Через несколько дней из Дувра пришло известие, что море уже немного успокоилась и, возможно, английская флотилия сможет переправиться на континент. Генрих выехал проститься с сестрой и велел Брэндону ехать с ним.

* * *

В Дуврском замке по стенам от сырости сочилась влага, и по-прежнему ветер вгонял в каминные трубы густые клубы дыма. Но море и в самом деле если не было спокойным, то, по крайней мере, не штормило, как ранее.

Об этом и заявил громогласно Генрих, входя в полутемный зал, где его сестра и придворные, кутаясь в шали и накидки, уныло сидели возле огня. Генрих, как всегда, принес с собой волну кипучей энергии и веселья: шутил, хлопал по плечам вельмож, ласково трепал за щечки хорошеньких леди, подмигнул синеокой Мэри Болейн. Но сам краем глаза внимательно следил за сестрой. Она стояла, замерев, сжимая у горла мех накидки, и во все глаза глядела на идущего за королем Чарльза Брэндона. Потом принцесса опомнилась и поспешила склониться в реверансе перед братом. Он поднял ее, ласково поцеловал в лоб.

– Я вижу, вы здесь совсем приуныли, – оглянулся король. – Эй, велите позвать музыкантов, внесите побольше огней, отставьте кресла к стенам. Я желаю, чтобы мой последний вечер с сестрой прошел в веселье.

Уже ведя Мэри во главе шеренги танцующих, он сообщил, что с рассветом она отбудет, ибо ветер стихает и им надлежит воспользоваться затишьем.

– Как прикажете, ваше величество, – спокойно ответила принцесса.

– Ну же, малышка, приободрись, – обвел её в танце вокруг себя Генрих. – Дерзкая девчонка! Я не хочу, чтобы ты появлялась во Франции со столь унылой физиономией. Что подумают о тебе твои новые подданные?

Мэри очень хотелось оглянуться туда, где в середине шеренги танцевал с Лизи Грэй Брэндон. Слова Генриха она воспринимала как нечто отстраненное, лишь мимоходом заметив Генриху, что не стоит обзывать «дерзкой девчонкой» королеву Франции. Генрих довольно расхохотался:

– Видишь, Мэри, твое положение супруги Людовика уже приносит свои выгоды. А сейчас, мисс зануда, выше нос! Или я пожалею, что привез с собой милорда Брэндона.

Она бросила на него быстрый взгляд. Но в это время они разошлись – шеренга кавалеров, исполняя поклон с притопом, шеренга дам – вращение с поднятыми руками и поклон. Дымные факелы заметались, бросая красноватые отсветы на танцующих, и в этот миг Мэри встретилась глазами с Чарльзом, даже найдя в себе силы улыбнуться, когда он ей подмигнул. Да, Генрих добился своего, – у неё стало улучшаться настроение.

Леди и кавалеры меняли партнеров, скользя друг против друга и касаясь ладонями. В какой-то миг Мэри оказалась рядом с Брэндоном. Мгновение – и пальцы их сплелись в легком пожатии. Мэри прерывисто вздохнула. Они все же увиделись! Её брат позволил им проститься...

К концу танца она уже улыбалась.

Генрих все это время наблюдал за ней. Когда внесли угощения, король перекусывал на ходу, болтая с Мэри Болейн.

– Вы рады отправиться во Францию?

– Мне это любопытно. Ведь там меня ждет встреча с отцом и младшей сестрой.

– Кажется, её зовут Анна?

– О, ваше величество так внимателен. Моя младшая сестра была фрейлиной при дворе регентши Маргариты. Сейчас она вместе с отцом подготавливает все к приезду новой королевы. Она всегда была такой разумницей, наша Анна.

– Что ж, я буду только рад, если и она войдет в штат моей сестры.

Он на какое-то время отвлекся от Мэри и Брэндона, любуясь Мэри Болейн, которая сейчас с восторгом глядела на своего короля. Какая белая кожа, а глаза – чистые сапфиры! Генрих опустил взгляд туда, где над вырезом корсажа вздымались полушария её груди, и у него неожиданно пересохло в горле. Король с жадностью допил вино в бокале. Черт знает что такое! Он богобоязненный и нравственный человек. Его вожделение смущало его, он поспешил отвернуться и увидел сестру, беседующую с Брэндоном, но даже не разгневался. Мэри держалась с достоинством, к тому же они были не одни, рядом стояли герцогиня Норфолк, леди Гилфорд, маркиз Дорсет. Но главное, Мэри улыбалась. Чертовка, все, что ей нужно – это её Чарльз. Однако им не следует забываться...

Генрих подошел к ним и Мэри, улыбаясь брату, нежно взяла его под руку.

– О, ваше высочество, вы так давно не услаждали наш слух пением! Доставьте мне напоследок такое удовольствие.

Генрих согласился и велел принести лютню или рэбек. Он любил эти мгновения, когда его окружали придворные, и он пел. Ибо пел он действительно очень хорошо. Не обязательно быть королем с таким голосом и слухом. Но Генрих от природы был очень музыкален, сочиненные им песни распевали и во дворцах, и в домах простых людей. Для него же это была возможность самовыражения.

Звуки лютни казались особо мелодичными и изысканными в этом холодном зале с грубыми стенами.

Генрих запел:

– Всех птиц без труда побеждает орел, А жаркий огонь расплавляет металл. И блеск самых ярких и нежных очей Не может затмить блеска солнца лучей. Есть средства, способные камень пробить, Но смелому рыцарю принцем не быть!

Мэри вздрогнула и невольно поглядела туда, где, облокотись о стену, стоял Брэндон. Да и не только она – множество взглядов было приковано к нему. Даже дивно, что он остался столь невозмутимым.

– Кажется, дождь прекратился, – заметил Генрих, чтобы как-то разрядить наступившую тишину. – Мэри, сестрица, не желаете ли вы подняться со мной на башню, чтобы поглядеть на море?

Среди толстых стен старого замка мелькали отблески света и тени. Из помещения, которое они покинули, ещё доносились звуки музыки, а здесь кругом царила предотъездная суета. Слуги носили сундуки и баулы, бегали писцы и учетчики, клерки и горничные.

– Вы выйдете в море ещё затемно, – сказал Генрих, когда они поднялись на стену.

Ветер растрепал выбивавшиеся из-под чепца пряди волос Мэри. Даже за высоким парапетом из мощных каменных зубьев их обдало ветром и запахом морской соли.

– Безрадостная картина, – сказал король, указывая на водное пространство, покрытое барашками пены, слабо белевшими в ночи.

– Уж какое безрадостное, – грустно поддержала Мэри. – Я никогда ранее не видела моря, но для меня теперь оно всегда будет символом разлуки и печали.

Ему бы следовало ещё раз переговорить с ней о высокой чести её долга, но все было сказано уже не раз, и король молчал. Он видел, как сестра во мраке смотрит на него.

– Генрих, – слабо окликнула его она. – Я обещаю, что сделаю все, что от меня требуется... и для тебя, и для Англии. Я пройду через все с честью, не уронив имени Тюдоров. Я покорюсь своей судьбе. Но, Бога ради, не лишай меня последней надежды. Ведь ты поклялся, если Людовик умрет...

– Я помню, – сухо оборвал её король. – Но Валуа ещё жив. А пути Господни неисповедимы.

Она поникла, и ему стало так жаль ее, что на глаза навернулись слезы. По сути, Генрих был очень сентиментальным человеком.

Неожиданно он заметил, что зря не захватил теплой накидки и заявил, что сходит за ней, а Мэри пусть его подождет. Она была несколько удивлена – ему ведь стоило только крикнуть приказ, и любой из вертевшихся внизу слуг с радостью выполнил бы это поручение. А так... Она продолжала глядеть на море, приникнув к мощному зубцу стены, и когда сзади раздались торопливые шаги, даже не оглянулась.

– Мэри!

Она почти испугалась.

– О Боже, Чарльз! Сейчас вернется Генрих, и... Неожиданное счастье волной нахлынуло на неё. Он здесь, вопреки всему! Они вместе! И когда он опустился перед ней на колени, сжав её руки, покрывая их поцелуями, она не выдержала и тоже упала перед ним на колени, обняла.

– Чарльз, давай убежим! Сейчас, ещё есть время. В этой суматохе нас никто не хватится... А когда хватятся – мы будем уже далеко. Здесь море, мы сможем сесть на любое рыбацкое суденышко, мы уедем, мы будем вместе...

Она целовала его и он, как безумный, отвечал на её поцелуи, боясь слышать её шальные, безумные слова. В какой-то миг он и в самом деле едва не поддался порыву. Но Мэри так молода и по-юношески безрассудна, Брэндон же был человеком взрослым и реалистом. Ему стоило немалого труда отстраниться от неё, сжав её предплечья, чтобы удержать на расстоянии.