Ребенок тоненько захныкал, и неожиданно Алису охватило сильнейшее желание защитить этого маленького человечка. Она сделает все, чтобы ее малыш выжил, она будет смотреть на него как на символ надежды. Прости меня, малыш, я не хотела этого, когда подумала, что ты можешь умереть.

Но ее грудь была пуста, а ежедневная мизерная порция молока на весь барак не будет достаточной для этого слабенького человечка. Алиса посмотрела на Илену, которая все еще сидела на краю кровати.

— Помоги мне, — сказала она. — Должно быть что-то...

Илена медленно сказала:

— Есть одно средство. Так делали животные в моей деревне. Это, конечно, неприятно, но это очень питательная пища. И ты сможешь нормально накормить ребенка. Природа всегда заботится о нас — так говорила моя бабушка.

Алиса секунду смотрела на Илену, а потом внезапно вспомнила свое собственное детство в деревне и поняла. Природа заботится о нас.

Через несколько секунд она опустила руку между бедрами, чувствуя пропитанную кровью солому, которую Илена положила на кровать. Почти тут же ее рука сомкнулась на еще теплой плаценте.

Ребенок будет жить, даже в таком месте, как это. Алиса все сделает для этого.

— Я не все знаю об этом, — сказал Майкл, сидя напротив Фран на кухне Трикси, и между ними стояла на три четверти пустая бутылка. — Думаю, это в основном из-за того, что она не хотела рассказывать все. Но спустя годы я сумел заполнить множество пробелов. Хотя я точно знаю, что рождение Альрауне произошло в Освенциме, и ребенок родился в результате того, что Лукрецию изнасиловали несколько офицеров гестапо.

— О господи, — тихо сказала Фран и, даже не думая об этом, погладила его по руке.

Майкл слегка сжал ее пальцы, и в этот момент что-то промелькнуло между ними. Словно искра, подумала Фран. Или словно ты стоишь под душем, а вода случайно ловит блеск солнца, так что несколько секунд ты стоишь внутри радуги. Она убрала руку.

Посуда был сложена в раковине: сейчас следовало обдумать более важные вещи. Фотография Альрауне лежала на столе, там, где они ее оставили, и она потянулась к ней, чтобы коснуться стекла, которое закрывало фотографию.

— Майкл, это и есть Альрауне, да? Я имею в виду... тут не может быть ошибки? Имя, написанное на чьей-то фотографии по ошибке или что-то вроде того?

— Нет. Это однозначно Альрауне.

Он взял яблоко из блюда с фруктами, которое Фран поставила на стол, и стал рассеянно резать его на четыре части. Фран ждала, и через мгновение он произнес:

— Альрауне вывезли из Освенцима в Швейцарию в сорок третьем или сорок четвертом году. Лукреция установила это, хотя сейчас я не вполне уверен, и после войны она привезла Альрауне назад в Англию. Позже у Альрауне появилась семья, хотя это был не очень счастливый брак.

Франческа посмотрела на него, но в его глазах снова появился этот закрытый взгляд, так что с видимым интересом к деталям истории она сказала:

— Если Альрауне жила в Австрии, Трикси могла найти фотографию этим летом. Она часто ходила в пешие прогулки во время летних каникул, и в этом году она ходила в Тироль в Австрии.

На самом деле Трикси предлагала Фран пойти с ней. «Хороший свежий воздух и обилие физической нагрузки — вот что тебе нужно. Это отвлечет тебя от того, что ты сидишь и хандришь из-за этой крысы Маркуса», — сказала она, но Фран была все еще на той стадии, когда хотелось сидеть и хандрить, и мысль об энергичных прогулках по Австрии в компании одной Трикси была столь пугающей, что Фран осталась дома. Майкл сказал:

— Ты знаешь, где конкретно была Трикси?

— Точно не знаю. Но когда она вернулась, она говорила о том, что останавливалась на неделю или на две в местечке, которое называется Клостернейберг. Это одна из тех малюсеньких деревень в венских лесах, по всей видимости. Там есть крошечный монастырь, и виноградные лозы висят над дверями гостиниц на винных фестивалях, а все деревенские жители напиваются по случаю нового урожая. Трикси должна была познакомиться с местными жителями, пока была там, ведь она изучала современные языки, так что свободно говорила по-немецки. Она упоминала, что ее приглашали в какой-то дом на ужин.

— Ты думаешь, она могла наткнуться на фотографию там?

— Я думаю, более вероятно, что она нашла ее в одном из книжных магазинов где-нибудь. Трикси любила ходить по букинистическим магазинам. Она обычно искала что-нибудь, что могло быть полезным для проектов, которые она устраивала в некоторых своих классах. Коробки старых книг и листовок или даже театральные программки и рукописи пьес... что-то слегка выходящее за границы учебников. Еще она любила старые гравюры и карты, иногда она покупала эти в беспорядке сложенные коробки на гаражных распродажах, в которых будет девяносто девять процентов мусора, но всегда будет этот непредсказуемый один процент.

— Случайная фотография, — задумчиво сказал Майкл.

— Да. Фото Альрауне могло быть в одной из этих коробок или, может быть, в серебряной рамке, которую продавали. — Франческа снова посмотрела на фотографию: — Это лицо уже не забыть, да? И вместе с именем...

— Имя значило что-то для Трикси?

— Могло. Она могла знать о книге. Она даже могла выбрать свою тему из-за этой фотографии, — сказала Фран. — Если сложить вместе все кусочки, получится неплохая мешанина. Вся психология того, что случилось на студии «Ашвуд»... Лукреция и Альрауне, и война, и книга Эверса... — И причины, по которым Лукреция убила двоих человек, произнес ее внутренний голос. О боже, нет, я не могу думать об этом. Пока не могу.

Майкл сказал:

— Ты не нашла больше ничего, относящегося к Лукреции, в вещах Трикси?

— Нет. — Фран допила вино и поставила бокал. — Но я не открывала конверты и не читала письма. Это просто было в пачке старых фотографий, они не показались мне очень личными. — Она поколебалась, а потом сказала: — Майкл... ты сказал, что, когда Альрауне приехала в Англию, у нее была семья.

— Да, но это был не очень счастливый брак, — сказал Майкл. — Я жил с Альрауне, пока мне не исполнилось восемь.

Франческа посмотрела на него.

— Альрауне была твоей матерью, — осторожно сказала она. — Ведь так, да? Лукреция фон Вольф была твоей бабушкой, а Альрауне была ее дочерью. Значит, Альрауне должна была быть твоей матерью.

На какое-то мгновение ей показалось, что он не собирается отвечать; тишина грозила стать неловкой.

Потом он взял свой пиджак, который висел на спинке стула, вынул бумажник и открыл его, чтобы показать Фран маленькую и довольно старую фотографию, вставленную спереди. Мужчина лет тридцати восьми и женщина немного моложе. У женщины были глаза Майкла, и она выглядела так, как будто старается не засмеяться, пока их снимают. Ее черные волосы слегка растрепал ветер, и она счастливо прижалась к мужчине, который обнимал ее за плечи.

Фран смотрела на фотографию, а потом взглянула на Майкла:

— Но это...

Майкл очень тихо сказал:

— Это фотография Альрауне. Но Альрауне не дочь Лукреции, Франческа. Альрауне был сыном Лукреции. Альрауне был моим отцом.

— Устроить, чтобы ребенка крестили как Альрауне, было самой жестокой насмешкой Лео Драйера, — сказала Алиса в ту ночь, когда рассказывала Майклу об Освенциме. — Я особо не думала о крестинах или любом другом виде крещения, я была слишком занята тем, чтобы ребенок выжил и чтобы я выжила вместе с этим.

Майкл заметил, что она говорила о ребенке «это».

— Но через неделю после родов один из офицеров зашел в барак и унес ребенка на крестины. Была произнесена какая-то обличительная речь против евреев, конечно, в соответствии с приказом. Тогда они все еще пытались поддерживать миф о том, что я еврейка, и одним из изощренных мучений, которые они придумали в то время, было насильно крестить всех новорожденных еврейских детей по-христиански. Для настоящего еврея это, конечно, было мучением. Но мне было все равно.