– Коко прослушал их дважды. – заметил он, -и каждый раз отзывался воем на «Проклятие Дим-сдейла». Либо его нервирует пронзительный голос Гомера Тиббита, либо он понимает, что всё дело в отравленных пирогах.

– Бруту нравятся пироги, – бросила Полли через плечо, направляясь к зазвонившему телефону. – Линетт! Легка на помине! Квилл сейчас у меня. Подожди минутку… Квилл, хочешь тоже поговорить? Я подойду к другому аппарату на антресолях.

– Как жизнь в Новом Орлеане? – произнёс он в трубку.

– Здесь так тепло, просто чудо! – торопливо и взволнованно сообщила Линетт. – Мы остановились в очаровательной старой гостинице. У нас в номере кровать с пологом на четырёх столбиках и камин. Завтрак подают на огромном подносе: рогалики, потрясающий конфитюр и восхитительный горячий шоколад!

– Ты там поосторожнее с горячим шоколадом! – предостерегла Полли, вступая в разговор.

– Вы бы только видели Французский квартал, кованые решётки балконов! Настоящее кружево. Так романтично! Правда, кофе здесь какой-то странный. Картер Ли говорит, что в него добавляют цикорий. Но больше всего мне понравилось креольское гумбо – похлебка из стручков бамии с мясом, курицей, крабами, томатами, креветками и устрицами. Её приправляют молотым сассафрасом, американским лавром. Я собираюсь купить немного, чтобы попотчевать вас, когда вернусь домой. – Она перевела дух. – Здесь всё по-другому. Когда выпивают, то произносят такой тост: «За короткую и веселую жизнь!» Карнавал начнется в субботу. Не могу дождаться!

– Поменьше налегай на сазерак[67] , – посоветовал Квиллер.

– Я так счастлива! – призналась она чуть не плача,– Картер Ли просто чудо! Всё превосходно!

– Отлично! – порадовалась Полли, когда разговор закончился.

Такое впечатление, что ей правится в Новом Орлеане, – бросил Квиллер.

– Я так рада за неё!

Поздно вечером, шлёпая по лужам, уже довольно глубоким, Квиллер размышлял о Линетт и переменах в её жизни. Она бросила работу в клинике, чтобы помогать мужу, продвигая и рекламируя его реставрационный проект. У неё есть опыт такого рода работы. Она знает всех в городе и безгранично верит в Картера Ли. И всё-таки что же за проекты представлены в его авторском альбоме, который всех так восхищает? Даже Старый Желчный Пузырь нахваливал «убойные картинки». Бриза, конечно, не назовешь знатоком архитектуры, но он может измыслить предлог, который позволит заглянуть в альбом Картера Ли до его возвращения.

Добравшись домой, Квиллер напечатал короткое послание Селии.

На следующее утро Квиллер опустил инструкции для Селии в её почтовый ящик в сторожке. Всякая надобность в снегоступах отпала. Погода была невероятно тёплой, непрекращающийся дождь сделал снежный покров ноздреватым и серым. Тротуары и мостовые, окаймлённые съёжившимися снежными валами, превратились в каналы. Внезапное потепление сделалось единственной темой для разговора у почтовых ящиков:

– Что же теперь будет с Ледовым фестивалем?

– Мохнатые гусеницы напророчили-таки мягкую зиму.

– Да, только ошиблись… на пару месяцев.

– Долго ли водостоки будут выдерживать эти ливни?

Квиллер забрал корреспонденцию домой для просмотра и большую часть её забросил в «долгий ящик» – специальное отделение буфета. Среди посланий была бандероль от внука Селии с фотографиями лозоискателя и копией магнитофонной записи и приглашение на вечеринку после премьеры в доме Даниэль – «уютные, маленькие посиделки, только для своих. RSVP».[68]

Зазвонил телефон, и Квиллер обрадовался, услышав знакомый «радиоголос» ближайшего соседа:

– Квилл, на улице жуткая слякоть, но поесть-то где-то надо. Говорят, дорогу на Кеннебек ещё не совсем развезло. Как у тебя со временем? Ты не голоден? Может, не откажешься прокатиться до «Типси»?

– В дождь или в солнце, с другом или недругом, я всегда готов зайти в «Типси», – объявил Квиллер.

– Давай поедем в моём пикапе. Он больше и поднимает такие тучи брызг!

– Очевидно, никто пока не покушался на жизнь гонца, принесшего дурную весть.

– Пока нет! Но учредители Ледового фестиваля проверяют толщину льда ежечасно!..

Соседи забрались в пикап Уэзерби Гуда и, разбрызгивая лужи, поехали по Ривер-лейн.

– Ну и погодка! – посетовал метеоролог.

– Почему снег так быстро тает? – спросил Квиллер.

– Тёплый дождь. Всё равно что поливать горячим чаем кубики льда.

– За ночь наш район превратился из белого лебедя в гадкого утенка.

– И он станет ещё гаже, – предрек Уэзерби. – «Ибо дождь, он дождит каждый день».[69]

– Неужели Ледовый фестиваль обречён?

– Я ничего не берусь предсказывать. Даже не заикнусь об этом. Мне остается сказать лишь одно: мохнатым гусеницам виднее. Парковка около закусочной в Димсдейле скрылась под водой, из Шантитауна народ потихоньку эвакуировался. Существовала опасность того, что старые шахты могут обвалиться.

– А ведь у нас впереди ещё шахта «Бакшот». Что ты думаешь по этому поводу?

– Ситуация не так уж опасна. Шахта «Димсдейл», сам понимаешь, находится на развилке двух рек – Иттибиттивасси и Скалистого ручья.

– Наша река, похоже, набирает скорость, и шума от неё стало больше, – проговорил Квиллер. – Но я не заметил, чтобы вода сильно поднялась. В любом случае» мне кажется, берега достаточно высоки, чтобы защитить нас. Кстати, в нашем пятом строении у всех есть кошки. Уж если они умеют предсказывать землетрясения, могли бы намекнуть нам и насчёт паводка.

– Плохо будет только в одном случае: если в реку вдруг хлынет приливная волна из озера. Она может подняться до Содаст-Сити, но до нас всё равно не дойдет. Пока нет нужды учить кошек плаванию.

– Школы придётся закрыть, если автобусы станут увязать в грязи на проселочных дорогах. Возможно, нам стоит запастись продуктами. У меня в амбаре на крайний случай хранились консервы, походная печь, бутылки с водой и аккумуляторные батареи, а здесь ничего нет. Нужно бы закупить что-то и для Полли.

– Мы сможем отовариться в супермаркете Кеннебека после ланча, если там ещё что-нибудь останется.

– Предлагаю отовариться до ланча, – поправил Квиллер.

Городок Кеннебек расположился на холме, а таверна «Типси» помещалась на самой макушке этого холма, в безопасной сухости. Когда-то, в тридцатые годы, это была маленькая бревенчатая хижина, названная в честь кошки владельца.[70] Сейчас на её месте вырос обширный придорожный ресторан, также выстроенный из брёвен, с обеденными залами на нескольких этажах. В одном из них висел портрет маслом той знаменитой белой кошки с чёрными отметинами. Еду здесь готовили простую и сытную; атмосфера была по-деревенски непринужденной; официантками работали пожилые женщины, которые звали постоянных клиентов по именам и знали, какая выпивка им нравится.