– Верно, приятель. А помните ли вы кошку, которую мы поймали и съели? Мы же ведь не возражали, разве не так, Питер?

– Да, но то было бездомное животное. А это Ровер!

– Был Ровер! Сейчас это просто мясо.

– А, так это вы поймали кошку? – спросил Браф, невольно разозлившись. – Ту, что пропала примерно месяцев шесть назад?

– Нет. Ту кошку мы съели на Яве.

Браф сказал:

– О-о-о!

Потом его взгляд наткнулся на Кинга.

– Я должен был бы догадаться, – взорвался он. – Ты, ты мерзавец. А мы четыре часа копались в отбросах.

– Не стоит волноваться. Дон. Мы же получили ее. Американцы победили.

– Мои австралийцы теряют навыки, – прокомментировал Ларкин.

Кинг взял ложку. Рука его тряслась, когда он попробовал варево.

– Вкусно. – Потом потыкал мясо. Оно все еще плотно прилипало к кости. – Пусть еще часок поварится.

Через десять минут он снова попробовал.

– Возможно, слегка недосолено. Как вы считаете, Питер?

Питер Марлоу попробовал. Варево получилось вкусным, ох каким вкусным.

– Чуточку, совсем чуточку!

Они все по очереди попробовали. Щепотка соли, еще немного хуана, чуть-чуть сахара, капельку куркумы. И они, почти задохнувшиеся, смиренно ждали в этой утонченной пыточной камере.

Время от времени они снимали одеяло с окна, выпускали аромат на улицу, проветривая камеру.

А за окном ветерок нес запах по Чанги. И внутри тюрьмы струйки запаха просочились сквозь дверь в коридор и пропитали воздух.

– Боже, Смитти, ты слышишь запах?

– Конечно, слышу. Ты думаешь, у меня нет обоняния? Откуда он доносится?

– Секундочку. Откуда-то сверху, откуда-то с верхних этажей!

– Но эти желтые ублюдки варят себе как раз за этой проклятой проволокой!

– Это верно. Сволочи.

– Не думаю, что это они. Кажется, запах доносится из самой тюрьмы.

– О, Боже, посмотрите на Смитти. Он принюхивается, как кровожадная ищейка.

– Говорю вам, что этот запах идет из тюрьмы.

– Это просто ветер. Ветер дует со стороны японцев.

– Ветер никогда так раньше не пах. Это готовят мясо, говорю я вам. Это говядина. Клянусь своей жизнью. Варится говядина.

– Новая пытка япошек. Сволочи! Что за мерзкие штучки!

– Может быть, нам только кажется. Они говорят, что можно вообразить себе запах.

– Как, черт побери, нам всем он может казаться. Посмотри на людей вокруг, они все остановились.

– Кто так говорит?

– Что?

– Ты сказал «Они говорят, что можно вообразить запах». Кто это «они»?

– О, Боже, Смитти. Ну просто так считается.

– Но кто эти «они»?

– Откуда мне знать, черт возьми?

– Тогда прекрати говорить – «они» сказали это или «они» сказали то. Этого достаточно, чтобы свести человека с ума.

Люди в камере, гости Кинга, смотрели, как он большой ложкой наложил порцию в котелок и отдал его Ларкину. Их глаза расстались с котелком Ларкина и вернулись назад к ложке, а потом к Маку, и снова к ложке, а потом к Брафу и опять к ложке, а потом к Тексу и опять к ложке, а потом к Питеру Марлоу, и опять к ложке, и снова к порции Кинга. Когда еда была роздана, они жадно начали есть, а в кастрюле осталось еще достаточно похлебки, по меньшей мере две порции на каждого.

Есть такую вкусную еду было мукой.

Бобы разварились и почти растворились в густом супе. Благодаря папайе мясо было мягким и отстало от костей, оно распалось на отдельные кусочки, темно-коричневые от приправ, папайи и бобов. Варево было густым, как настоящая похлебка, ирландская похлебка, с медового цвета пятнышками жира на поверхности супа в их котелках.

Кинг оторвался от своей миски. Она была сухая и чистая. Потом он кивнул Ларкину.

Тот отдал ему свой котелок, и каждый из них в молчании принял еще по одной порции. В полном молчании съели по второй порции. И, наконец, последняя.

Наконец Кинг отставил миску в сторону.

– Сукин сын.

– Лучше быть не может! – отозвался Ларкин.

– Превосходно, – сказал Питер Марлоу. – Я забыл, как надо жевать. У меня болят челюсти.

Мак аккуратно выловил последний боб и рыгнул. Это была удивительная отрыжка.

– Должен вам сказать, парни, я ел разные блюда в своей жизни: от ростбифа у Симпсона на Пиккадилли до rijsttafel в «Отель де Индс» на Яве, но ничто, ни одно блюдо даже сравниться с этим не может. Ни одно.

– Согласен, – подтвердил Ларкин, усаживаясь поудобнее. – Даже еда в лучшем ресторане Сиднея – ну, там отличные стейки, но большего удовольствия я никогда ни от чего не получал.

Кинг рыгнул и пустил по кругу пачку «Куа». Потом открыл бутылку саке и сделал большой глоток. Водка была неприятной и крепкой, однако смывала чересчур жирный привкус супа.

– Держите, – протянул он бутылку Питеру Марлоу.

Все выпили и закурили.

– Эй, Текс, как насчет кофейку? – зевнул Кинг.

– Лучше подождать несколько минут, прежде чем открывать дверь, – предложил Браф, не заботясь о том, открыта ли дверь или нет. – О, Боже, я чувствую себя прекрасно!

– А я так набил живот, что думаю, взорвусь, – потянулся всем телом Питер Марлоу. – Это была, без сомнения, самая лучшая...

– Ради Бога, Питер. Мы все только что сказали это. Мы все это знаем.

– Но я считал своим долгом добавить.

– Как ты организовал это? – обратился Браф к Кингу, сдерживая зевоту.

– Макс рассказал эту историю, ну, что собака убила курицу. Я послал Дино к Хокинсу. Он отдал собаку ему. В качестве мясника мы пригласили Курта. Моя доля – задняя часть тушки.

– Почему Хокинс отдал собаку Дино? – спросил Питер Марлоу.

– Он ветеринар.

– Понятно!

– Черта с два, – сказал Браф. – Он из торгового флота.

Кинг пожал плечами.

– Значит, сегодня он стал ветеринаром. Перестал врать.

– Ну ты и молодец. Чертовский молодец!

– Спасибо, Дон.

– Как... как Курт убил ее? – спросил Браф.

– Я не интересовался.

– Как обычно, приятель, – вмешался Мак. – А теперь давайте сменим тему, а?

– Хорошая мысль.

Питер Марлоу встал и потянулся.

– Что будем делать с костями? – спросил он.

– Мы вынесем их потихоньку, когда будем уходить.

– Как насчет небольшой партии в покер? – предложил Ларкин.

– Хорошая мысль, – бодро согласился Кинг. – Текс, ты ставишь кофе. Питер, приберитесь немного. Грант, вы караулите дверь. Дон, как насчет того, чтобы собрать посуду?

Браф тяжело поднялся.

– А ты чем, черт возьми, собираешься заняться?

– Я? – Кинг поднял брови. – Я собираюсь просто сидеть.

Браф посмотрел на него. Все они посмотрели на Кинга. Потом Браф сказал:

– Я серьезно намеревался произвести тебя в офицеры, просто для того, чтобы получить удовольствие от разжалования тебя в рядовые.

– Получите нагоняй, – сказал Кинг, – и это не принесет вам ничего хорошего.

Браф посмотрел на остальных, потом опять на Кинга.

– Ты, вероятно, прав. Я окажусь под трибуналом. – Он засмеялся. – Но нет такого закона, по которому я не могу выиграть у тебя деньги.

Он вытащил пятидолларовую бумажку, кивнув на колоду карт в руках Кинга.

– Старшая карта выигрывает!

Кинг раскинул карты.

– Берите карту.

Браф злорадно показал даму. Кинг посмотрел на колоду, потом взял карту – валет.

Браф усмехнулся.

– Вдвое или ничего.

– Дон, – примирительно сказал Кинг, – выйдите из игры, пока вы в выиграйте. – Он вытащил другую карту и перевернул ее лицевой стороной. Это был туз, – Я мог также просто вытащить другого туза – это ведь мои карты!

– Почему же, черт возьми, ты тогда не обыграл меня? – спросил Браф.

– Послушайте, капитан. – Удивление Кинга было беспредельным, – Было бы невежливо забрать ваши деньги. В конце концов, вы наш бесстрашный командир.

– Чтоб тебя! – Браф начал собирать тарелки и котелки.