Николас почти не сомневался, что страх развяжет пленнику язык и тот станет правдиво отвечать на все вопросы. Он знаком велел Гуде вложить кинжал в ножны и снисходительно кивнул Туке:

— Не бойся его. Я ему не позволю тебя обидеть, если только ты перестанешь нас обманывать. И знай, что мы никак не связаны с теми, кто сжег повозки и перебил охрану. А теперь говори, кто ты такой, и куда вы направлялись, и кто на вас напал?

Маленький возница обвел испуганным взором лица всех, кто его окружал и, всплеснув руками, в который уже раз стал молить богов, которым поклонялся, о защите и помощи. Затем он взглянул на Николаса в упор, шмыгнул носом и быстро заговорил по-кешиански:

— Энкоси, не губи меня, смилуйся надо мной, и я тебе расскажу всю правду! Я — Тука, возница господина Андреса Русолави. Хозяин мой очень богат и знатен. У него есть торговые патенты шести разных городов. Он дружен с джешанди! — Николас в ответ важно кивнул головой, недоумевая про себя, что могло означать последнее слово, которое возница особо выделил голосом. Но принц предпочел до поры до времени скрывать свою неосведомленность и потому не стал спрашивать Туку, что являл собой этот столь почитаемый им Джешанди, а лишь махнул рукой, чтобы тот продолжал свой рассказ. — Мы возвращались к себе домой с Весенней ярмарки и везли много ценных товаров в наших десяти фургонах. Нынче утром на нас напали какие-то всадники, и мы составили все фургоны в круг, чтоб обороняться. Караван моего хозяина охранял отряд стражников Джаван. Они бились очень отважно и стали теснить этих бандитов, но тут к берегу причалило несколько лодок, и оттуда на берег выбежали еще какие-то разбойники. Их было очень много. Они перебили всех слуг моего господина и всех воинов Джаван. Четыре фургона с добром они угнали с собой, а остальные перед вами. — Дрожащим пальцем Тука указал на одну из опрокинутых повозок. — Я правил вот этим фургоном, энкоси. Когда он упал, я свалился с козел и очутился в высокой траве. — Он кивнул в ту сторону, откуда его привел Калис. — Я ведь не солдат, а всего лишь возница, эн-коси. И чтоб меня не убили, как остальных, я там прятался, пока все не кончилось. Пока один из твоих людей меня там не отыскал. — Произнося последние фразы, Тука покраснел и потупился. Он явно стыдился своей трусости.

— Как ты думаешь, не лжет ли он нам снова? — спросил Николас Гуду на языке Королевства.

Воин покачал головой:

— Навряд ли. Он ведь уверен, что мы знаем, кто такие эти Джаван и Джешанди. Иначе он стал бы нам это растолковывать так же подробно, как рассказал о своем хозяине, которого, по его представлению, мы знать никак не можем. — Он повернулся к маленькому человечку и спросил его по-кешиански:

— Так значит, ты из дома Русолави?

Тука кивнул, просияв гордой улыбкой.

— Да, энкоси. Как и мой покойный отец. Мы, весь наш род, его свободнорожденные слуги.

Гуда наклонился к Николасу и вполголоса пробормотал:

— Думаю, нам лучше скрыть до поры до времени, кто мы и откуда.

— Я тоже так считаю, — согласился принц. — Предупреди всех в отряде, чтоб они держали язык за зубами, а я пока порасспрошу этого возницу еще кое о чем.

Николас направился к повозкам и сделал Туке знак следовать за собой. Принц полюбопытствовал, что за ценный груз вез Андрес Русолави к себе домой с Весенней ярмарки. Возница охотно и обстоятельно ответил на все его вопросы. Тем временем Гуда двинулся навстречу остальным членам отряда, которые медленно подходили к поляне, и успел предупредить всех, чтобы они поменьше говорили о себе с коротышкой пленником.

Убедившись, что жизни его ничто не угрожает, Тука стал держаться смелее и увереннее. Когда на поляне собрались все, кто сопровождал Николаса в путешествии, он искательно заглянул принцу в глаза и спросил:

— Энкоси, а что это за отряд?

Николас с горькой улыбкой оглядел оборванных, грязных, исхудалых солдат и матросов, сопровождавших его от самого Крайди.

— Это мой отряд.

Глаза у Туки едва не вылезли из орбит.

— Не окажешь ли ты мне честь назвать твое имя, энкоси?

— Николас, — сказал принц и едва удержался, чтобы не добавить: «Крондорский».

На лице возницы мелькнула растерянность, которая, впрочем, быстро сменилась восхищенно-подобострастным выражением.

— Как же, как же, энкоси! — воскликнул он, всплеснув руками. — Имя твое гремит повсюду, точно дробь боевых барабанов! И даже я, недостойный, наслышан о твоих подвигах! При одном упоминании о твоем знаменитом отряде все другие капитаны бледнеют от страха или скрежещут зубами от зависти!

Николас в ответ на льстивые слова возницы едва заметно усмехнулся и качнул головой.

— Мы пришли сюда из дальних краев, Тука.

— Я это сразу понял, энкоси, — улыбнулся возница. — По вашему говору и платью. Но слава твоя опередила твой шаг. Весть о твоих деяниях, подобно урагану, облетела всю нашу землю…

— А кстати, — прервал его Николас, — как зовется эта земля?

Тука настолько опешил от этих его слов, что не сразу нашелся с ответом. Николас понял, что едва себя не выдал, и поторопился исправить свою оплошность:

— Далеко ли отсюда до того места, куда вы держали путь?

— Нет-нет, энкоси, совсем близко! — просиял Тука. — До таверны «Пристань Шингази» можно дойти отсюда дня за четыре. Там мой господин собирался погрузить свое добро на баржи и свезти его вниз по реке.

— Куда? — спросил Николас. Он повернулся и зашагал к своим людям. Возница, на мгновение остановившись и недоуменно покачав головой, засеменил с ним рядом.

— Как это — куда, энкоси? Конечно же, в Город Змеиной реки. Куда ж еще и идти-то в этих Западных землях? Вы ведь и сами знаете, что больше здесь просто некуда податься. — Говоря это, он то и дело с сомнением и тревогой взглядывал в лицо Николаса, словно проверяя, не шутит ли тот и не готовит ли ему паче чаяния какой-либо подвох.

Николас рассеянно кивнул и жестом велел вознице умолкнуть. Теперь принцу предстояло тщательно обдумать все, что он узнал, и решить, что делать дальше.

Привстав на цыпочки и вытянув вперед шею, Маргарет вглядывалась вдаль.

— Это какой-то большой порт, — сказала она подруге.

— Да неужто? — с сарказмом отозвалась Эбигейл.

После того как корабль преследователей от них отстал, она совсем пала духом и вновь стала на целые дни замыкаться в угрюмом молчании. Лишь временами в ответ на какие-либо замечания Маргарет, на ее ободряющие слова и мечтания вслух о возможном побеге, она отпускала мрачные, зловещие шутки, что прежде было ей совсем несвойственно. — А я-то думала, мы бросим якорь где-нибудь в горах или в пустыне.

— Запомни одно, Эбби, — невозмутимо отвечала ей принцесса. — Если идешь по незнакомым местам, надо внимательно смотреть по сторонам и все примечать, чтобы не заплутаться на пути домой. Этому научил меня отец, и я ему благодарна за урок.

— К чему нам здесь твоя приметливость? — раздраженно проворчала Эбигейл.

Маргарет повернулась спиной к иллюминатору, прошла по каюте и уселась на свою койку.

— Когда мы сбежим, — убежденно проговорила она, — нам будет недосуг отыскивать путь домой. Мы его должны запомнить сейчас, чтобы благополучно вернуться назад.

— Назад?! Но куда, скажи на милость? Неужто же ты рассчитываешь, что нам удастся отсюда выбраться?!

Маргарет взяла руки подруги в свои и заговорила мягко и нежно, так, словно успокаивала капризное дитя:

— Я понимаю, как тебе тяжело, Эбби. Но мне ведь и самой не легче! Я так надеялась, что они догонят наш корабль, но когда «Орел» исчез вдали, я едва не умерла от отчаяния. Но нам нельзя падать духом, слышишь? Ведь спасение близко. Энтони и остальные не могли отстать от нас больше, чем на два-три дня пути. Когда мы сбежим от этих негодяев, нам нужно будет не мешкая пробираться назад, навстречу нашим спасителям.

— Если мы сбежим, — вяло поправила ее Эбигейл.

— Не если, а когда! — настаивала Маргарет.