– Уж мне-то не нужно объяснять, что ему не по вкусу. Гил. Я сам живу в Деревне.
Коди слушала их разговор, растянувшись на полу в своей любимой позе лягушки.
– Поднимайтесь на ноги, юная леди! – скомандовал Квиллер. – Мы отправляемся в путешествие.
По дороге за город Коди стояла на задних лапах опершись передними о спинку пассажирского сиденья и наблюдала проносящиеся мимо заснеженные пейзажи. Брусчатая ферма находилась в Хаммоке, который сугробы причудливых очертаний сделали неузнаваемым. Забор из бруса, давший название этой козьей ферме, скрыли снежные валы, набросанные снегоуборочными машинами, и длинная дорога казалась узким белым каньоном. Что до викторианского фермерского дома с его грозной башней, то он смотрелся сюрреалистически на фоне снежного пейзажа. Но самым странным было безмолвие.
Митч Огилви, выглядевший исконным деревенским жителем в густой нестриженой бороде и толстой штормовке, вышел им навстречу из длинного приземистого амбара. Кто бы поверил, что всего пару лет назад Митч был вымуштрованным, благообразным и прилизанным портье пикакского отеля? После этого он какое-то время управлял Фермерским музеем. Теперь же стал сыроделом на козьей ферме.
– Кристи доит коз, – сказал он. – Но она велела мне передать тебе привет. Она ужасно хотела получить этого пёсика. Как его зовут?
– Коди. Это сучка. Вам она понравится, – заверил Квиллер. Он притащил животное в дом, объявив: – Вот мы и приехали! Славная собачка! Чудесный новый дом!
Митч поставил коробку с собачьими пожитками на середину кухни.
– Дадим ей осмотреться, – решил он. – Давай-ка отведаем немного сыра с печеньем, пока она будет решать, хочется ли ей здесь жить. Интересно, как она отнесётся к козьему сыру?
– По моему скромному мнению, Митч, собака, которая за милую душу трескает попкорн и бананы, не станет воротить нос от козьего сыра.
Они выпили кофе, перепробовав несколько сортов сыра и прислушиваясь к шуму, производимому собакой в разных частях дома. Время от времени слышалось музыкальное поскуливание, когда Коди обсуждала сама с собой очередное открытие, внушившее ей подозрения.
Немного погодя Квиллер поинтересовался, сложно ли было добиться внесения этой фермы в Национальный регистр исторических памятников. Построенная героем Гражданской войны, она была единственным сооружением в Мускаунти, которое официально признали памятником старины. Бронзовая табличка на подъездной дороге удостоверяла, что здание охраняется государством,
– Мы столкнулись с уймой бюрократических проволочек, – ответил Митч. – И нам с Кристи, конечно, пришлось попотеть, чтобы оформить все бумаги. Хорошо ещё, что у нас были опытные консультанты из Фонда К. Я чуть в петлю не полез при виде распечатки с описанием всего этого хозяйства: в ней было добрых шесть ярдов. Для меня все это китайская грамота. А почему тебя это интересует, Квилл? Уж не хочешь ли ты попытаться зарегистрировать свой амбар?
– Нет, он уже необратимо модернизирован. А вот в Пикаксе есть целая улица исторических памятников, поэтому я и заинтересовался процедурой. У тебя сохранилась та шестиярдовая распечатка? Я не прочь ознакомиться с ней.
– Конечно. Сейчас попытаюсь её откопать. С твоим чувством юмора ты сможешь выискать в ней массу смешного для своей колонки.
Одобрив новые владения, Коди вернулась на кухню, посреди которой всё так же стояли её пожитки. Митч достал из коробки плошки, собираясь напоить и накормить нового домочадца.
– Ей будет хорошо здесь, – сказал Квиллер, натягивая куртку, шапку и перчатки. – Позаботьтесь о ней. Она происходит из доброй шотландской семьи. И передай Кристи мои сожаления по поводу того, что я не повидал её. Конечно, я понимаю, что гости не могут соперничать с козами.
Квиллер сам вызвался купить шампанское и торт ко дню рождения Линетт. Делая заказ в шотландской кондитерской, он попросил изготовить что-нибудь в национальном духе и рассчитывал получить обычное трёхслойное сооружение, украшенное чертополохом, эмблемой Шотландии, из розовой и зелёной глазури. Когда же ему предъявили кондитерское изделие, он невольно воскликнул: «О боги!» Огромный торт весь был покрыт глазурью в красно-сине-зелёно-жёлтую клетку, а в центре высился бумажный флажок с загадочными письменами.
– Здесь по-гаэльски написано: «Счастливого дня рождения!», – с гордостью пояснил кондитер. – Я впервые сделал такое. Вам нравится?
– Потрясающе… Оригинально! – похвалил Квиллер, вздохнув в смятении. Что скажет Полли? Не случится ли у неё очередной сердечный приступ?
– Я заверну флажок в кусочек восковки. Доставив торт по назначению, вы сами водрузите его на место.
Полли отправилась в парикмахерскую Бренды уложить волосы, и Квиллер доставил торт к ней домой, позволив себе открыть двери своим ключом и объяснив Бутси законность такого вторжения. Следуя инструкциям Полли, Квиллер поставил торт в холодильник, единственное недоступное для кота место, и предусмотрительно прикрепил к дверце записку: ОТКРЫВАТЬ С ОСТОРОЖНОСТЬЮ! ВНУТРИ ДИКИЙ ТОРТ!
Вечеринке по случаю дня рождения Линетт не хватало искрящегося веселья, легкого, как пузырьки шампанского, которое разливал Квиллер. Хозяйка вечера беспокоилась, хорошо ли запечётся говяжье филе в новой, ещё не опробованной духовке. Безутешная вдова выглядела непоколебимо угрюмой. Виновница торжества, казалось, нервничала. Может, боялась, что выяснится её настоящий возраст? Музыка могла бы слегка снять напряжение, но стереосистема как назло сломалась.
В соответствии с мускаунтским обычаем почётного гостя усаживали на правый конец дивана. Картер Ли сидел на другом конце, облаченный в одну из своих изысканных рубашек с монограммой. Линетт нарядилась так, словно собралась отплясывая флинт, шотландскую удалую: плиссированная зелёная юбка из шотландки, чёрный бархатный жакет и мягкие балетные туфли со шнуровкой, обвитой на щиколотках вокруг белых чулок.
Собравшиеся уже сказали всё, что могло быть сказано о погоде. Картер Ли не горел желанием говорить на профессиональные темы. А Квиллеру изменило искусство поддерживать беседу, ему никак не удавалось расшевелить компанию. Чтобы заполнить бреши в разговоре, который решительно не клеился, Буши суетился с фотоаппаратом, делая случайные снимки.
Когда Квиллер предложил Линетт открыть подарки, она твердо сказала:
– Нет! После ужина!
К счастью, мясо запеклось великолепно, йоркширский пудинг оказался воздушным, и Линетт нашла восхитительным именинный торт, покрытый шотландкой из глазури.
На кофе и ликеры гости перешли обратно в гостиную, и Линетт начала открывать подарки: фиалковые духи от Полли, серебряная брошь с «яйцом-пашот» от Квиллера, вставленная в рамку фотография от Буши бутылка вина от Даниэль, а от Картера Ли – малюсенький футляр,
В нём, очевидно, было кольцо. Не потому ли Линетт выглядела такой застенчивой, а Картер Ли казался неестественно робким? Когда он надел кольцо на палец её левой руки, Полли ахнула – таких размеров был бриллиант. Даниэль попросту начала отбивать чечетку высоченными каблуками. Буши сделал ещё пару снимков. А Квиллер открыл очередную бутылку шампанского.
Затем счастливая парочка ответила на вопросы. Да, они уже назначили дату. Нет, не будет никакого объявления в газете. Только после церемонии. Да уже скоро, поскольку они хотят отправиться в свадебное путешествие в Новый Орлеан и повеселиться на Марди-Гра. Нет, никакого венчания в церкви – просто скромная церемония в клубе Индейской Деревни… Да, потому что именно там они и познакомились за партией в бридж.
Когда гости разошлись, Квиллер первым делом спросил Полли:
– Ты знала что-нибудь об этой сногсшибательной новости? – Он остался, чтобы помочь ей с уборкой после вечеринки.
– Ни сном ни духом! Они ведь познакомились совсем недавно. Я надеюсь, она понимает, что делает.
– Мне казалось, она глубоко религиозна. Почему же не будет венчания в церкви? – не отставал он.