— Ведь так? Бог посчитает вас невиновной в случившемся, потому что вы покорились мне против своей воли?

— Нет! — вырвалось у нее со стыдом и отчаянием и тысячей прочих переживаний, которые Ройс не смог бы назвать.

— Нет? — переспросил он с головокружительным облегчением. — В чем же я не прав? — тихо, но требовательно допрашивал он. — Скажите мне, в чем я не прав?

Не требовательный тон заставлял ее отвечать, нет, напротив — внезапные воспоминания о том, как он занимался с нею любовью, воспоминания о небывалой нежности, о сдержанности, о мучительных сожалениях за причиненную боль, о нашептанных словах восторга, о тяжелом дыхании в попытках смирить страсть. И еще воспоминания о собственном неудержимом желании слиться с ним и одарить теми же неслыханными наслаждениями, которые он ей приносил. Она открыла было рот, чтобы уничтожить его точно так же, как он развеял ее надежды на счастье, но совесть не позволила вылететь уничтожающим словам. Она гордилась, а не стыдилась того, что произошло между ними, не могла заставить себя солгать и вместо того вымолвила сдавленным шепотом:

— Я не по своей воле оказалась в вашей постели. — И, отводя померкший взгляд от его дымчато-серых глаз, добавила:

— Но по своей воле ее бы не покинула.

Дженни глядела в сторону и не заметила новой, совсем незнакомой нежности в медленно расплывавшейся на его губах улыбке, но ощутила ее в объятии крепких рук, в ладони, прижавшей ее к крепкому телу, в страстном поцелуе, который лишил ее возможности говорить, а потом и дышать.

— У нас визитеры, — объявил Годфри, входя в зал и хмуро оглядывая рыцарей, рассевшихся за трапезой. Двенадцать пар рук замерли, на лицах появилось тревожное выражение. — Большая компания с королевским штандартом скачет сюда. Очень большая компания, — уточнил Годфри, — слишком большая для обычных курьеров. Лайонел видел их с дороги и сообщил, что узнал Греверли. — Он еще строже насупился и оглянулся на галерею, — Где Ройс?

— Прогуливается с заложницей, — мрачно отвечал Юстас. — Где, точно не знаю.

— Я знаю, — прогремел Арик. — Схожу. Повернувшись на каблуках, Арик вышел из зала крупными шагами, но обычное для его самоуверенной физиономии выражение глухого спокойствия сменилось озабоченностью, от которой глубже залегли морщины вокруг бледно-голубых глаз.

Мелодичный смех Дженни звенел, как колокольчики под внезапным порывом ветра, и Ройс с усмешкой смотрел, как она беспомощно опустилась на ствол поваленного дерева перед ним, с трясущимися от хохота плечиками, с порозовевшими в тон надетому платью щеками.

— Я… я не верю вам, — задыхаясь, пробормотала девушка, вытирая со щек выступившие от смеха слезы. — Это чудовищное вранье, которое вы только что выдумали.

— Возможно, — согласился он, протягивая длинные ноги и ухмыляясь, зараженный ее смехом.

Утром она пробудилась в его постели, когда в спальню ввалились слуги, и, застигнутая в сем положении, переживала так, что на нее больно было смотреть. Дженни была убеждена, что весь замок судачит о том, что она стала любовницей графа, и, разумеется, не ошибалась. Обдумав, что делать — солгать на этот счет или попробовать развеять горе, Ройс решил на несколько часов увести ее из замка, чтобы она слегка успокоилась.

— Вы, наверно, считаете меня совсем безмозглой, если думаете, что меня так легко одурачить и заставить поверить в подобную чушь, — проговорила она, безуспешно стараясь обрести серьезность.

Ройс улыбнулся, но покачал головой, отрицая оба обвинения:

— Нет, мадам, вы заблуждаетесь во всех отношениях.

— Во всех? — с любопытством переспросила Дженни. — Что вы хотите сказать?

Ройс улыбнулся еще шире и пояснил:

— Я вам ни чуточки не соврал и не думаю, чтобы кто-нибудь мог вас легко одурачить. — Он помолчал, ожидая ответа, и, не дождавшись, с улыбкой сказал:

— Это комплимент вашему здравому смыслу.

— О, — изумленно проговорила Дженни и неуверенно добавила:

— Спасибо.

— Во-вторых, далеко не считая вас безмозглой, я нахожу вас, напротив, женщиною необычайного ума.

— Благодарю! — охотно приняла похвалу Дженни.

— А это не комплимент, — уточнил Ройс. Дженни бросила на него забавный негодующий взгляд, требующий разъяснить уточнение, и Ройс пояснил, протягивая руку и касаясь мягкой и гладкой щеки указательным пальцем:

— Будь вы не такой умной, не проводили бы столько времени за обдумыванием всех возможных последствий того, что я овладел вами, а просто смирились бы со своим положением и сопутствующими ему выгодами.

Глаза Ройса многозначительно остановились на нитке жемчуга, которую она по его настоянию надела утром, после того как он вывалил перед ней весь запас драгоценностей.

Дженни презрительно фыркнула, но Ройс продолжал с непоколебимой мужской логикой:

— Будь вы женщиною ума посредственного, вас интересовали бы только вещи, которые обыкновенно заботят женщин, скажем, моды, или суета по хозяйству, или присмотр за детьми. Вы не мучили бы себя такими вопросами, как верность, патриотизм и тому подобное.

Дженни рассерженно и недоверчиво уставилась на него.

— Смирилась бы со своим положением? — переспросила она. — Но я вовсе не в положении, как вы любезно выразились, милорд. Я живу во грехе с мужчиной против воли своей семьи, против воли моей страны, против воли Господа Всемогущего. Кроме того, — продолжала она, приходя в бешенство, — хорошо вам советовать мне интересоваться только женскими заботами, но это вы лишили меня права думать о таких вещах. Это ваша жена будет суетиться по хозяйству и обязательно превратит мою жизнь в сущий ад, если сможет, и…

— Дженнифер, — перебил Ройс, пряча улыбку, — как вам хорошо известно, у меня нет жены. — Он понимал, что она, говоря это, во многом права, да вот только выглядит чертовски прелестно, с прозрачно-сияющими сапфировыми очами и сулящими поцелуи устами, и ему трудно сосредоточиться на чем-либо, кроме, честно признаться, единственного желания — схватить ее на руки и приласкать, как разозлившегося котенка.

— У вас нет жены в данный момент, — едко возразила Дженни, — но вы скоро выберете кого-нибудь… англичанку, конечно! — уколола она. — Англичанку с холодной водичкою вместо крови, и с волосами мышиного цвета, и с остреньким носиком, у которого вечно красненький кончик и которому вечно грозит насморк…

С трясущимися от безмолвного отчаянного хохота плечами, Ройс замахал руками, насмешливо моля о пощаде.

— С волосами мышиного цвета? — повторил он. — Это лучшее, на что я могу надеяться? До сих пор я мечтал о жене-блондинке с большими зелеными глазами и…

— И с большими розовыми губами, и с большими… — Дженни так разъярилась, что и на самом деле уже поднесла было палец к груди, прежде чем сообразила, что собирается ляпнуть.

— Я слушаю, — поддразнивая, подтолкнул Ройс, — С большими?..

— Ушами! — в бешенстве бросила она. — Но как бы она ни выглядела, обязательно превратит мою жизнь в сущий ад!

Не в силах более сдерживаться ни секунды, Ройс повалился и ткнулся носом ей в шею.

— Я заключил с вами сделку, — шепнул он, целуя ее в ушко. — Мы подберем жену, которая нам обоим придется по вкусу.

И, высказав это невероятное утверждение, вдруг сообразил, что не сможет жениться и держать при себе Дженни. Несмотря на все свои шуточки, он вовсе не был столь бессердечным, чтобы жениться на Мэри Хеммел или еще на ком-нибудь, а потом заставлять Дженни выносить унижения, пребывая его любовницей. Вчера он еще мог думать об этом, но сегодня, после прошлой ночи, узнав, сколько страданий пришлось ей перенести за недолгую жизнь, нет, ни за что не сделал бы этого.

Он до сих пор гнал от себя мысль о том, как к ней отнесутся «возлюбленные» родичи, когда она возвратится к ним, побывав в постели врага.

Остаться навсегда холостяком, не имея детей и наследников, — весьма непривлекательная и неприемлемая перспектива.