— Ну так можешь сказать сейчас.

— Адам…

Думай! — приказал он себе. Сердце бешено забилось.

— …Годли[33]. — Это было единственным, что он смог придумать.

— Рад познакомиться, — прохрипел Карло, лежа в грязи.

— Как и я, — склонил голову Солсбери. Раздался громовой раскат. — Хм, похоже, эта буря не стихнет какое-то время. Сегодня мы не будем заниматься починкой сломанных телег. — Он снова взглянул на благочестивого Адама. — Ты длинный и очень высокий. Сколько тебе лет? Семнадцать?

— Четырнадцать, — последовал ответ, прежде чем Адам успел подумать, стоило ли его давать.

— Черт! Четырнадцать? У тебя же еще вся жизнь впереди! — Маленькие глазки подозрительно прищурились. — Подумать только! И кто с тобой путешествует? Или твои родители отправили тебя одного в такую даль?

— Нет, сэр, я сам по себе.

Повисло молчание, нарушаемое недовольным фырканьем лошадей и барабанной дробью дождя по тенту. Затем Солсбери снова заговорил:

— И как же так получилось, что четырнадцатилетний мальчик едет в Лидс в такой ливень, да еще и один? Ты же ходячая наживка для разбойников.

Адам лихорадочно придумывал историю. Он все еще не хотел, чтобы о его связи с Черным Вороном узнали, потому что в этом случае на него могли затаить не причитающуюся ему обиду. Существо у его ног вяло пошевелилось, будто принимая более удобную позу, но Адам подумал, что такая поза вряд ли существовала для того, кто вынужден был пресмыкаться.

— Мой отец, — неуверенно начал Адам, не сводя глаз с чешуйчатого чудовища, — работал на шахте в Колквите. Там случился обвал, и он погиб. А моя мать… скончалась некоторое время назад. Теперь я направляюсь к своей тетке Саре.

— Понятно. Все-таки ужасная работа у этих шахтеров, но без них мы бы все замерзли до смерти зимой. Этот обвал давно случился?

— Недавно, сэр. Это было в прошлом месяце.

— Как ужасно. Соболезную твоей утрате. И ты точно не должен путешествовать в такую непогоду. Ты ужинал?

— Съел немного кукурузного хлеба и сосиску сегодня днем.

— Мы же можем придумать что-нибудь получше, не так ли, Карло?

— Намного лучше, — пробурчало чудовище.

— Тогда пошли! — распорядился Солсбери. — Найдем тебе одеяло и снимем с тебя эту мокрую одежду. Да, кстати, забыл представить. Мускулистого джентльмена, который, к сожалению, не может говорить, зовут Уинстон Идз, наш Прометей, а Карло Караник — наш Человек-Крокодил. Итак, идем?

— О, я… думаю, мне лучше вернуться в свою повозку, — пролепетал Адам, бросив еще один взгляд вниз.

— Чепуха! Пойдем, поужинаешь с нами, обсохнешь, познакомишься с остальными. Уверен, они тоже хотят с тобой познакомиться. — Когда Адам попытался возразить снова, крошечный человек поднял вверх руку, словно отрезая ему путь к отказу. — Я настаиваю, — сказал он. Тон его голоса не предполагал никаких возражений. Адам подумал, что Солсбери, возможно, и ростом с маленького ребенка, но в нем много силы и энергии… а также доброты. Адам к такому не привык. Возможно, именно поэтому — и, возможно, из любопытного желания узнать, какие странные цветы растут в саду Эмброуза Солсбери, — он кивнул в знак согласия.

— Вот и прекрасно! — Солсбери повернулся к Прометею и поднял руки вверх. — Уинстон! Подними меня!

— Еще тушеного мяса?

— О… нет-нет, спасибо! — Адам доел вторую миску очень вкусного блюда из курицы, вареного картофеля, лука и перца и потянулся за кружкой, стоявшей перед ним. Он с удовольствием допил остатки горячего чая, который ему подали, и почувствовал долгожданное расслабление. Он сидел за длинным столом в одном из крытых фургонов, который служил обеденным залом для обитателей сада Эмброуза Солсбери. У женщины, которая принесла еду из кухни, была копна черных волос с седым завитком спереди. Ростом она была примерно пять футов четыре дюйма, а весила, по прикидкам Адама, фунтов триста, и ее тело по консистенции больше напоминало желе.

— Это миссис Лидия Перигольд, — представил ее Солсбери, сидевший на своем маленьком детском стульчике. — Наша балерина.

Муж миссис Перигольд Майрон был поваром труппы. Когда он вышел, чтобы поздороваться, Адам оторопел, потому что увидел перед собой шестифутовый ходячий скелет, с таким острым подбородком, что им можно было колоть дрова. Его почти лысый череп был покрыт светло-коричневыми волосками-опилками.

Рядом с Солсбери на высоком стуле сидела его жена Сесилия, которая в своем желтом платье с оборками казалась еще более миниатюрной, чем ее муж — даже с высоким белым кучерявым париком, украшавшим ее голову наподобие кособокой короны. Ее лицо напоминало сушеное яблоко, но на губах играла обворожительная улыбка.

За столом также сидел Прометей, который молча заглотил три миски тушеного мяса. Он ел так быстро, будто у него горел язык, а местная еда была единственным средством от ожогов.

К ужину присоединился еще один человек — пожилой мужчина среднего роста с длинными седыми волосами и белой бородой. Его представили как Бенджамина Форда, более известного в этом Саду как Клоун Джолли.

— Это не все наши артисты, но некоторые немного стесняются показываться перед новым человеком, — с улыбкой сказал Солсбери. — Я уверен, ты все понимаешь и не считаешь их грубиянами.

— Ни в коем случае, сэр. — Адам на самом деле был рад, что Человек-Крокодил, выйдя из палатки для лошадей, сказал, что хочет еще немного насладиться ливнем и грязевыми лужами, после чего убежал на своих похожих на колышки руках и ногах. Адам подумал, что так быстро мог бы двигаться разве что настоящий крокодил… хотя он мало смыслил в крокодилах: он видел их только на рисунках в школьных учебниках и вовсе не горел желанием встретить настоящего.

На Адаме все еще была промокшая одежда, однако в фургоне ему выдали одеяло в коричневую полоску, чтобы он не замерз во время ужина. Поедая свою порцию, он заметил, что Солсбери пристально наблюдает за ним, как это прежде делал Черный Ворон во время заучивания стихов Священного Писания. Мальчик не заострял на этом особого внимания, потому что на деле оказался куда голоднее, чем предполагал, а еда была очень вкусной.

Через некоторое время Солсбери сказал:

— Лидия, спасибо тебе за еще один замечательный праздник. Уинстон, ты не отведешь Сесилию обратно в наш фургон? И, пока будешь там, захвати, пожалуйста, мантию, которую носил Неро. Ты ее помнишь, она в багаже. А я пока хотел бы побеседовать с нашим гостем наедине.

Последнее замечание было адресовано Перигольдам и Бенджамину Форду. Они понимающе кивнули и вышли вместе с Прометеем, державшим на руках Сесилию, как маленького ребенка. Выходя, они впустили с улицы немного моросящего осеннего дождя и эхо громовых раскатов.

Пока Адам ждал, когда маленький человечек заговорит, Солсбери достал из кармана маленькую серебряную табакерку и втянул по щепотке табака в каждую ноздрю. Без треуголки его вьющиеся рыжевато-каштановые волосы стояли торчком. Адам заметил на голове Солсбери множество проплешин, через которые без труда можно было разглядеть его скальп.

Маленький человек предложил табакерку Адаму, но тот отрицательно покачал головой.

— Я начал нюхать табак в гораздо более раннем возрасте, чем ты, — усмехнулся Солсбери и добавил с озорной улыбкой: — Мне никогда не приходилось беспокоиться о том, что это повлияет на мой рост. — Он убрал табакерку. — Мне жаль твоего отца. Такая трагедия, но, к сожалению, с шахтерами такое случается. Когда, ты говоришь, произошел этот инцидент?

— Месяц назад.

— До пятнадцатого или после?

— До пятнадцатого, — решил сказать Адам.

Солсбери кивнул.

— Ужасная трагедия для столь молодого юноши — мальчика — остаться одному в такое суровое время. Мне сложно понять, что ты чувствуешь, ведь я своих отца и мать никогда не знал. Нас с Сесилией в лучшем случае всю жизнь называли гномами. К слову, если говорить о ней… расскажу тебе историю. Она родилась в Манчестере в богатой семье, занимавшейся пергаментным бизнесом. Два старших брата и младшая сестра — все были нормального роста. И, разумеется, Сесилия была проблемой, учитывая статус ее семьи. Поэтому ей дали немного денег и отправили в школу-интернат. Можешь вообразить, каково это было? Ей повезло, что она обладала исключительным талантом игры на скрипке — маленькой, специально сконструированной и чрезвычайно дорогой за счет своих размеров, но это стало частью нашего шоу. Она играет на скрипке, а я на почтовом рожке[34]… опять же, маленьком, чтобы мундштук мог поместиться мне в рот. Но у нас есть цель в жизни. Понимаешь?