– Вы так плохо воспитаны, Грей. Такой надоедливый, – достаточно громко сказал он.

– Я осведомлен относительно хороших манер, – ответил Грей, – вы, чертов педик. Я рад, что не принадлежу к вашему вонючему классу, сволочь. Вы все жулики, лжецы и воры...

– Грей, предупреждаю вас в последний раз, заткните пасть, или, клянусь Богом, я вам сам ее заткну.

Грей утратил контроль над собой. Он постоянно настраивал себя против этого человека. Он мог избить его, знал, что мог. В любое время. Мучает его дизентерия или нет.

– Если мы когда-нибудь выберемся из этого дерьма живыми, я буду искать вас. Первое, что я сделаю. Самое первое. Это доставит мне удовольствие. Но, если вы оскорбите когда-нибудь меня снова, я высеку вас.

Питер Марлоу обратился к остальным офицерам.

– Вы все слышали. Я предупредил его. Я не собираюсь терпеть оскорбления от этой обезьяны из низшего класса. – Он быстро повернулся к Грею. – Теперь оставьте меня в покое.

– Как я могу это сделать, если вы нарушили закон.

– Какой?

– Повторяю, вам надо быть у полковника Смедли-Тейлора после ужина. Еще одно слово, и вы окажетесь под домашним арестом до того, как пойдете туда.

Грей ушел. Его ликование улетучилось. Глупо было обзывать Марлоу. Глупо, когда в этом не было необходимости.

Когда Питер Марлоу подошел к бараку полковника Смедли-Тейлора, Грей уже был там.

– Я доложу полковнику о вашем прибытии, – сказал Грей.

– Вы так заботливы, – Питер Марлоу чувствовал себя не в своей тарелке. Высокая фуражка ВВС, которую он одолжил, раздражала его. Рваная, но чистая рубашка, которую он надел, тоже раздражала. Саронги гораздо удобнее, твердил он себе, более практичны. А мысль о саронгах заставила его подумать о завтрашнем дне. Завтра день передачи денег. За бриллиант. Завтра Шагата должен принести деньги, и через три дня в деревне будет еще одна встреча. Может быть, Сулина...

Глупо думать о ней. Давай, соберись с мыслями, тебе сейчас понадобится вся твоя сообразительность.

– Входите, Марлоу, – приказал Грей.

Питер Марлоу стал по стойке «смирно» и с должной военной выправкой строевым шагом направился в комнату полковника. Проходя мимо Грея, он прошептал:

– Чтоб ты провалился, болван, – и, почувствовав себя немного лучше, предстал перед полковником. Он четко отдал ему честь, поедая глазами.

Сидящий за грубо сделанным столом, в фуражке, стек на столе, Смедли-Тейлор мрачно посмотрел на Питера Марлоу и четко козырнул в ответ. Он гордился, что так хорошо управляется с дисциплиной в лагере. Все, что он делал, соответствовало уставу. В точности.

Он рассматривал стоявшего перед ним молодого человека – тот стоял навытяжку. «Хорошо, – подумал он, – по крайней мере очко в его пользу». Он некоторое время помолчал, в соответствии со своей привычкой, которая всегда заставляла обвиняемых нервничать. И наконец спросил:

– Ну, капитан Марлоу? У вас есть о чем доложить?

– Нет, сэр. Я не знаю, в чем меня обвиняют.

Полковник Смедли-Тейлор удивленно посмотрел на Грея, потом, нахмурившись, перевел взгляд на Питера Марлоу.

– Возможно, вы нарушили столько правил, что вам трудно вспомнить все сразу. Вчера вечером вы заходили в тюрьму. Это нарушение правил. Вы не носили нарукавную повязку. Это нарушение правил.

Питер Марлоу почувствовал облегчение. Дело касается всего лишь тюрьмы. Но подождите минутку, а как же насчет еды?

– Ну, – отрывисто сказал полковник, – нарушили вы приказы или нет?

– Да, сэр.

– Вы знали о том, что нарушали два приказа?

– Да, сэр.

– Почему вы ходили в тюрьму?

– Я просто навещал кое-кого из знакомых.

– Неужели? – Полковник подождал, потом едко спросил:

– Просто навещали кое-кого из знакомых?

Питер Марлоу промолчал, дожидаясь главного. Оно не заставило себя ждать.

– Американец тоже был в тюрьме. Вы были с ним?

– Некоторое время да. Нет закона, который запрещает это делать, сэр. Но я действительно нарушил, нарушил два приказа.

– Что вы оба затеяли?

– Ничего, сэр.

– Итак, вы признаете, что время от времени вы проворачиваете какие-то делишки?

Питер Марлоу страшно разозлился, что не подумал, прежде чем ответить. Он знал, что полковник – замечательный человек, но он не был его союзником.

– Нет, сэр.

Он не отрывал глаз от полковника, но ничего не говорил. Существует одно правило. Когда вы стоите по стойке «смирно» перед старшим по званию, вы просто говорите «Нет, сэр» или «Да, сэр», или говорите правду. Существовало неизменное правило, по которому офицеры всегда говорили правду, и вот сейчас, имея за своей спиной все традиции, зная, что он должен говорить правду, он лжет или говорит лишь часть правды. Это было не правильно. Или, наоборот, правильно?

Полковник Смедли-Тейлор затеял игру, в которую он столько раз играл раньше. Не стоило особых душевных мук поиграть с человеком, а потом наказать его, если он находил это необходимым.

– Послушайте, Марлоу, – голос его звучал по-отечески, – мне доложено, что вы связались с нежелательными элементами. Вам стоило бы подумать о своем положении офицера и джентльмена. Вот эта связь – с этим американцем. Он торгует на черном рынке. Я посоветовал бы вам прекратить это знакомство. Я не могу, конечно, приказать, но советую.

Питер Марлоу ничего не сказал, но сердце его обливалось кровью. То, что сказал полковник, было правдой, но все же Кинг был его другом и он кормил его, помогал ему и его группе. И он был прекрасным человеком, прекрасным.

Питер Марлоу хотел сказать: «Вы не правы, и я не собираюсь этого делать. Я люблю его, и он хороший человек, и нам весело вместе, и мы много смеемся». И в то же время хотелось признаться в том, что они торговали, ходили в деревню, признаться, что они собирались продать бриллиант, он даже хотел признаться в сегодняшней сделке.

Но потом, представив себе Кинга, арестованного и униженного, он забыл о верности традициям и удержался от признания.

Смедли-Тейлор легко заметил душевное волнение, которое обуревало молодого человека, стоящего перед ним. Было бы так просто сказать: «Подождите на улице. Грей», – и потом:

– «Послушайте, мой мальчик. Я понимаю ваши проблемы. Бог мой, я командую полком почти столько, сколько я себя помню. Я понимаю вас – вы не хотите выдавать своего друга. Это похвально. Но вы кадровый офицер, унаследовавший эту профессию, подумайте о вашей семье и о поколениях офицеров, которые служили стране. Подумайте о них. На карту поставлена ваша честь. Вам надо рассказать правду, таков закон». – И потом сделать легкий вздох, отрепетированный множество раз, и продолжить: «Давайте забудем об этой чепухе. Я сам несколько раз посещал тюрьму. Но если вы хотите признаться мне...» – и он дал бы словам повиснуть в воздухе с абсолютно правильно рассчитанной интонацией. А в результате секреты Кинга были бы раскрыты, и Кинг очутился бы в лагерной тюрьме, но кому от этого стало бы легче?

В данный момент у полковника был гораздо больший повод для беспокойства – гири. Это могло привести к катастрофе, последствия которой невозможно было предусмотреть.

Полковник Смедли-Тейлор знал, что он всегда получит какую угодно информацию от этого ребенка с его причудами, он так хорошо знал людей. Он знал, что он умный командир, командир «от Бога», он таким должен быть и после того, как все это кончится. Первое правило командира – сохранять уважение к своим офицерам, с ними нужно обращаться снисходительно до тех пор, пока они действительно не преступали грань, а потом безжалостно уничтожать их в качестве наглядного урока для других. Но необходимо выбрать подходящий момент, подходящее преступление и подходящего офицера.

– Ладно, Марлоу, – сказал он твердо. – Я приговариваю вас к лишению денежного довольствия на месяц. Я отмечу, что оно списано с вас в вашем аттестате, и мы больше не будем говорить об этом. Но правил больше не нарушайте.