хотите сказать…
— Это происходило в 1873-м — так что в скором времени я надеюсь встретиться с этим молодым человеком.
Он посмотрел на дом. Его лицо в очках без подбородка, удивленно повернулось ко мне.
— А теперь пойдем, Нево. Вы поможете мне.
2. Дома
Не описать, до чего странно было прогуливаться в ночном воздухе по дороге к собственному дому — бок о бок с сопровождавшим меня морлоком!
Дом находился в конце террасы с большими эркерами, украшенными довольно непритязательным резным орнаментом вокруг дверной рамы с портиком. К ней вели ступени с черными металлическими перилами. Это был большой просторный дом, купленный мной по случаю еще в молодые годы. Я никогда не помышлял переселяться.
Я прошел в калитку и двинулся на задний двор. Туда выходили несколько балконов и окна курительной и гостиной. Свет в них не горел (я точно не знал, который час ночи). Оставалась ванная комната — но в 1873-м году она еще не был пристроена — и я полоскался в складной ванне, приносимой слугой в спальню. Взглядом я вычислил местоположение лаборатории, где — тут я испытал трепет необыкновенное волнение — еще горел свет. Прислуга давно улеглась, но я — да, ведь это был именно "Я" — продолжал работать.
Смешанные чувства охватили меня, каких не доводилось еще испытывать человеку: прийти к собственному дому, уже занятому тобой. Быть одновременно внутри и на пороге. Прийти к самому себе в гости.
Я вернулся к парадному входу. Нево по-прежнему стоял на пустынной дороге, где я его и оставил. Он вздрогнул, заслышав шаги.
— Не бойтесь…
Нево боялся приблизиться к ступенькам, поскольку колодец, куда они уводили, зиял непроницаемой чернотой.
Он подозрительно попробовал ногой ступеньку, видимо, не доверяя мастерству строителей древнего 19-го века.
Это навеяло на меня воспоминание из детства. Дом, в котором я вырос, был таким огромным, что в нем запросто можно было заблудиться: с погребами, подвалами, кладовыми и прочим. Помню, как меня пугала одна из подвальных отдушин: черная дыра, у самой земли. Детское воображение рисовало картину, что там живет Страшная Рука, которая может запросто схватить проходящего за лодыжку и утащить в свой подземный мир. Вот откуда, наверное, произрастала моя морлокофобия.
Отставив в сторону эти, теперь уже смешные воспоминания, я сказал Нево:
— Ведь вы, морлоки, любите темноту.
С этими словами я пошел к парадной.
Все было так знакомо — и все-таки было другим. Достаточно было одного взгляда, чтобы заметить тысячи малозначительных изменений и отличий, которые проявятся с такой силой через восемнадцать лет. Провисший косяк, позже замененный мной, и пустая ниша, куда я потом прибил крюк для лампы, по настоятельной просьбе мисс Уотчет.
Я вдруг стал понимать с новой силой, осознав еще раз, насколько замечательная вещь — путешествие во времени! Ожидаешь драматических перемен в истории человечества, улетая в будущее — и они там находятся, но в то же время достаточно такого незначительного прыжка в прошлое на пару десятилетий — и оно уже кажется анахронизмом.
— Может, мне лучше подождать вас?
В очках и сюртуке с чужого плеча вид у него был комичный.
— Думаю, намного опаснее для вас оставаться снаружи. Вас может заметить полицейский и принять за взломщика.
Представляю, какой шум могло вызвать появление морлока в полицейском участке! В этом веке Нево был совершенно беззащитен — также как я во время своего первого путешествия в будущее, куда не догадался прихватить даже кочерги.
— И потом, кроме полиции, на вас могут обратить внимание собаки. Нет уж, Нево, давайте жить по правилам этого века. Здесь по ночам ходят лишь подозрительные субъекты.
— А что подумает хозяин, если я появлюсь в доме рядом с вами?
— Хозяин?
Тут я несколько опешил, забыв, что речь идет обо мне самом. Молодом человеке из 1873-го года. Я вздохнул:
— Меня и сейчас трудно чем-нибудь удивить. А уж в те времена… Впрочем, остается уповать на собственную рассудительность и готовность к всякого рода сюрпризам. И потом, ваше присутствие поможет мне. Вы — мое доказательство.
И без дальнейших колебаний я дернул шнур дверного звонка.
В доме хлопнула дверь, и послышалось раздраженное: «Сейчас, сейчас!» Затем шаги по короткому коридору, соединявшему лабораторию с остальным домом.
— Это я, — прошептал я Нево. — Прислуга уже спит.
Ключ завозился в замочной скважине.
Нево шепнул:
— Очки…
Я снял этот анахронизм и спрятал в брючный карман — и тут же дверь распахнулась.
На пороге стоял молодой человек с лунным сиянием на лице — от свечи, которую он держал перед собой. Скользнул по мне взглядом, с головы до ног, он с явным непониманием воззрился на Нево.
— Какого дьявола вам нужно? Не могли прийти утром?
Я открыл рот — но все приготовленные слова, которые могли объяснить мое появление, тут же вылетели из головы.
Так я предстал перед самим собой — двадцатишестилетним!
3. Моисей
С этого времени я раз и навсегда окончательно пришел к выводу, что все мы без исключения пользуемся зеркалом как самообманом. Отражение, которое мы видим перед собой, настолько сильно находится под нашим контролем, что мы выделяем в нем, пусть бессознательно, лучшие черты, и складываем в уме образ, который не узнают даже ближайшие друзья. И, конечно, стираем «случайные черты», представляя себя в наиболее выгодном свете и ракурсе.
И вот передо мной оказалось истинное мое отражение, которое вышло из-под контроля — и, доложу вам, зрелище было непростое.
Ростом он был вровень со мной — в противном случае я бы к своему малоприятному удивлению обнаружил, что за 18 лет несколько сократился в объеме. Широкий лоб (на что мне указывало немало людей) и редкие волосы, еще, впрочем, не тронутые сединой. Глаза ясные, нос прямой, широкие мужественные скулы. Однако едва ли меня можно было назвать красавцем: бледность лица, хранившего печать уединенных часов в библиотеках, аудиториях и лабораториях, начисто отметали предположение о сердцеедстве.
И еще одно смутило меня — я обнаружил в себе черт морлока. Неужели у меня так торчали уши?
Но больше всего привлекло внимание, во что я был одет.
На нем был так называемый в наши времена «костюмчик донжуана»: короткий красный сюртучок на черно-желтый жилет, застегнутый на тяжелые медные пуговицы, высокие ботинки такого же желтого цвета и букетик цветов, приколотый в петлицу.
Неужели я когда-то так по-дурацки одевался? Наверное!
— Поразительно, — невольно вырвалось у меня. — Какой-то клоун!
Кажется, он не понимал, что происходит — он не узнал меня, но с ответом не замешкался:
— Пожалуй, лучше всего захлопнуть дверь перед вашим носом, сэр. Вы, что, специально взбирались по холму, чтобы раскритиковать мой костюм?
Бутоньерка на лацкане заметно увяла, и мне показалось, что от моего двойника веет ароматом бренди.
— Скажите, сегодня, в самом деле, четверг?
— Довольно странный вопрос.