— Крепись, дитя, — не своим голосом приказал Фигаро Ливию, когда тот издал рвотный всхлип. — Скорей выйди и глубоко дыши.

Ливий оказался сильным мальчиком. Он вышел из кабинета с лицом белее мела, несколько раз глубоко вздохнул.

— Что? — кинулись к нему вассалы, чувствующие стыд и вину за свою трусость, особенно перед мальчишкой.

Ливий еще несколько раз глубоко вздохнул и хотел было заговорить, но тут из кабинета вышел Фигаро и закрыл за собой дверь. И тут все поняли, что дело неладно — при этом из кабинета вырвалась такая волна смрада, что многие закаленные рыцари оказались слабее желудком, чем мальчик Ливий, — их тут же вырвало.

— Стыдитесь, — укорил их Фигаро. — Мессеры! Я должен сообщить вам скорбное известие. Наш господин, герцог Альбино Монтессори, сюзерен Кастелло ди ла Перла, величайший поэт нашего времени, скончался. Обстоятельства смерти непонятны.

— Его убили? Может быть, его убила жена?

— Не думаю. Скорее, его поразила десница судьбы. Тело его находится в ужаснейшем состоянии, и это зрелище смогут выдержать только самые крепкие из вас. Мне необходимы помощники, которые помогут собрать все, что осталось от тела его светлости, и поместить… Здесь нужен сундук, сплошь окованный железом. Мессер Ливий, я поручаю вам отправиться к слугам и приказать им принести такой сундук. Найдите Патриццо, он держит ключи от кладовых и рухольных, он быстро найдет все необходимое. Еще нам понадобятся кожаные фартуки и перчатки, два совка для угля и несколько скребков, которыми пользуются поломойки.

— Но что произошло? — крикнул какой-то тугодум.

— Сударь, прошу вас сопроводить мессера Ливия. Возвращаться вам необязательно. С вашими тугими мозгами вы нам вряд ли пригодитесь. На дуэль вызовете меня позже. Но не советую. Не до этого.

Бедный рыцарь-тугодум, скорее всего, и не помышлял о дуэли — лицо Фигаро не предвещало ничего хорошего в ближайшие десять лет как минимум. К слову сказать, рыцарь сей попросил расчет, едва прошли положенные дни траура. Впрочем, тогда многое стало меняться в Кастелло ди ла Перла…

Фигаро из недоумевающей и довольно жалкой толпы оставшихся с ним вассалов отобрал пятерку самых крепких, а остальным посоветовал идти за полировальной жидкостью для парадных доспехов — грядущие похороны великого герцога должны сопровождаться прилично облаченной гвардией замка, а не разгильдяями, у которых из-под лат торчат солидные пивные животы.

Командор Ливий не подвел — он оперативно нашел Патриццо и, не посвящая его ни в какие страшные новости, заполучил сундук, в который могли поместиться два росских медведя, а не то что бренные останки герцога; кожаные фартуки, которыми в основном пользовались кузнецы, и кожаные же перчатки. Совками, скребками и даже несколькими щетками для чистки одежды скорбную команду снабдила старшая горничная. Шепотки и слухи по замку при этом поползли один страшней другого, но что могло быть страшней смерти герцога? Тем более что герцогиня, получив страшные ожоги всего тела и потеряв три пальца на левой руке, впала от боли в бессознательное состояние. Сюзанна с верными служанками поместили ее в ванну с почти ледяной водой — благо во дворе было предостаточно снега и льда. Немедленно были приготовлены отвары целебных трав и кореньев и в них лежали, пропитываясь, бинты из тончайшего шелка из Яшмовой империи — Сюзанна не пожалела эту драгоценную ткань, ибо только ее, почти невесомую, можно было прикладывать к огромным багровым волдырям, почти сплошь покрывавшим тело Люции.

Но вернемся к Фигаро и его подручным. Когда они вслед за ним вошли в жуткую комнату, то рвотные позывы сдержали, а вот приглушенных воплей не смог сдержать никто, даже Фигаро, который видел все уже во второй раз.

Черви почти закончили свою работу, и от Альбино Монтессори остался мраморной белизны скелет, где кости чудом держались на каких-то остатках связок.

— Что ж, мессеры, сделаем свою работу, — сказал Фигаро, натянул перчатки и первым подошел к скелету. Однако едва он коснулся черепа, скелет с противным стуком осыпался на сиденье кресла и частично на пол. Череп, когда-то содержавший в себе самый поэтический и жестокий мозг, упал на стол меж костяшек пальцев.

Останки герцога, те обрывки одежды и украшения, что были на нем, и червей — всех до единого — аккуратно поместили в сундук. Фигаро взял со стола недопитую бутылку крепкого мадьярского рома, пропитал им стопку листов веленевой бумаги, на которой имел обыкновение творить герцог, и положил поверх останков, надеясь тем убить червей — разжиревших, смрадных, неповоротливых.

Крышку опустили, и сундук защелкнули на шесть кованых застежек. Его медленно вынесли из кабинета. Фигаро задул свечи, все еще освещавшие стол поэта, осмотрелся и вышел из налившейся тьмой комнаты, крепко захлопнув за собой дверь.

Сундук принесли в главный зал замка, где уже столпились все гости, слуги, вассалы, даже наемные рабочие, которые устраивали в замке новейшее изобретение — водопровод. Сундук водрузили на огромный дубовый стол, за которым в более светлые времена сиживали сиятельные и не очень гости и нахлебники герцога. Слышались тихие перешептывания, вздохи и всхлипы. Всем уже было ясно, что дело худо. Фигаро призвал к тишине и заговорил:

— Мне выпала скорбная честь сообщить всем вам, что его светлость скончался.

— Ах… — пролетело по группкам людей. Но в этом тихом «ах» было лишь подтверждение того, о чем уже догадались.

— Как это произошло? — спросила старшая горничная. — Его светлость сгорел?

— Нет, — ответил Фигаро. — Происшедшее выше человеческого понимания и обычной смерти. Герцога коснулась десница судьбы.

— Возможно, герцога в его кабинете поджидал убийца, который как-то прокрался в замок?!

— Нет. — Тон Фигаро был холоден, как могильный гранит. — Я не знаю, что убило герцога, но знаю, ибо видел собственными глазами, во что превратилось его тело.

— Во что?! — истерический женский вопль.

— Когда я впервые вошел в кабинет герцога, его плоть пожирали черви. Они обглодали его до скелета. Поэтому нам пришлось взять сундук, чтобы поместить в него останки и тех отвратительных созданий, которые…

— Черви? О небо, мне дурно!

— Это колдовство!

— На герцога напустили порчу его враги и завистники!

— Да-да, это колдовство!

— Но кто мог так ненавидеть герцога, чтобы совершить такое злодейство?!

— Это его жена! Она колдунья! Она никогда не любила его, наглая, вульгарная, дерзкая девчонка! Говорят, она спускалась в подвал к герцогу — для чего? Тем более что он настрого запрещал беспокоить его! Она навела на него смерть и порчу, а он, умирая, поджег ее свечами, вот она и вернулась в ожогах!

— Колдунья!

— Ведьма!

— Замок проклят!

— Надо бежать!

— Спасайтесь кто может!

— Карету мне, карету!

— И пинту валокордину пополам с пивом!!!

— Тихо! — возвысил голос Фигаро. — Гибель его светлости действительно окутана тайной, и, полагаю, сам король, получив печальное известие, назначит следователя для рассмотрения сего вопроса. Поэтому я прошу всех вас вспомнить и изложить письменно, что происходило в этот день, возможно, вы что-то видели или слышали. Королевскому следователю потребуются свидетели. Я пошлю письмо его величеству немедленно. Похороны будут отложены до окончательного решения королевского следователя по этому вопросу. Этот сундук будет пока поставлен в фамильном склепе Монтессори. До приезда следователя никому замка не покидать. Быть может, убийца находится среди нас. Дамы, прекратите визжать. А теперь прошу всех заниматься своими делами. Я и мои помощники перенесем останки в склеп. Хорошо, что стоят морозы.

— Но там же скелет!

— И… насекомые, не забывайте. Будет лучше, если они умрут, а не прогрызут сундук и расползутся…

— О нет!

— Ах! Ах!

— У меня все, дамы и господа. Все свободны. Кстати, где экономисса Сюзанна?

— Она с герцогиней.

— Да-да, конечно. Я зайду к ним позже. Да что вы стоите? Я никого не задерживаю.