– О, Чарльз! – Мэри почти прыгнула ему на шею. – Теперь я понимаю, как ты своим умом мог достичь такого влияния!

Он мягко отстранился.

– Но есть одно «но» в нашем плане. Это Вулси. Он получает большую выгоду от твоего брака с Луи, и может почувствовать подвох. Вулси чертовски умен, и мне крайне нежелательно, чтобы он понял, что я иду наперекор его воле. Нам стоит попробовать переманить его на свою сторону. Как? Сейчас наш канцлер страстно хочет построить новую резиденцию на Темзе, там, где в неё впадает река Моль. Угодья там превосходные, и Вулси давно зарится на них, но они принадлежат братству госпитальеров ордена Святого Иоанна, которые наотрез отказываются их уступить. Генрих, конечно, мог бы на них надавить. Он даже хочет этого, чтобы угодить Вулси. Но дело в том, что госпитальеров страстно поддерживает Катерина, а Генрих не смеет огорчать ее. Вот если бы ты нашла подход к королеве, уговорила ее, тогда нам было бы что предложить Вулси, чтобы он поддержал нас. А я и Вулси – мы вдвоем многое можем. Но вот справишься ли ты?

Мэри задумалась. Последнее время Катерина была очень добра к ней, даже заискивала, желая, чтобы Мэри поддерживала её в глазах Генриха. К тому же она может даже слегка пошантажировать королеву, намекая, что укажет ей новую пассию короля. До самой Бесси и дальнейших отношений самих супругов ей не было дела. Ей надо было уговорить Кэт, надо было бороться за себя.

– Думаю, у меня получится, – уверенно сказала она. Она вдруг почувствовала себя не просто украшением двора и любимой сестрой короля. Она плела свою интригу, рассчитывая на собственные силы, и ей это нравилось.

Кроме того, их сговор сближал её с Брэндоном, делая их соучастниками. Мэри улыбнулась.

– Ты даешь мне надежду, Чарльз.

– Что ж, мы хотя бы попробуем. Только ради Бога, Мэри, не устраивай ничего, что бы принесло тебе вред, настроило против тебя Генриха.

– Хорошо. Но помни, что для меня он не представляет такой угрозы, как для всех вас.

Они уже стояли у выхода, и Брэндон видел гордое выражение её глаз, насмешливую улыбку.

– Это потому, ангел мой, что ты знаешь его лишь с одной стороны – как нежного брата.

Мэри оглянулась в темноту помещения, в сторону сена.

– Сегодня я видела его и в другой роли.

И её взволновало это воспоминание, сердце забилось. Она поглядела на Брэндона. Ведь сегодня он стал её союзником. Она внутренне возликовала и поглядела на него, маня взором. Ей хотелось, чтобы их сделка была скреплена поцелуем, хотелось, чтобы он целовал ее, как ранее, до головокружения... хотелось принадлежать ему, чтобы он делал с ней все что угодно...

Он заметил её взгляд, даже словно чуть склонился к ней. Но в следующий миг его лицо стало замкнутым, почти строгим.

– Буду держать вас в курсе дел, принцесса. А теперь идите, вам надо вернуться до того, как вас могут хватиться.

Она покорно вышла и, подхватив юбки, побежала через залитую лунным светом поляну. Её рассыпавшиеся по плечам волосы серебрились в ночном свете, она казалась такой легкой, воздушной, похожей на бесплотный ночной дух или фею. Но Мэри Тюдор была из плоти и крови, и Чарльз страстно желал ее. И испытывал удивительную нежность.

– Помоги мне, Боже, – прошептал Брэндон. – Ибо я действительно люблю ее.

Июнь 1514 г.

Праздник Троицы наступил и прошел со всем великолепием. Мэри была Флорой в венке из цветов, Генрих – Аполлоном в золотой, сверкающей каменьями, накидке, Брэндон – Одиссеем, хитрым и веселым, неистощимым на шутки. Но в определенный момент, танцуя с Мэри, он шепнул, что Совет согласился увеличить сумму за Мэри, и теперь они ждут вестей из Франции. Она же, в свою очередь, твердила, что ей почти удалось уговорить королеву, даже не прибегая к шантажу. И хотя земли госпитальеров и не будут проданы Вулси, но будут сданы канцлеру в аренду сроком на девяносто девять лет за символическую плату в пятьдесят фунтов. Брэндон даже рассмеялся ловкости сделки – это было даже лучше, чем продажа за определенную и весьма солидную плату.

– Что ж, Вулси будет доволен. Теперь он наш, и мы сможем уговорить его предложить Людовику Маргариту.

Они разошлись в танце, и Мэри опять плясала, окруженная масками духов лесов с рогами, цветами, ушами, головами животных, заставляя себя улыбаться, хотя все последнее время и пребывала в непрестанном напряжении.

После празднеств над Ричмондом зависла непривычная тишина: Генрих с большинством свиты вернулся в Лондон, а королева и Мэри остались в загородной резиденции. Целую неделю не было празднеств, ни игр, ни увеселений, Катерина подолгу молилась, а Мэри... Ей было не до веселья – она ждала вестей от Брэндона. Поверенным их стал Илайджа, и все видели, как он утром садился в лодку и плыл в сторону Лондона, а к вечеру возвращался, и они запирались с Мэри в её покоях. Вести были одна хуже другой: французский король, чтобы избежать дальнейших проволочек, был согласен заплатить не миллион, а полтора миллиона дукатов. Он согласился отдать Англии два города из вышеназванных, но Булонь... Теперь велись переговоры, чтобы Луи выбрал вместо младшей сестры Тюдора старшую, вдовствующую королеву Шотландскую, уже доказавшую, что она способна производить на свет сыновей. Генрих сам заинтересовался такой переменой, хотя и поговаривает, что из Мэри вышла бы великолепная королева. Принцесса закрывала глаза, жестом приказывая Илайдже удалиться, даже не замечая, когда тот, уходя, припадал к её руке, не видела его больных, страдающих глаз.

А потом прибыл король, и все вмиг завертелось, ожило, наполнилось шумом. Генрих был весел, нежен с Катериной, ласков с сестрой... и, к её ужасу, плохо отзывался о Маргарет, даже позволил себе при всех обозвать её шлюхой. Мэри ничего не понимала, со страхом ожидая Брэндона. Он прибыл через несколько дней. Прибыл с делегацией французов во главе с Лонгвилем, который из пленника неожиданно превратился в чрезвычайного посла. Французы расточали Мэри комплименты, дарили дорогие подарки, говорили, в каком восторге их король от портрета, а она стояла перед ними без кровинки на лице и боялась лишь одного – что кинется им в ноги и будет умолять оставить её в покое. Пару раз она, не выдержав, оглядывалась на Брэндона, но он глядел на неё своими невинными голубыми глазами и ... порой Мэри ненавидела его голубые глаза! Ей не давали передохнуть ни на миг. Генрих же избегал говорить с ней. Уже выходя, приказал:

– Собирайся на верховую прогулку, Мэри. Мы покажем нашим гостям наши Ричмондские угодья.

Он словно не обратил внимания на панику в её глазах, ушел, напевая. Лишь во время прогулки, которая, как всегда, перешла в охоту, стоило мелькнуть в зарослях рыжему оленьему боку, Мэри умудрилась загородить Брэндону путь своей лошадью.

– Вы немедленно поедете за мной, сэр!

И, хлестнув кобылу, принцесса свернула на одну из боковых аллей. Следом за ними поскакал только Илайджа.

Генрих хватился их только через час, когда травля была окончена и кто-то из французов поинтересовался, где прекрасная английская роза – Мэри Тюдор. Ее стали искать, потом увидели приближающегося Брэндона.

– У меня лошадь потеряла подкову, пришлось заехать в ближайшую кузню, – спокойно солгал он.

Придворный был очень бледен, лишь вскользь упомянул, что видел Мэри с её грумом Илайджей Одли возле пруда. Они кормили лебедей.

Генрих побагровел. Неужели эта девчонка не понимает, что позорит себя? Он с трудом сдержал гнев, увидев их приближающиеся по склону фигуры. Вокруг переглядывались. Ведь были и такие, кто мог поручиться, что сам-то Брэндон ещё недавно был третьим в этой компании, и видели, как он поскакал за её высочеством. Но Брэндон был в фаворе, к тому же Генрих безгранично верил ему и ни в чем не подозревал. Зато на смазливого, печального спутника сестры поглядел испепеляющим взглядом, но при послах не посмел им ничего высказывать, лишь коротко велел возвращаться.

Кони были утомлены гоном и шли шагом. Мэри молчала, грустно глядя на дорогу меж ушей своей лошади. Все, что сказал ей Брэндон, было ужасно. Их планы рухнули как карточный домик, когда пришло известие, что королева Шотландская Маргарита Тюдор обвенчалась с красивым молодым придворным Арчибальдом Дугласом, графом Ангусом.