— Оливия!

— Ну чего тебе еще? Ну что ты меня отвлекаешь?

Поссориться еще и с подругой в один день — это дело лихое. Но я его устроила легко. Сказала Оливии нечто язвительное и вышла из библиотеки злая, гнездо шершней. Тут-то мне и подвернулся поворот в коридор винных погребов. А нализаться банановой настойки было делом техники. Плюс коньячная заначка мессера Софуса. Вот в таком-то виде, вихляясь, как баркентина в шторм, я явилась на танцы. Я уже хотела было ринуться в бой, но тут меня цепко обхватила за корму госпожа Глоссария:

— Куда?! Бесстыдница, так нализаться! Ну-ка, идем ко мне.

Рука у Глоссарии — она же бабка Катарина, она же Бабулька железная.

Она привела меня к себе на веранду и сделала особый, отрезвляющий напиток. И пока я его не выпила и не стала нормально воспринимать реальность, она со мной не разговаривала.

— Ох, — наконец трезво сказала я. — Какой стыд!

— Именно. А теперь рассказывай.

— Маттео меня разлюбил.

— И с какого баньяна ты это взяла?

— Он не захотел сегодня со мной пойти на танцы. И мы не целовались два месяца, почти не виделись!

— Дорогуша, ты дура, если считаешь, что влюбленные только и делают, что сюсюкают, целуются и ходят рука об руку. Нет. Они пашут, или ткут, как ты, ткани, или куют железо. Потому что помимо любви со всеми ее прелестями есть еще и жизнь. Повседневная, где надо есть и мыть посуду, стирать белье и рожать детей.

— Ой, я все поняла, поняла… Бабулька, спасибо. Отдельно — за то, что вытрезвили. Надеюсь, Маттео не заметил моей выходки. И Оливия тоже.

— Она-то здесь при чем?

— Я ей пожаловалась, она не вняла.

— Думаю, что и не внемлет. А теперь иди и потанцуй. Не мешай моей личной жизни. У меня визит.

— Жрец?!

— А что такого?

— Но он же как сушеный опенок!

— Нахалка. У всех свой вкус. Я тоже не королевна какая…

Я пошла на танцы и была потрясена. Среди зрителей мялся мой Маттео с букетиком моих любимых одуванчиков.

— Маттео! — пробилась я к нему. — Ты все-таки пришел!

— Конечно, я так соскучился по тебе.

И, осыпав меня одуванчиками, Маттео заключил меня в объятия.

Ох, как мы танцевали! Я подбавила звездной энергии своим ногам и кружила Маттео над землей, а потом мы вообще решили уединиться у меня в доме. Мы пили легкий травяной чай, кормили друг друга ягодами в сливках и вообще вели себя сладострастно.

— Ты ведь выйдешь за меня, Люция? — спросил Маттео, прижимая голову к моей груди.

— А ты не передумал?

— Нет, никогда. Я вижу тебя перед собой постоянно, и от этого мне легче работается. А еще замечательно, что вы с Оливией перестали брить головы. У тебя такие прекрасные волосы. Тиара с фатой будет на них смотреться просто великолепно.

— А у меня еще нет свадебного платья!

— Но милая, нам отпущено всего три месяца! Пора готовиться к свадьбе! У меня так давно готов парадный костюм. Меня снабдил им мессер Софус.

— Все, тогда я тоже что-нибудь придумаю.

— Не что-нибудь, а лучшее платье во Вселенной.

Лучшее платье во Вселенной! Легко сказать. Раздобудешь, а потом тебе кто-нибудь войну объявит из зависти.

С проблемой свадебного платья я обратилась к Хелене. Она так увлеклась шитьем и рукодельем в своей новой жизни, что уже половина населения нашей колонии ходила в ее роскошных нарядах.

— Хелена, — сказала я ей. — Мне нужно свадебное платье.

— Ну наконец-то, — прикусила нитку Хелена. — Вообще-то не тебе одной. Тут такой романчик намечается.

— Моя сестра и Рутбис?

— Вот-вот. И еще один сюрприз.

— Хелена, я могу на тебя положиться?

— Само собой. Кстати, зайди к кружевнице Хельте — она такие кружева плетет. Закажи у нее штуку валансьенских кружев — это будет на отделку платья.

Я все сделала как велено. И окунулась с головой в предсвадебные хлопоты, от которых просто разрывалась. Обед будет? Будет. Значит, надо меню. Какая карта вин? Где нас будут венчать? И главное — кого приглашать на свадьбу? Конечно, у меня нет врагов, но всю нашу колонию разве посадишь за стол?

Чтобы отдохнуть, я приходила к Оливии. Мы метали дротики в бочку, Оливия читала мне стихи своего отца, мы курили кальян, а однажды…

Оливия прочла мне свое стихотворение.

Повторяю.

Оливия.

Сочинила.

Стихотворение.

Девушка, презиравшая поэзию и поэтов!

Зачарованная росою
И в венке из пастушьей сумки,
Я на черной доске рисую
Бледно-розовые рисунки.
Ни к чему совершенство линий,
Здесь простая легкость важнее.
Вот звезда в сердцевине лилии,
Может быть, я сияю с нею.
Зачарованная росою,
Жизнь пройдет с золотой косою,
И распахнутые созвездья
Вновь сомкнутся легко и сонно.
Всем обещана здесь Тебе я.
И Тебя я благословляю.
И сомкнутся цветки кипрея,
И звезда взойдет золотая.

— Это потрясающе! — воскликнула я. — Но кому ты посвятила это стихотворение?

— Всему Сущему. В благодарность за то, что живу. Мой отец никогда никого не благодарил за свой талант. Да и взял он его силой. А ко мне — само пришло.

— Значит, ты настоящий поэт!

— Но это не значит, что я буду придумывать вам свадебную оду.

— Я не смею об этом думать. Оливия, это так утомительно — готовиться к свадьбе. Ты знаешь, какой длины плотники сделали стол? Ужас. А у главного повара такое лицо, словно я ему первый враг. Наверно, из-за количества салата оливье, которое ему придется приготовить.

Дни шли, валансьенские кружева пришивались к рукавам и подолу, ткалась легчайшая фата, из золота отлили свадебные короны и однажды утром я проснулась и поняла, что сегодня моя свадьба.

— Ой, — сказала я. — Вот до чего дожила.

Явились Хелена, Оливия и Людмила, принялись кричать, что я совсем не готова, и стали лепить из меня невесту. Они суетились, роняли какие-то шпильки и плечики, пластины для корсажа и флердоранж, но вдруг все стихло и меня подвели к большущему зеркалу:

— Смотри, какая ты у нас невеста!

Я смотрела во все глаза. В этом эфемерном создании, сплошь укутанном фатином и кружевами, я едва узнавала себя. Но это было ужасно красиво.

— Ой, девочки, — сказала я, начиная реветь, — ой, спасибо.

— Не смей реветь! — немедленно заорала Оливия. — Иначе мы все тоже, и у нас тушь потечет. Так. Что еще мы упустили? Букет невесты! Вот, держи.

Это был самый красивый букет, который я только видела за свою жизнь. На веточках из золотой проволоки крепились алмазы и сапфиры, сверкающие, как маленькие солнца.

Подруги, естественно, тоже переоделись в свои официальные наряды. И сияющим строем мы пошли к священной арке, где нас уже ждал жрец Окойи, чтоб благословить брак. Ну и конечно, там стоял Маттео, невероятно красивый в белоснежной пышной рубашке, узких бархатных брюках и алом шарфе.

Мы встали рядом.

— Возлюбленные мои! — басисто начал жрец Окойи. — Мы собрались здесь, чтобы выяснить, правда ли эти юноша и девушка настолько рехнулись, что хотят стать мужем и женой. Хотят постоянно мозолить друг другу глаза, рожать пищащих и писающих малышей, обрасти бытом, вместе стареть, болеть, переживать за все. Я думаю, они сейчас разбегутся.

— Нет, мы не разбежимся!

— Точно?

— Точно.

— Точно-точно?

— Да!

— Точно-точно-точнехонько?

— Воистину так.

— Ну и Все Сущее с вами. Объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловаться. И давайте уже выпьем и закусим.

Все ринулись нас поздравлять, а потом мы прошествовали к праздничному столу. И началось празднество, какого еще не было в моей жизни! И пели, и плясали, и пускали фейерверки, и лазили на гладкий столб за связкой папайи, и звезды кружились в своем хороводе…