— Наверное, болтается здесь уже сотню лет, — пробормотал один из морских псов — так в Кэррадуне называли рыбаков с обветренными лицами, населявших город.
Мужчина равнодушно махнул рукой, словно не желая больше обсуждать эту тему.
— Да, но мир стал спокойнее, — недовольно заметил другой посетитель таверны.
— Нет, не весь мир, — возразил третий. — Только его часть, где живут родители этих троих ребят. Я думаю, мы стали более цивилизованными!
Его слова вызвали смешки других посетителей — отчасти язвительные, отчасти добродушные.
— В остальном мире стало беспокойнее, — продолжал он. — И это беспокойство подбирается к нам, можете в этом не сомневаться.
— Нашему-то поколению знакомы жестокие сражения, — добавил первый. — А вот будут ли готовы драться молодые, выросшие при Кэддерли?
— Ну, его детишки не сплоховали, — ответил ему кто-то, и в подтверждение этих слов по столам застучали донышки кружек.
Потом посетители дружно выпили в честь стоявших у стойки бара близнецов.
— Мы остались в живых, — громко заговорила Ханалейса, привлекая всеобщее внимание. — Но ведь это злобное существо и сейчас может бродить по лесу.
Ее надежда вызвать тревогу не оправдалась. Только кружки застучали еще громче, да кое-где послышался смех. Ханалейса посмотрела на Тимберли, а потом они оба обернулись к дворфу, который выразил свое сожаление протяжным «О-о-ох».
— Жителям Кэррадуна надо поставить часовых у каждых ворот и вдоль стен! — крикнул Тимберли. — Надо, чтобы по улицам ходили вооруженные патрули с факелами. И прошу вас, осветите город!
Его энергичное выступление привлекло некоторое внимание, но в следующий момент все взгляды обратились к входной двери. Кто-то настежь распахнул дверь и крикнул:
— Тревога! Тревога!
Но больше, чем крики, посетителей таверны поразили донесшиеся вслед за этим вопли, полные ужаса и боли.
Рыбаки вскочили со своих мест, опрокидывая столы.
— Ох-ох, — вздохнул Пайкел, схватил Тимберли за руку и придержал Ханалейсу обрубком второй руки, призывая не вмешиваться.
Они пришли в таверну, чтобы предупредить людей и организовать их, но Пайкел был уверен, что дальнейшее вмешательство уже не требуется.
Тимберли еще пытался что-то кричать, но уже собирались группы из экипажей рыбацких судов, раздавались призывы пойти в доки за оружием, распределялись районы города для обороны.
— Но, люди… — попытался протестовать Тимберли и тут же получил увесистый толчок от Пайкела.
— Ш-ш-ш! — предостерег его дворф.
— Будем держаться вместе, — заговорила Ханалейса. — Нас четверо. Посмотрим, чем мы сможем помочь.
Вслед за остальными они вышли на улицу. Но и в таверне осталось несколько человек — в основном капитаны судов, решившие обсудить общую стратегию. Пайкел, прошептав несколько слов, сунул свою черную дубовую палку — волшебную дубинку — под мышку обрубленной руки и провел пальцами по нижнему концу. Из верхнего конца палки брызнул яркий свет, превратив оружие в горящий без огня факел.
В двух кварталах от таверны, по пути к воротам, через которые они входили в город, трое молодых людей и дворф узнали, из-за чего возникла тревога. Улицы заполонили гниющие трупы и скелеты. Мертвые люди и эльфы, дворфы и хафлинги и даже животные свободно разгуливали по городу и нападали на живых.
Увидев семейство, пытающееся спрятаться под насыпью дороги, ребята Бонадьюс и дворф устремились туда, но Рорик резко остановился, вскрикнул, а потом неловко поднял ногу и задрал штанину. Пайкел первым подошел ближе, увидел отчетливо проступившие капли крови и какое-то мелкое существо. Рорик дернул ногой, и напавшая тварь отлетела на обочину дороги.
А потом этот комок костей и перьев снова взлетел и устремился к Рорику.
— Птица, — ахнула Ханалейса.
Пайкел проследил за ее полетом, резко взмахнул палкой и горящим концом сбросил птицу на мостовую. Свет оказался губительным для неживых существ, и мертвая птица осталась тлеть на дороге.
— Ша-ла-ла! — торжествующе воскликнул Пайкел, высоко подняв дубину.
Потом дворф поправил на голове котелок, заменяющий ему шлем, и свернул в ближайшую аллею. Как только свет волшебной дубинки проник в темноту, стала видна толпа скелетов, и все они тотчас бросились на дворфа.
Тимберли обнял брата за спину и подтолкнул в ту сторону, откуда они пришли, а затем крикнул притаившемуся семейству, чтобы и они не отставали.
— Дядя Пайкел! — закричала Ханалейса и бросилась на помощь дворфу.
За углом ее встретил отвратительный треск костей, навстречу полетели осколки ребер и целые черепа, сорванные со скелетов. Свет дубинки Пайкела метался, словно язычок пламени в разгар урагана, и сам дворф двигался с той же быстротой. Такого яростного сражения Ханалейсе еще ни разу не приходилось видеть, и уж тем более она не ожидала воинственного пыла от всегда спокойного дядюшки-садовника.
Тогда она переключила внимание на улицу, где еще оставались двое жителей Кэррадуна с тремя маленькими детьми. Пайкел и сам мог справиться с мертвецами, несмотря на огромное численное превосходство противников, и Ханалейса бросилась на помощь беззащитным горожанам. Два скелета уже догоняли несчастных беглецов. Она на всей скорости врезалась в мертвецов, заставив их отступить на несколько шагов, а сама на мгновение замерла, стоя на носке одной ноги, резко развернулась и второй ногой со всего размаху врезала по грудной клетке ближайшего скелета. Костяные осколки брызнули во все стороны, а Ханалейса, отдернув ногу, но, не опуская ее и не теряя равновесия, отклонилась назад, мгновенно изменив направление следующего удара, который пришелся точно в лицо второму скелету.
Умение держать равновесие не подвело Ханалейсу, и она, разворачиваясь на одной ноге снова и снова, трижды ударила врага в грудь.
Затем последовал высокий прыжок, и опорная нога описала высокую дугу перед лицом скелета, но это был лишь отвлекающий маневр. Приземлившись на обе ноги, Ханалейса без промедления ринулась вперед и провела серию прямых сокрушительных ударов кулаками.
Оба скелета превратились в груды обломков, и Ханалейса стала отступать вслед за бегущими горожанами. К ее немалому облегчению, из аллеи выскочил Пайкел. Они приветствовали друг друга улыбками и стали вместе отражать нападки оживших мертвецов, действуя ногами, руками и светящейся дубинкой дворфа.
Вскоре к ним стали присоединяться горожане, а потом подбежал и Тимберли, энергично разбивая своим длинным мечом попадавших под удары скелетов и зомби.
Но их было слишком много!
Мертвецы поднимались со старого кладбища, где нашли упокоение многие поколения жителей Кэррадуна; они поднимались и из леса, где цикл жизни неустанно повторялся, чтобы утолить голод заклинания колоссальной мощности. Даже по берегам озера Импреск, под его темными водами, тысячи скелетов рыб, выброшенных после очистки доков и лодок, поднимались на поверхность, выскакивали из воды на берег или причал и отчаянно пытались уничтожить хоть что-нибудь живое.
А над темной гладью озера стоял и наблюдал за происходящим Фетчигрол. Его мертвые глаза вспыхивали, отражая оранжевые языки пламени разгоравшихся сразу в нескольких местах пожаров. И каждый мучительный вопль, каждый испуганный крик, доносившиеся из темноты, вызывал в мертвенном взгляде отблески удовлетворения.
Призрак чувствовал, что неподалеку произошло не одно кораблекрушение и в озере покоится немало давно погибших рыбаков.
— Я в порядке! — настаивал Рорик, пытаясь выдернуть ногу из пальцев дядюшки Пайкела.
Но дворф крепко держал его одной рукой — а он мог удержать и норовистую лошадь, не то что подростка, — и обрубком второй руки легонько ткнул Рорика, чтобы тот не слишком сильно вертелся.
Они снова были в таверне, но спокойствия снаружи не прибавилось. Скорее, наоборот.
Пайкел оторвал от лоскута полоску ткани и окунул ее в свой перевернутый котелок-шлем, куда перед этим вылил какой-то крепкий напиток и настой трав, всегда имевшийся у него под рукой.