— Но смысл такой «космической яхты»? Для чего же она, — чтобы переносить к Луне, другим планетам или..

И в наступившей паузе морлок покачал головой:

— Нет. К звездам.

Нево тем временем продолжал свои эксперименты с бильярдным столом. И шар всякий раз отзывался той же странной вибрацией. Копии шаров появлялись, откуда ни возьмись из лузы, пересекая траекторию пущенного шара. Время от времени происходила в точности та же картина: статичный шар выбивался с места без всякого со стороны меня и Нево вмешательства. Платтнерит загадочно светился в лузах, а шар двигался так быстро, что я не успевал ничего заметить. Однако морлок преуспел больше моего. Он окунался в инфоморе Конструкторов и постоянно выныривал оттуда с новыми материалами. Он бормотал себе что-то под нос на своем жидком текучем диалекте, нечто невнятное — и немедленно спешил к бильярду, чтобы применить на практике новые знания.

Наконец, он, казалось, созрел для того, чтобы поделиться со мной своей гипотезой. Для этого он вызвал меня из парной-душевой, где я наслаждался струями воды и пара. Вытершись рубашкой, я немедленно поспешил за ним в бильярдную. — Что с вами, друг мой? Никогда еще не видел вас таким возбужденным.

— По-моему, я понял, для чего служит этот стол, — пробормотал морлок.

— Да ну?

— Это… ну, как бы объяснить… только демонстрация, почти что игрушка — но в то же время самый настоящий Генератор Множественности. Вы понимаете, что это значит?

Я поднял руки:

— Сдаюсь.

— Но вы же прекрасно знакомы с идеей Множественности Историй, не так ли…

— Ну, без этого просто никак не объяснить, от чего мы всякий раз оказываемся в новом месте.

При всяком событий истории раздваивались: одна шла по пути совершения события, другая — по пути его несовершения. Тень бабочки могла лечь и здесь и там, в двух местах одновременно, пуля убийцы могла ранить, пролететь мимо или угодить в сердце короля… Каждый возможный исход события рождал собой новую версию Истории.

— И все эти истории реальны, — продолжал я, — и, если я верно понял, они лежат бок о бок в каком-то ином Измерении, словно страницы книги, и ни одна буква уже не может перепрыгнуть с одной страницы на другую.

— Вы прекрасно усвоили. А теперь представьте, что действие машины времени — в том числе и вашей первой модели становится причиной дальнейших, все более широких раздвоений или бифуркаций, производя новые истории. И некоторые из них просто невозможны без вмешательства машины времени — как, например, наша! — И он развел руками по сторонам. — Без вашей машины породившей за собой причинно-следственную связь событий, люди никогда не появились бы в палеоцене. И мы теперь не сидели бы на Земле, которую люди оставили миллионы лет назад, устремившись к звездам.

— Все понятно, — перебил я, поскольку терпение мое истощалось. — Но что прикажете делать с этим столом? Как это проясняет каверзы, которые он тут устраивает у нас на глазах?

— Демонстрирую. — Он покатил шар по столу. — Вот наш шар. Теперь представим множество историй — их пучок, в котором одна, естественно, будет иметь классическую траекторию — вот она катится через стол. Но другие истории по соседству, в том числе и с большими отклонениями от классического курса — существуют параллельно. И, вполне возможно, хотя и невероятно, что в одной из этих историй движение шара скомбинируется даже так, что он подпрыгнет в воздух и ударит вам в глаз.

— Очень хорошо. То есть, ничего хорошего, но продолжайте.

— Теперь, — он длинным пальцем обвел ближайшую лузу. — Вы обратили внимание на этот цвет?

— Платтнерит.

— Совершенно верно. Карманы представляют собой миниатюрные машины времени — ограниченные по размерам и зоне действия, но вполне функциональные. Как мы убедились на опыте, в процессе перемещений во времени объекты могут встречаться со своими двойниками. Причинно-следственные связи разрываются и истории буйно разрастаются, подобно сорнякам. Итак, шар стоит в середине стола — «наш» шар, как мы называем его. Затем копия нашего шара возникает из лузы и вышибает его со сцены. Шар доходит до борта, рикошетирует и попадает в лузу, оставляя своего двойника на столе, в позиции, точно соответствующей первоначальной позиции оригинала…

Его наукообразный язык начинал утомлять, если не сказать больше.

— Затем, — неспешно продолжал Нево, как мне казалось, даже растягивая слова от удовольствия быть таким наглядно умным, — наш шар идет сквозь время обратно — видите? И возникает из лузы в прошлом…

— Но поверхность стола — это же одно время, настоящее. Мы-то, наблюдатели, не смещаемся с ним, — горячо запротестовал я.

— И следует, — как ни в чем ни бывало, продолжал он, — вышибает себя со своего места и снова заменяет его… Я с отвращением посмотрел на этот коварный стол, сперва казавшийся столь невинным бильярдом.

— Вы хотите сказать, этот стол — моя жизнь? Да? Только вы не учли. Нево, что я все тот же шар, каким и был с самого начала.

— Еще раз повторяю — отбросьте застарелые понятия причинности, раз уж вы изобрели машину времени. Все переменилось! Столкновение шаров — это лишь одна из возможностей происходящего настоящего! Вам понятно? При условии существования машины времени причинность столь уязвима, что каждый неподвижный исходный шар окружен бесконечным числом таких непостижимых вероятностей. И ваш вопрос о том, «как такое началось?» отныне не имеет смысла — потому что вчерашнее и завтрашнее уже перепутались местами и стали принципиально неразличимы — при применении, как я уже упоминал, машины времени. Стоит вам потянуть рычаг — и разрушается причинно-следственная связь событий, прошлое смешивается с будущим. Итак, мы находимся в петле времени, в которой нет такой вещи как первопричина — или исходная позиция. Поэтому вы не можете говорить о «настоящем». Или, наоборот, вы только о нем и можете говорить, потому что ни прошлого ни будущего у вас уже нет.

— Может, оно и так, — откликнулся я, — но посмотрите: куда же исчезает шар, если их было два. Ведь материи присутствовало в два раза больше?

— Вас беспокоит нарушение закона о сохранении энергии? Исчезновение массы?

— Вот именно!

— Что-то я не заметил такого беспокойства с вашей стороны, когда вы, очертя голову, бросились в прошлое за своим двойником, — съехидничал он. — А там было, между прочим, нечто большее, чем нарушение такого закона!

— И, тем не менее, не слышу ответа. Внятного, простого, как и подобает в научных спорах. Разве я не прав?

— Правы, но узколобо, в единственном историческом пути. Вы были бы правы, если бы история существовала одна. Универсальные Конструкторы занимаются парадоксами путешествий во времени уже веками, — продолжил он. — Точнее сказать, очевидными парадоксами. Именно они сформулировали принципы закона о сохранении энергии в новых условиях. Этот закон работает в высшем измерении Множественности Историй. Взять хоть вас.

Я пытался переварить сказанное.

— Парадокс исчезает, если размышлять в категориях Множественности. Таким образом, и проблема причинности разрешается в рамках Множественности. Этот стол призван продемонстрировать нам это. Машина Времени доказывает существование расходящихся историй на макроскопическом уровне.

И он поведал мне об остальных Законах сохранения во Множественности.

— Представьте себе ситуации, — рассказывал Нево, — в которых Множественность приближается к нулю или бесконечности. Если множественность равна нулю, то история в принципе невозможна. Множественность с потенциалом единицы — это ситуация, которая предсказывалась ранними философами — поколением Ньютона. В ней единственный путь развертывания цепи событий разворачивается в каждой точке времени, постоянной и неподвижной.

Тут я понял, что он описывает мой собственный первоначальный и наивный взгляд на Историю: нечто вроде огромной комнаты, с более или менее определенными размерами, через которую моя Машина Времени может слоняться по собственной воли взад и вперед, и в каждой точке которой я могу остановиться и застать все неизменным.