– Я не говорю, что плохо. – Константин Алексеевич молча прошелся, потом остановился против Генки. – Вот, Генка, разбили они нас… А?
– Почему это «нас»? – возразил Генка. – «Вас», а не «нас».
– Как это так? – искренне удивился Константин Алексеевич. – Ведь ты только что поддерживал мою точку зрения?
– О, – протянул Генка, – это когда было!.. – и отошел в сторону.
– Единственного союзника потерял… – развел руками Константин Алексеевич. – Ну, а ты сам кем собираешься быть?
– Я пойду во флот служить, – объявил Генка.
– У него семь пятниц на неделе, – засмеялся Слава, – полчаса назад он собирался в фабзавуч, а теперь во флот.
– Сначала в фабзавуч, а потом во флот, – хладнокровно ответил Генка.
– Так, так. Ну, а ты, Миша?
– Не знаю. Я еще не решил.
– Он тоже в фабзавуч собирается, – крикнул Генка, – я знаю, а потом поступит в Коммунистический университет!..
– Брось ты, Генка! – перебил его Миша.
– Да, – покачал головой Константин Алексеевич, – далеко вы прицеливаетесь… А я думал, Миша, ты будешь девятилетку кончать.
– Не знаю, – нехотя ответил Миша, – маме трудно…
– Его не отпустят, – сказал Слава, – он первый ученик.
– Учиться буду вечерами… – сказал Миша. – Очень многие комсомольцы днем работают, а вечером учатся. В общем, там видно будет.
Он посмотрел на часы, обрамленные бронзовыми фигурами. Взгляд его поймал мгновенное движение большой стрелки, дернувшейся и застывшей на цифре «девять». Без четверти двенадцать. Мальчики стали собираться домой.
– Ну-ну, – весело сказал Константин Алексеевич, пожимая им на прощанье руки, – а на меня не сердитесь. Уж я-то желаю вам настоящей удачи.
Глава 66
Переписка
Пришел ответ адресного стола. «На ваш запрос сообщаем, – говорилось в нем, – что для получения справки об адресе нужно указать год и место рождения разыскиваемого лица».
– Поди знай, где и когда родилась эта самая Мария Гавриловна! – сказал Генка. – Нет, надо ехать в Питер.
– Успеем в Питер, – сказал Миша, – а этот ответ – чистейший бюрократизм и формализм. Напишем секретарю комсомольской ячейки.
Они сочинили такое письмо:
«Петроград, адресный стол, секретарю ячейки РКСМ. Дорогой товарищ секретарь! Извините за беспокойство. Дело очень важное. До войны 1914 года в Петрограде, на улице Мойке, дом С. С. Васильевой, проживали гражданин Владимир Владимирович Терентьев, его жена Ксения Сигизмундовна и мать Мария Гавриловна. Пожалуйста, сообщите, живут они там или куда переехали. Не все, конечно, потому что Владимир Владимирович взорвался на линкоре, а мать и жена, наверно, живы. Мы уже запрашивали, но от нас требуют год и место рождения, что является чистейшим бюрократизмом. Вам, как секретарю РКСМ, нужно обратить на это самое серьезное внимание и выжечь каленым железом.
Ребята отправили письмо и стали дожидаться ответа.
Приближался конец первого полугодия. Ребята много занимались, да и в отряде хватало работы. Не было почти ни одного свободного вечера. Работа в подшефном детском доме, занятия в мастерских Дома пионеров, сбор звена, заседание учкома, комсомольский день (мальчики уже не пропускали ни одного открытого собрания ячейки), кружки занимали всю неделю. А в воскресенье с утра проходил общий сбор отряда. Кроме того, Мишино звено переписывалось с пионерами Хемшица в Германии, пионерами Орехово-Зуевского района и с краснофлотцами.
А ведь надо было еще раза два-три в неделю побывать на катке.
Ребята приходили на каток вечером, торопливо переодевались на тесных скамейках и, став на коньки, несли свои вещи в гардероб. Коньки деревянно стучали по полу, этот дробный стук речитативом выделялся в общем шуме раздевалки, окутанной клубами белого морозного воздуха, врывающегося с катка через поминутно открываемые двери.
Взрослые конькобежцы раздевались в отдельной комнате. Они выходили оттуда затянутые в черные трико. Ребята с почтительным восхищением шептали: «Мельников… Ипполитов… Кушин…»
Пятна фонарей освещали снежные полосы на льду. По кругу двигались катающиеся, странные в бесцельности своего движения. Они двигались толпой, но каждый ехал сам по себе, в одиночку, парами, перегоняя друг друга. Новички ехали осторожно, высоко поднимая ноги, неуклюже отталкиваясь и двигаясь по инерции.
Все ребята ездили на «снегурочках», «нурмисе», и только один Юра Стоцкий – на «норвежках».
Одетый в черный вязаный костюм, он катался только на беговой дорожке, нагнувшись вперед, заложив руки за спину, эффектно удлиняя чрезножку на поворотах. Всем своим видом он показывал полное пренебрежение к другим ребятам.
Миша и Слава не обращали внимания на Юру, но Генка никак не мог спокойно переносить Юрино высокомерие и однажды, выехав на круг, попробовал гоняться с Юрой. Генка ездил на коньках очень хорошо, лучше всех в школе, но разве мог он на «снегурочках» угнаться за «норвежками»! Он позорно отстал от Юры на целых полкруга.
После этого случая все начали дразнить Генку. Ездили за ним и кричали:
– Эй, валенки, даешь рекорд!
Генка с досады перестал посещать каток, по улицам на коньках тоже не бегал. Он ходил мрачный и однажды объявил Мише и Славе, что приглашает их прийти к нему в субботу на день рождения. Мальчики удивились:
– С собственным угощением?
– Угощение мое, подарки ваши.
Глава 67
День рождения Генки
В субботу вечером друзья пришли к Генке и изумленно вытаращили глаза при виде праздничного стола. На краю его свистел струйками пара самовар с расписным чайником на верхушке. В середине были расставлены тарелки с различным угощением: ломтики сала, вареники в сметане, пирожки и монпансье. По бокам стояло шесть приборов. У стола хлопотала Агриппина Тихоновна.
– Вот это да! – протянул Миша. – Ай да Генка!..
– Ничего особенного, – небрежно произнес Генка. – Прошу… – Он театральным жестом пригласил их к столу.
– Что ты, Геннадий, сразу к столу приглашаешь, – сказала Агриппина Тихоновна, – еще гости должны прийти.
– Кто? – спросили мальчики.
Генка покраснел:
– Мишка Коровин, а больше никто, ей-богу никто.
– А это для кого? – Миша показал на шестой прибор.
– Это? Ах, это… Это на всякий случай, мало ли… вдруг кто-нибудь придет…
– На какие капиталы ты все это оборудовал? – спросил Миша.
Генка ухмыльнулся:
– Это уж дело хозяйское… – Он повернулся к Агриппине Тихоновне, но не успел остановить ее.
– Отец прислал, – сказала Агриппина Тихоновна. – Я говорю: тебе, Геннадий, этих продуктов на месяц хватит, а он и слушать не хочет – давай на стол, и дело с концом. Весь в отца! – добавила она не то с осуждением, не то с восхищением.
– Даже конфеты прислал, – сказал Миша.
– Нет, – сказала Агриппина Тихоновна, – монпансье Геннадий сам купил: коньки-то он продал…
– Тетя! – закричал Генка. – Ведь я вас просил!..
– Чего уж там… – отмахнулась Агриппина Тихоновна. – Оно и лучше: валенок не напасешься.
– Если бы я знал, что ты ради фасона продал коньки, – сказал Миша, – то я бы к тебе в гости не пришел.
– Я и без коньков проживу, – мотнул головой Генка. – Подумаешь, «снегурочки»! Поступлю в фабзавуч – «норвежки» куплю. Ты ведь тоже свою коллекцию марок продал. А? Зачем?
– Нужно было, – уклончиво ответил Миша.
– Я знаю, – сказал Генка, – ты на кожаную куртку копишь. Хочешь на настоящего комсомольца походить.
– Может быть, – неопределенно ответил Миша. – Славка свои шахматы тоже продал.
– Да? – удивился Генка. – Костяные шахматы? Зачем?
– Надо было, – тоже уклончиво ответил Слава.
Раздалось три звонка.
– К нам, – сказала Агриппина Тихоновна и пошла открывать.