Она бежала по последнему лестничному пролету и уже видела пустое фойе внизу. На секунду она заколебалась, но тут двери зала распахнулись, и солдаты СС, толкая Конрада на улицу, вышли из зала. Двери снова закрылись, и Алиса поняла, что другие офицеры все еще охраняли зрителей и оркестр. Пока Конрада не увезут?

Солдаты крепко держали Конрада, но он пытался вырваться из их рук. Его глаза горели, а черные волосы растрепались от борьбы и падали ему на лоб. Обычно такое случалось, только когда он работал. Он машинально пытался поднять руку и отбросить их назад знакомым нетерпеливым жестом, но солдаты крепко держали его. Все в Алисе бушевало при виде ничтожности этой сцены, и ее руки сами по себе сжались в кулаки. Она была готова вырвать горло этим солдатам своими накрашенными ногтями, но она оставалась там, где была, вся превратившись в слух, но вжавшись в стену, чтобы ее не заметили.

Конрад со злостью говорил:

— Куда вы меня ведете? В чем дело?

— Вы значитесь врагом Германии, герр Кляйн. — На этот раз Алиса уловила легкую ноту презрения в стальном голосе.

— Это смешно! Мне не интересна ваша политика!

Мужчина, которого Алиса приняла за главного, посмотрел на Конрада.

— Вы наполовину русский, — наконец сказал он. — Вы не отрицаете этого?

— Естественно, я этого не отрицаю. Мой отец был русским, — гордо ответил Конрад, как будто даже в такой отчаянный момент он мог вызвать в памяти старый империализм. — А моя мать была из Зальцбурга.

— Ваш отец был русским евреем, — холодно сказал конвоир, — следовательно, вы наполовину еврей. И вы пишете и исполняете музыку еврейского народа.

Холодный страх начал окутывать Алису. Музыка еврейского народа. «Песня Деборы»! Вот что он имеет в виду. Но ведь музыка не может быть тем, что волнует нацистов? Они ведь не арестуют человека за то, что он пишет музыку? Да, но они сжигали книги, которые якобы распространяли антинемецкие настроения, говорил ее разум. Они отбирают имущество и прослушивают телефонные разговоры.

— Мы поклялись фюреру, что безопасность Германии будет гарантирована, — говорил офицер, — и мы также поклялись сделать так, чтобы еврейско-большевистская революция низших рас никогда больше не была поддержана другими странами или их шпионами.

— Вы сумасшедшие, — со злостью сказал Конрад. — Я не революционер. Это самая фантастическая чушь, которую я когда-либо слышал.

— Мы не сумасшедшие. Мы подчиняемся приказам, и мы поклялись служить безжалостным мечом справедливости, карающим все те силы, которые угрожают сердцу Европы и которые угрожают Германии, — сказал конвоир, и Алисе показалось, что он повторял что-то, заученное наизусть. — Еврей, — презрительно бросил он. Алиса видела, как он подался вперед и плюнул Конраду в лицо.

Конрад вздрогнул, но свирепо и яростно глядел на солдат.

— Вы все сумасшедшие, — говорил он. — Ваш фюрер просто постулирует и притворяется очень важным, а на самом деле он ненормальный!

Офицер сжал губы. Он проговорил холодно, будто со скрежетом:

— Герр Кляйн, вы пожалеете, что когда-то сказали это.

— Я никогда не пожалею. И я не пойду с вами сегодня.

— Пойдете. Мы везем вас в один из лагерей герра Геринга, — сказал один из эсэсовцев.

— По чьему приказу? Я требую, чтобы вы сказали мне.

— Вы не в том положении, чтобы что-то требовать. Но раз вы настаиваете, я могу вам сказать, что этот приказ отдал крейсляйтер этого района.

— А кто он, этот крейсляйтер? — холодно спросил Конрад.

Алиса уже осторожно поставила ногу еще на одну ступеньку, когда с улицы раздался голос:

— Я — крейсляйтер этой части города, герр Кляйн, и именно я приказал вас арестовать.

На этот раз ужас полностью захватил все тело Алисы.

Этот голос был голосом человека, которого она никогда не забудет. Человека, который девять лет назад стал причиной того, что ее выбросили на улицу из дома его родителей.

Лео Драйер. Брат мисс Нины.

Алиса тут же снова вжалась в темный изгиб стены. Ее трясло, и она не могла унять дрожь. Она никогда в жизни не была столь сильно напугана.

Конрад, конечно, узнал Лео. Его голос немного дрожал, когда он сказал:

— Драйер? Какого дьявола здесь происходит? Ради бога, скажи этим людям, что произошла ошибка.

— Нет никакой ошибки, герр Кляйн.

Это больше не был голос того юноши в доме в Вене. Это был голос холодного авторитетного мужчины, который, как почувствовала Алиса, был полон злобы. Мог ли Драйер все еще злиться на Конрада за то, что тот бросил его сестру, и мог ли он использовать свое положение в нацистской партии, чтобы определить Конраду то наказание, которого, по его мнению, он заслуживал? Едва дыша, Алиса подалась чуть вперед из тени и заглянула в фойе. Да, это был Драйер.

— Вас отвезут туда, где вас будут держать с другими евреями, — сказал Лео Драйер, — мы ищем их, и мы найдем всех, герр Кляйн, будьте уверены, что мы найдем их всех. — Пауза. — Мы также найдем их семьи и тех, с кем они живут, — говорил он, а Алиса почувствовала прилив новой волны страха. Их семьи и тех, с кем они живут...

По сигналу Драйера солдаты вытолкали Конрада через парадные двери на улицу. Послышался шум нескольких включенных моторов, а потом машины с ворчанием умчались в темноту. К тому времени, когда Алиса, все еще босая, промчалась по оставшемуся пролету лестницы и выбежала на тротуар, машины уже скрылись из виду, и перед Алисой остались только клубящиеся выхлопные газы, пятнами уходящие в сладко пахнущую весеннюю ночь.

Просторные апартаменты, которые Алиса обставляла с таким удовольствием, больше не казались ей раем.

Мы ищем их всех, сказал солдат СС. Мы ищем всех евреев, их семьи и тех, с кем они живут...

Их семьи. Алиса не очень волновалась за себя, но была Дебора, сладкая, беспомощная, доверчивая Дебора — все знали, что она дочь Конрада. Но, конечно, они не станут причинять вреда детям, даже эти солдаты СС, со стальными глазами, похожие на пойманных в ловушки крыс, даже Лео Драйер, полный самой жестокой ненависти, которая горит в его глазах.

И все же...

И все же Алиса, как фурия, носилась по квартире, закидывая одежду в чемоданы, рассчитывая, планируя и выкрикивая приказы няне Деборы, которая не понимала до конца, что происходит, но еще до этого слышала марширующих на улице солдат и догадалась, что все это было не просто одной из вспышек гнева мадам. Она, согласно указаниям госпожи, вытаскивала чемоданы и испуганно, заикаясь, задавала вопросы. Куда они собираются? На чем они поедут? Алиса на мгновение замерла посередине своей спальни, лихорадочно раздумывая.

— Англия, — радостно сказала она, а потом, увидев удивление на лице няни, продолжила: — Это вполне осуществимо, если вы будете разумно за всем следить и сделаете все в точности так, как я вам скажу. У вас паспорт с собой, да?

— Да, с того момента, как я впервые приехала к вам из Эйндховена, но...

— Хорошо. — Алиса на секунду остановилась, чтобы поблагодарить каких бы то ни было богов, подходящих в этом случае, за то, что, когда она нанимала няню, она выбрала голландскую девушку, которая, по крайней мере, хоть чуть-чуть путешествовала и имела при себе паспорт. — Теперь слушайте внимательно. Сейчас вы должны взять Дебору, сегодня же...

Да, сегодня же, говорил ее разум, потому что в любой момент мы можем услышать марширующих снаружи солдат; ведь если Лео Драйер мог приказать им арестовать столь невинного человека, как Конрад, он мог приказать им арестовать и семью Конрада.

— Вы сможете взять такси до вокзала, — говорила Алиса. — Сейчас только десять часов, и сейчас там будет еще много такси... ох, подождите. Вам понадобятся деньги. — Алиса выхватила свернутые чеки из ящика со своей одеждой и сунула их в руки женщины. — И лучше, чтобы у вас было что-нибудь, что вы смогли бы продать, если деньги закончатся или если вы не сможете обменять их на английскую валюту. Вот... и вот... — Сверкающий ворох золота и серебра полетел в замшевую сумку, потом ее засунули в боковой карман чемодана. Большинство драгоценностей баронессы были подарками Конрада, множество было куплено по особым случаям — их первая встреча, премьера «Альрауне», рождение Деборы. Каждое украшение было воспоминанием, но Алиса продала бы каждый камень, каждый карат этих драгоценностей и свой шкаф в придачу, если бы это могло гарантировать безопасность Деборы.