— Ты не сказал, что у Рена нет портера, — заметил Осел.

— Имея по пять общинок за круг? Конечно, не сказал. Я всего лишь передаю послания, а советы даю за отдельную плату.

Осел улыбнулся:

— Увидимся у Стены.

— В полдень, — согласился Хорек. — Я куплю вам с Филином что-нибудь поесть.

Филин был не один. С ним была Мышка. Глядя на Филина, становилось ясно, как дурно обращался с ним его старший брат: на скуле багровел синяк, на лице застыло выражение страдания, и двигался он, как старик. Мышка пыталась развлечь его. Они были такой милой парой, что несколько человек специально подошли, чтобы бросить детям монетки. Осел немного понаблюдал за ними, потом подошел.

— Привет, Осел, — поздоровалась Мышка.

— Привет, Мышка, привет, Филин. Я, похоже, испорчу вам все сборы.

— Почему? — спросила Мышка.

— Я не симпатичный.

Филин усмехнулся, потом поморщился от боли:

— Просто изображай глупенького…

— Еще более придурковатого, чем обычно, — вставила Мышка.

— А я буду изображать человека страдающего и обремененного заботами, — продолжил Филин, не обращая на нее внимания, — а Мышка может прикинуться озабоченной чем-то.

Осел порылся в карманах и нашел там уголек. Он тупо на него смотрел, пока Мышка не разглядела, что это. Девчушка оживилась:

— Ой, дай его мне, Осел. Ну, пожалуйста. Извини, что дразнила тебя. Пожалуйста, Осел. Ты ведь его специально для меня принес, да?

Пытаясь скрыть свою радость, Осел прикинулся удивленным. Потом изобразил, что до него медленно доходит сказанное, и лишь после этого подтолкнул кусочек угля к девочке.

— Хочешь? — спросил он и засиял от удовольствия, когда она схватила уголек.

Им бросили еще несколько монет, но они уже не обращали внимания на окружающих, они смотрели, как оживал рисунок Мышки. Она рисовала то, что было вокруг и в толпе: горькую улыбку на размалеванном лице проститутки; иностранного негоцианта с волосами, как кукурузная мочалка; двух игроков в хассе, напряженно застывших над фигурами на своем игровом столе; торгующегося купца; знатного дворянина, в шелках и лентах, с тросточкой в руке. Рисунок разрастался, как по волшебству. Но уголек закончился прежде, чем Мышка успела все нарисовать. Ребята вздохнули и оторвали глаза от рисунка. И только тогда все трое поняли, что на них обращают внимание. Вокруг них собралось много людей.

Наблюдатели молчали, кто потрясенно, кто испуганно. Мышка широко раскрыла глаза; кто-то смуглой рукой зажал ей рот. Филин почти не дышал, в ужасе ожидая крика: «Ведьма». Только Осел сохранял свое внешне безмятежное равнодушие, хотя мысленно отчаянно искал способ разрядить обстановку. Потом дворянин, которого нарисовала Мышка, вышел вперед. Мышка очень точно передала его образ: умные глаза, ироничная улыбка, изящная тонкая рука. Он указал тростью на свой портрет.

— Впечатляет, — сказал он. — Действительно, впечатляет. — Небрежным жестом он обрушил на мостовую целый ливень монет. И его действие будто послужило сигналом — монеты посыпались одна за другой. Потрясенные дети, не растерявшись, кинулись их собирать. Из-за этой возни весь рисунок стерся, так что уже ничего нельзя было рассмотреть.

— О, милая Печальная Леди, — пробормотал Филин. — Да здесь денег больше, чем я за месяц насобираю.

— Только не проси меня рисовать еще раз, — взмолилась Мышка.

— Да уж, — согласился Осел. — Слишком опасно.

— Что мы с деньгами сделаем? — спросила Мышка.

— Возьми мою долю, — предложил Осел. — Тебе деньги нужнее.

Мышка покачала головой.

— Мои родители только начнут вопросы задавать, они никогда не поверят, что я их не украла.

Филин тоже был в ужасе:

— И мне нельзя брать. Если Зах найдет их… о боги, он подумает, что это из-за того, что он избил меня.

— Давайте отнесем их Норке, — предложил Осел. — Она их спрячет.

— Точно. — У Филина от найденного решения даже, потеплело в груди, а с лица сошла восковая бледность. — Кто хочет пойти разыскать ее? Осел?

— Я, я пойду, — вызвалась Мышка.

Вскоре она ушла.

Мышка вернулась к Стене Ожидания вместе с Норкой, там уже был Хорек с буханкой хлеба и колбасой. Хорек нахально улыбнулся воровке.

— Можно не сомневаться, что ты появишься там, где пахнет едой, — сказал он вместо приветствия.

— Привет, Хорек, Филин, Осел. Так что у вас приключилось? А то Мышка с испугу только что-то попискивает.

— Я хочу, чтобы ты припрятала мои деньги, — сказал Филин, — если ты не против.

У Хорька глаза полезли на лоб:

— Ты хочешь припрятать деньги от Захира?

Филин кивнул, а Хорек даже присвистнул:

— Давно пора.

Филин оторвал большой лоскут от своей потрепанной рубахи и завязал монеты в узелок. Потом он небрежно бросил сверток Норке. Оценив его вес, она не смогла скрыть удивления.

— Пересчитал?

Он покачал головой.

— Там немного серебра и куча мелочи.

— А что произошло?

Осел рассказал им о случившемся, пока они уминали хлеб с ломтями колбасы. Он был абсолютно спокойным, но остальные — потрясены. Хотя было очень жарко, Мышка жалась к Филину, будто дрожа от холода. Осел умолк, но никто не решался нарушить тишину, потом заговорила Норка:

— Хижан говорит, что знатные денег не считают.

— Какая мудрая мысль, и от кого я ее слышу! — прокомментировал ее слова кто-то рядом.

Все подпрыгнули. Это оказался портовый грузчик, Акулья Наживка. Норка гордо вскинула голову и дерзко уставилась на него. В его присутствии она всегда чувствовала некоторую неловкость. Норка не любила противоречий, а Акулья Наживка был весь соткан из них. Говорил он, как дворянин, но его лицо, все в шрамах, и мозолистые руки выдавали рабочего. За ним закрепилась репутация человека расчетливого и безжалостного, но к ней и ее друзьям он был неизменно добр. Филин, который хорошо разбирался в людях, доверял ему.

— Акулья Наживка! — воскликнул Филин. — Что ты здесь делаешь?

— Подслушиваю, — ответил тот. — На самом деле меня попросили доставить вот это. — Откуда-то из глубины кармана Акулья Наживка достал плоский прямоугольный пакет и отдал его Мышке. — От поклонника.

Мышка несколько секунд смотрела на него, озабоченно хмуря брови, потом развязала веревку и развернула пакет. Там была красивая кожаная папка, а в ней стопка белой бумаги, несколько угольных карандашей, два пузырька чернил, с полдюжины перьев и маленький серебряный ножик. Девочка не могла оторвать глаз от этих сокровищ. Потом медленно подняла голову и взглянула на грузчика снизу вверх. Лицо у него было странное, задумчивое.

— Я никогда не пользовалась… — Она беспомощно взмахнула рукой.

Губы Акульей Наживки сложились в болезненную улыбку.

— Я загляну вечерком в «Улыбку Троллопа» и покажу тебе, как точить перья.

— От кого это?

— От Венихара Гобез-Ихава, дворянина с тросточкой. Передать от тебя благодарность, Мышка?

— Подожди, — сказала она твердо. — Я подарю ему рисунок.

Акулья Наживка прислонился к стене, а она взяла карандаш и начала рисовать. Это был портрет по памяти: ее благодетель смотрел вниз на что-то, что его заинтересовало. Филин почти слышал голос мужчины: «Впечатляет».

Когда Мышка закончила, она отдала рисунок Акульей Наживке. Потом протянула ему карандаш и попросила:

— Напиши внизу: «С благодарностью от Мышки».

— Написать? — повторил Акулья Наживка. — Ты думаешь, я умею писать?

Мышка твердо посмотрела ему в глаза.

— Ты сказал, что научишь меня точить перья.

Он потер рукой лоб, как бы признаваясь, взял карандаш и аккуратно вывел буквы. Потом отдал Мышке карандаш и без дальнейших комментариев растворился в толпе.

— Венихар Гобез-Ихав, — мягко повторила Норка, перекатывая имя во рту и пробуя его на вкус, будто так могла выудить из него ценные сведения. — Интересно, кто это?

— Интересно, откуда он знает Акулью Наживку? — сказал Хорек. — И откуда Акулья Наживка — Акулья Наживка! — умеет писать?