– А от вас, матушка? Не мог же этот человек удрать, не оставив никаких следов? Неужели никто не заметил чего-нибудь в его одежде?

– Заметили только, что на нем был очень элегантный вишневый плащ.

– Так, так! Вишневый плащ! – сказал Карл. – При дворе я знаю только один, столь заметный, что бросается в глаза.

– Совершенно верно, – сказала Екатерина.

– И что же? – спросил Карл.

– Подождите меня здесь, сын мой, – сказала Екатерина, – я проверю, как исполнены мои приказания.

Екатерина вышла, а Карл, оставшись один, начал рассеянно ходить взад и вперед по комнате, насвистывая охотничью песенку, заложив одну руку за камзол и опустив другую, которую лизала борзая, всякий раз как он останавливался.

А Генрих ушел от шурина сильно встревоженный и, вместо того чтобы идти, как обычно, по коридору, пошел по маленькой потайной лесенке, которая уж неоднократно упоминалась и которая вела на третий этаж. Но, поднявшись всего на четыре ступеньки, он увидел на первом повороте чью-то тень. Он остановился и взялся за рукоять кинжала. И тут же узнал женщину; она схватила его за руку, и прелестный, хорошо ему знакомый голос произнес:

– Слава Богу, государь, вы целы и невредимы! Я так за вас боялась! Но, верно, Бог услышал мои молитвы.

– Да что случилось? – спросил Генрих.

– Вы все поймете, когда войдете к себе. Не беспокойтесь об Ортоне, я приютила его у себя.

Молодая женщина быстро спустилась, как будто столкнулась с Генрихом, встретив его на лестнице случайно.

– Странно! – сказал себе Генрих. – Что же произошло? Что с Ортоном?

К сожалению г-жа де Сов уже не могла слышать его вопросов: г-жа де Сов была уже далеко.

Внезапно наверху лестницы появилась другая тень: на сей раз это была тень мужчины.

– Tсc! – произнес этот человек.

– А, это вы, Франсуа?

– Не называйте меня по имени.

– Что случилось?

– Пройдите к себе, и вы все узнаете, а потом проскользните в коридор, хорошенько осмотритесь, не подглядывают ли за вами, и зайдите ко мне – дверь будет только притворена.

И он исчез, подобно призраку в театре, который проваливается в люк.

– Вот тебе раз! – прошептал Беарнец. – Загадка остается загадкой. Но раз отгадка находится у меня, пойдем ко мне и там хорошенько все разглядим.

Однако Генрих продолжал свой путь не без волнения; он обладал восприимчивостью, этим суеверием юности. В его душе все отражалось ясно, как на гладкой поверхности, а все, что он сейчас слышал, предвещало ему беду.

Он подошел к двери в свои покои и прислушался. Оттуда не доносилось ни звука. Кроме того, раз Шарлотта сказала, чтобы он шел к себе, значит, было ясно, что бояться нечего. Он быстро заглянул в переднюю; она была пуста, ничто не указывало ему на какое-то происшествие.

– А Ортона-то в самом деле нет, – сказал он и прошел в следующую комнату.

Здесь все объяснилось.

Хотя на пол были вылиты реки воды, всюду виднелись большие красноватые пятна; одно кресло было сломано; полог был изрезан ударами шпаги; венецианское зеркало было пробито пулей, чья-то окровавленная рука, приложившись к стене, оставила на ней страшный отпечаток, свидетельствовавший о том, что эта безмолвная комната была свидетельницей борьбы не на жизнь, а на смерть.

Генрих блуждающим взглядом пробежал по этим разнородным следам драки и провел рукой по влажному от пота лбу.

– Да-а! – прошептал он. – Теперь я понимаю, что за услугу оказал мне король; какие-то люди приходили убить меня… А де Муи? Что они сделали с де Муи? Мерзавцы! Они его убили!

Как герцогу Алансонскому не терпелось поскорее рассказать Генриху о происшествии, так и самому Генриху не терпелось узнать, что произошло. Бросив на окружающие предметы последний мрачный взгляд, он выбежал из комнаты, выскочил в коридор, убедился, что никого нет, толкнул приоткрытую дверь, тщательно запер ее за собой и устремился к герцогу Алансонскому.

Герцог ждал его в первой комнате. Он схватил Генриха за руку и, приложив палец к губам, увлек его в кабинетик, помещавшийся в башенке, совершенно уединенный и благодаря этому недоступный для шпионства.

– Ах, брат мой, какая ужасная ночь! – сказал герцог.

– Да что случилось? – спросил Генрих.

– Вас хотели арестовать.

– Меня?

– Да, вас.

– За что?

– Не знаю. Где вы были?

– Вчера вечером король увел меня с собой в город.

– Значит, ему было известно все, – сказал герцог Алансонский. – Но если вас не было дома, кто же был у вас?

– А разве кто-нибудь у меня был? – спросил Генрих таким тоном, словно ничего не знал.

– Да, у вас был какой-то мужчина. Услыхав шум, я побежал к вам на помощь, но было слишком поздно.

– А этого мужчину арестовали? – с тревогой спросил Генрих.

– Нет, он опасно ранил Морвеля, убил двух стражников и убежал.

– Молодец де Муи! – воскликнул Генрих.

– Так это был де Муи? – быстро спросил герцог Алансонский.

Генрих понял, что допустил промах.

– По крайней мере, я так думаю, – ответил он, – потому что назначал ему свидание с целью сговориться о вашем бегстве и сказать ему, что все мои права на наваррский престол я уступаю вам.

– Если это станет известно, мы погибли, – побледнев, сказал герцог Алансонский.

– Да, Морвель, конечно, все расскажет.

– Морвель получил удар шпагой в горло; хирург, который делал ему перевязку, сказал мне, что недели полторы Морвель не сможет произнести ни одного слова.

– Неделя! Для де Муи этого больше чем достаточно, чтобы оказаться в полной безопасности.

– В конце концов это мог быть и не де Муи, – сказал герцог Алансонский.

– Вы так думаете? – спросил Генрих.

– Да. Ведь этот человек скрылся так быстро, что заметили только его вишневый плащ.

– В самом деле, – сказал Генрих, – этот вишневый плащ скорее подходит какому-нибудь дамскому угоднику, чем солдату. Никому и в голову не придет заподозрить, что под вишневым плащом скрывается де Муи.

– Да, – согласился герцог, – если кого и заподозрят, так скорее уж… Герцог запнулся.

–..так уж скорее Ла Моля, – подхватил Генрих.

– Разумеется! Я и сам, глядя на бегущего, подумал было, что это Ла Моль.

– Ах, и вы так подумали? Тогда вполне возможно, что это и впрямь был Ла Моль.

– А он ничего не знает? – спросил герцог Алансонский.

– Ровно ничего, во всяком случае, ничего важного, – ответил Генрих.

– Брат мой, – сказал герцог, – теперь я уверен, что это был он.

– Черт возьми! – сказал Генрих. – Если так, то это очень огорчит королеву: она принимает в нем большое участие.

– Вы говорите, участие? – переспросил озадаченный герцог.

– Конечно. Разве вы забыли, Франсуа, что вам рекомендовала его ваша сестра?

– Верно, – глухим голосом ответил герцог. – Потому мне и хотелось быть ему полезным, а доказательством служит то, что я, опасаясь, как бы его вишневый плащ не навлек на него подозрений, поднялся к чему и унес плащ к себе.

– Что ж, это очень умно, – заявил Генрих. – Теперь я мог бы не только побиться об заклад, но даже поклясться, что это был Ла Моль.

– Даже на суде? – спросил Франсуа.

– Ну конечно, – ответил Генрих. – Наверное, он приходил ко мне с каким-нибудь поручением от Маргариты.

– Если бы я был уверен, что могу опереться на ваше свидетельство, я даже выступил бы против него как обвинитель, – сказал герцог Алансонский.

– Если вы, брат мой, выступите с обвинением, то вы понимаете, что я не стану вас опровергать.

– А королева? – спросил герцог Алансонский.

– Ах да! Королева!

– Надо узнать, как поведет себя она.

– Это я беру на себя.

– А знаете, ей, пожалуй, выгодно будет поддержать нас. Ведь этот молодой человек приобретет теперь громкую славу храбреца, и слава эта обойдется ему очень дешево, – он купит ее в кредит. Правда, возможно и то, что она будет стоить ему вместе с процентами и всего капитала.

– Ничего не поделаешь, черт побери! – заметил Генрих. – Ничто не дается даром в этом мире.