Отчасти причина сокращения средств на расходы состоит в том, что делать сбережения теперь считается чуждым американскому образу жизни. Даже современная экономическая терминология стимулирует потребление. Что еще можно сделать с «имеющимся в распоряжении» доходом, как не распорядиться им? Мы ведь не хотим просто держать его на счете, где он быстро обесценится.

Если потребление – путь поддержания экономики в тонусе, а сберегающие часть дохода люди – те, кто стремится оставить без работы своих соотечественников, то день, посвященный шопингу, должен считаться патриотическим поступком. Действительно, после террористической атаки 11 сентября президент США и прочие официальные лица призывали граждан ответить на удар походом в супермаркет.

Эту картину омрачает только тот факт, что наши запросы уже превысили наши доходы, из-за чего средний потребитель-патриот постепенно погрязает в долгах. В результате единственным способом проявить экономический патриотизм становится дальнейшее наращивание долгов. Из такой ситуации не существует выхода, который устроил бы все стороны. Вы делаете ошибку, если покупаете, и делаете ошибку, если отказываетесь от покупки.

Ситуация еще больше усугубляется рекламой. Типичный американский ребенок в возрасте от двух до одиннадцати лет ежегодно просматривает около 25 тысяч рекламных роликов без присмотра взрослых[41]. В 2006 году объем продаж в рекламной индустрии США составил около 300 миллиардов долларов, т. е. в среднем около тысячи долларов на каждого американца[42].

Теория маркетинга утверждает, что людьми движут страх, стремление к исключительности, чувство вины и жадность, а также потребность в одобрении со стороны окружающих. Рекламные технологии, основанные на результатах маркетинговых и углубленных психологических исследований, направлены на то, чтобы вывести потребителя из эмоционального равновесия, а потом устранить дискомфорт, предложив свой продукт.

В то же время почти все эфирное время и газетные страницы, не занятые рекламой, посвящены плохим новостям об ухудшении состояния окружающей среды. Упаковочные материалы загромождают наши свалки. Промышленное производство – одна из главных причин изменений климата, уничтожения лесов бассейна Амазонки, загрязнения рек, загрязнения и понижения уровня подземных вод. Если я ношу одежду, изготовленную из натурального хлопка, значит, я поощряю массированное использование пестицидов. Если моя одежда изготовлена из синтетических тканей, я способствовал истощению запасов ископаемого топлива. Если я вообще ничего не ношу, то выгоняю работников легкой промышленности на улицу. Мы будем прокляты независимо от того, делаем ли мы что-то или ничего не делаем – даже если сооружаем речные плотины: как убедилось население Тихоокеанского Северо-Запада США, их плотины при гидроэлектростанциях препятствуют продвижению лосося по рекам вверх на нерестилища.

Казалось бы, нет такого выхода, при котором потребители могли бы быть «правы». Все, что мы делаем, наносит ущерб окружающей среде. Даже новый лозунг «экологически безопасного потребления» – т. е. приобретения продуктов, которые в наименьшей степени наносят ущерб окружающей среде, – всего лишь уменьшает этот ущерб, хотя сам по себе полезен.

Конечно, мы не задумываемся об этом утром по пути на работу и не размышляем, «потреблять или не потреблять». Тем не менее это правильно – прислушиваться к предостережениям, что мы глубоко влезли в долги и вдобавок играем в русскую рулетку с окружающей средой.

Но что мы можем сделать? Как в потоке нашей бурной деловой жизни осознать, не говоря уж о том, чтобы что-то предпринять, те колоссальные проблемы, с которыми мы уже сталкиваемся? «Что может сделать один человек?» – спрашиваем мы и переключаемся на другую радиоволну. Так и живем: предпринимая попытки измениться на этой неделе, забывая об этом на следующей и полностью завися от обещаний избавить нас от трудного выбора в будущем.

Если и в дальнейшем мы будем ограничиваться маленькими, символическими переменами, то вряд ли сможем предотвратить собственное сползание к гораздо более бедному и ограниченному в возможностях будущему. Нам необходимы не просто перемены, а радикальная трансформация. Чтобы что-то изменить, следует рассматривать различные варианты решений наиболее сложных проблем. Трансформация как раз и предполагает анализ различных вариантов возможных проблем, что позволяет взглянуть на них с разных точек зрения. Для трансформации недостаточно выработать новый набор решений для старых проблем, поставить новые вопросы, чтобы увидеть эти проблемы в новом свете.

Нам необходимо перейти от этики роста к этике стабильности, а для этого каждому из нас придется изменить свое отношение к деньгам и вообще материальному миру. Трансформация отношения к деньгам и переоценка нашей модели их зарабатывания и расходования поможет человечеству вернуться на правильный путь, а всеобщему достоянию человечества – восстановиться. Надо учиться на примерах прошлого, адекватно оценивать нынешнюю реальность и создавать новый тип отношения к деньгам, основанный на сегодняшних реалиях и отбросивший предположения и мифы, не имеющие ничего общего с действительностью. Нам нужна новая, современная «дорожная карта» выработки модели отношения к деньгам и материальным ценностям.

Что придает процессу потребления такой всеобщий характер? Реклама и промышленность заключили между собой союз, чтобы внушить нам принципы приверженности материальным ценностям. Можно сказать, что им это удалось. Что же в нас есть такого, что позволило столь легко и просто переключить наше внимание с более серьезных удовольствий в этой жизни?

Психологи называют деньги последним табу. Гораздо легче посвятить врача в подробности своей сексуальной жизни, чем рассказать персональному бухгалтеру о своих финансах. Деньги – не столько их количество, сколько наше к ним отношение – оказывают очень большое влияние на нашу жизнь, возможно, большее, чем любой другой фактор. Почему?

Чтобы понять эти модели, следует немного глубже разобраться в функционировании человеческого мозга. Многочисленные источники – от современных исследователей до древних восточных философов – сходятся на том, что мозг – устройство, создающее и воспроизводящее модели. Вместо того чтобы выдавать стандартную поведенческую реакцию на любой раздражитель, как делают некоторые животные, люди стремятся создавать поведенческие модели. Основой для одних служит личный опыт – преимущественно первых пяти лет жизни. Другие имеют генетическое происхождение. Третьи коренятся в культуре. Есть и универсальные. Все эти модели, по всей видимости, появились для того, чтобы повысить наши шансы на выживание. Если модель сформирована, протестирована и представляется полезной для выживания человека, то изменить ее очень трудно. Мы истекаем слюной на запах жареных луковых колец; нажимаем на тормоз, видя красный свет на светофоре; чувствуем выброс адреналина в кровь, когда кто-то отдает команду «Огонь!». Нам наверняка не удалось бы выжить, не обладай мы этой огромной библиотекой интерпретаций тех или иных сигналов вкупе с соответствующими поведенческими моделями. Но тут есть один нюанс: не все эти модели (и вряд ли даже большинство) имеют отношение к объективной реальности. Но тем не менее они существуют и определяют наше поведение. Они настолько укоренились в сознании, что мы зачастую игнорируем или отрицаем реальность в пользу одной из ее интерпретаций. Змея на полу детской, которую можно выгнать, если мать оставит приоткрытой дверь, – яркий пример абсурдной, но убедительной интерпретации реальности. Обычно мы называем такие очевидно ошибочные представления предрассудками. Но какие из наших многочисленных верований можно считать предрассудками, а какие основаны на фактах?