Милдред сняла передник и присоединилась к остальным, уже рассевшимся вокруг низкого столика, который уставлен был горячими и холодными закусками.

Полли сказала:

– Ходить к вам в гости – одно удовольствие. Милдред не суетится на кухне, не ждёт, что кто-то ей поможет, и всё у неё получается просто замечательно: горячее – горячим, холодное – холодным.

– Верно! – поддержал Квиллер.

И поскольку вся четверка дружно накинулась на закуски, разговор вёлся урывками.

О краже:

– Кто-то из своих! Посторонний мог бы их украсть только, если бы его навёл один из завсегдатаев.

О Линетт:

– Она вдруг помолодела лет на десять. Уж не влюблена ли?.. Двадцать лет назад её обманули, и с тех пор она никого к себе не подпускала… Может, это Уэзерби Гуд? Она находит его привлекательным.

О Джордже Бризе:

– Что он делает в Индейской Деревне?.. Его дом на Сэндпит-роуд выставлен на продажу… Жена от него сбежала. Странно только, почему она так долго собиралась.

О Кармайклах:

– Такая большая разница в возрасте… Он, конечно, удачное приобретение для нашего общества, а она не находка… Кто-то должен поговорить с ней насчёт её манеры одеваться.

– У неё такие пухлые губы, – заметила Поли. – Они что, от природы такие?

– Прямо как у рыбы, – вставила Милдред. – Что бы заиметь такие, только и нужно, что обратиться к пластическому хирургу.

И всё-то ты знаешь, – вставил Райкер.

Тулуз торжественной поступью прошествовал в гостиную и потёрся о ноги хозяйки, напоминая, что индейка готова. Милдред нафаршировала её коричневым рисом с грецкими орехами и подала к ней запечённый сладкий картофель в апельсиновом желе, брокколи под кунжутной подливой и два вида клюквенного соуса.

– Пришлось приготовить два, – пояснила она. -Иначе индейка оказалась бы сухой, а начинка – сырой. Есть такая примета, просто суеверие.

– Глупость, конечно, – бросил её муж. – Но я не могу его побороть.

Квиллер заявил, что никогда не был суеверным.

– Ещё ребенком я нарочно ходил под лестницами и наступал на трещины на асфальте.

– И посмотрите, кем он стал! – подхватил Райкер. – Счастливейшим из смертных на всем северо-востоке центральных штатов.

Милдред припомнила, что во времена первых поселенцев в здешних краях считалось плохой приметой свистеть в шахтах, убить дятла во время лесоповала или уронить нож на палубу рыболовного судна.

– В наши дни, – заметила Полли, – мы потешаемся над суевериями, но живем с оглядкой на них. Линетт, отправляясь сыграть партию в бридж, всегда надевает бабушкино кольцо и почти всегда выигрывает.

– Что угодно сработает, если веришь, что сработает, – пожал плечами Квиллер. – Надевая кольцо на палец, она надеется на выигрыш. Это положительный посыл, который помогает ей ясно мыслить и делать правильные ходы.

– Правильные ставки, – поправил Арчи. – Ты путаешь карты с шахматами.

Подмигнув остальным, Милдред подколола:

– А вот Арчи, когда обувается, всегда начинает с правой ноги.

– Суеверия тут ни при чём. Просто так удобнее, – возразил он – Привычка, выработанная ради экономии времени и энергии.

– Да? Ты никогда не говорил мне, – с невинным видом заявила Милдред. – Но если тебе случается надеть сначала левый ботинок, ты почему-то снимаешь его и начинаешь всё по новой.

– Кому нужен опекун? А у меня есть опекунша, которая следит за каждым моим шагом.

– У-уф! После праздников придётся сесть на диету, – вздохнула Милдред.

– Разве не удивительно, – продолжала Полли, – что так много суеверий связано с ногами? Например, в башмак кладут пенни на удачу или надевают непарные носки, чтобы сдать экзамен. Бутси перед едой обязательно лизнёт свою лапу три раза – не больше и не меньше.

– Может кто-нибудь объяснить мне, – включился в разговор Квиллер, – почему Коко всегда ест повернувшись хвостом к северу? Где ему ни предложат перекусить, он знает, в какой стороне север. А Юм-Юм всегда подходит к миске слева. Если слева что-то стоит и мешает ей подойти, она просто не станет есть.

Арчи издал стон:

– Ваш разговор становится чересчур мудрёным для меня. Давайте перейдем к десерту.

Вскоре на столе появился традиционный рождественский пудинг с изюмом, и каждому налили по чашечке кофе, а затем начали открывать подарки – не все разом, в безумной суете, а по одному, и каждый из присутствующих застыл в сладостном ожидании.

Первым оказался подарок Квиллеру от Райкеров -сверток странной формы около четырёх футов длиной.

– Стремянка, – предположил он, – Набор для крокета.

Но то была пара снегоступов.

– Вот здорово! – воскликнул он. – Самое то для здешних заснеженных просторов! Мне как раз не хватало чего-то подобного, чтобы не потерять форму за зиму! – Его тон был вполне серьезным.

Полли пришла в восторг от замшевого костюма и шёлковой блузки, а Райкеры восхищенно охнули в унисон при виде глазурованного глиняного кофейника. Затем Арчи развернул свой подарок – галстук с бейсбольными мячами и прыснул, а Милдред так и покатилась со смеху.

Квиллер озадачился:

– Я, конечно, купил его шутки ради, но не рассчитывал на такой эффект. – Всё стало понятно, когда спустя пару минут он открыл длинную узкую подарочную коробку от Арчи. В ней оказался точно такой же галстук.

В самой большой коробке под деревом – дар Квиллеру от Полли – лежало собрание сочинений Германа Мелвилла в кожаных переплетах, изданное в 1924 году и совершенно непотрёпанное. Там были романы, которые Квиллер, любитель Мелвилла, нигде не мог отыскать. Он увлечённо исследовал содержимое коробки, вытаскивая тома, объявляя название за названием и даже зачитывая вслух строки, на которые упал глаз.

– Ну, довольно! – остановил Райкер. – У тебя вся зима впереди, будешь читать Мелвилла долгими тёмными вечерами. Давайте-ка посмотрим, что там ещё осталось под деревом.

Под сосной нашлась ещё пластинка с записью Ренаты Тебальди в опере «Адриенна Лекуврёр» – Квиллеру от Полли… Тулуз подарил Коко и Юм-Юм деликатесы из рыбного отдела супермаркета тудлов. Арчи приберёг для Милдред ожерелье из трёх нитей оникса, украшенное вставкой из лазурита с золотистыми прожилками.

На последнем пакете, вытащенном из-под дерева, стояла надпись; «Квиллеру от Бутси».

– Наверное, там бомба, – предположил он. Развернув пакет с преувеличенной осторожностью, он воскликнул: – Могу только повторить вслед за поэтом: «Я ровно ничего не понимаю!»[22] Это же спорран!

– А ты не дурачишь нас? – не поверил Арчи. – Я думал, этой штуковиной протирают ветровые стекла.

– Спорран, чтоб ты знал, Арчи, это меховая сумка, прицепляемая к поясу килта шотландскими горцами. В ней обычно носят деньги, ключи от машины, водительские права, сигареты, зажигалку, кредитную карточку, солнцезащитные очки, а иногда ещё и сандвичи. – Он повернулся к Полли: – Откуда Бутси узнал, что я купил килт?

– Об этом знает весь город, дорогой. В Пикаксе всё тайное становится явным.

– Отлично, теперь в моём семействе два споррана. Один есть у Юм-Юм на брюшке. Он колышется из стороны в сторону, когда она носится по дому, только у неё живой мех. Я полагаю, что этот спорран можно стирать и сушить в стиральной машине.

Когда сгустились сумерки и на Ривер-лейн зажглись фонари, пошёл снег, поэтому Арчи отвёз Полли и Квиллера домой вместе с рождественскими трофеями и завернутой в фольгу индейкой для кошек. После недолгих уговоров Квиллер согласился зайти к Полли на чашку мятного чая и беседу.

– Костюм для тебя, Полли, выбрала Кэрол.

– А твой спорран, Квилл, сшила Милдред.

– Эти снегоступы выглядят достаточно симпатично для того, чтобы висеть на стене, когда я не буду ходить на них.

– А ты знаешь, что партия Адриенны была последней в карьере Тебальди? Эддингтон Смит целый год искал собрание Мелвилла. И нашёл его только в Бостоне.

вернуться

22

Квиллер цитирует «Сон в летнюю ночь» Шекспира. – Ред.