— Нет, мы должны сообщить незамедлительно. И я не забыл об этом. Просто, не переговорив с тобой насчет твоих игр с гонцом, я не знал, как именно должен действовать.

— Ты хочешь написать ему? Или лучше я напишу, раз его послание было адресовано мне?

— Думаю, мы напишем вместе. Элинор хихикнула.

— Ох, как хорошо. Я уже начала писать и рада, что мой труд не пропадет даром.

Иэн зарыл лицо в ладони и застонал. Элинор засмеялась громче и сказала, что принесет письмо, пока он сходит до ветру. Вернувшись, она обнаружила Иэна сидящим на стуле со страдальческим выражением на лице.

— Послушай, — сказала она с нежными нотками про-сительности. — Если тебе что-то не понравится, я поменяю. Я решила разойтись с ним миром, поэтому начала со слов «От Элинор, леди Роузлинд». Я ведь могу по-прежнему называть себя так, неглядя на то, что я теперь Элинор де Випон, а не Элинор Лемань. Правильно?

Это была действительно хорошая идея. Иэн кивнул.

— Потом я пишу: «Дорогой мой владыка и король, я прошу прощения, что с таким опозданием отвечаю на Ваше доброе письмо, но это не связано с небрежностью ни с моей стороны, ни со стороны Вашего гонца. Как Вы предвидели и писали мне, большие проблемы пали на мою голову в связи с долгой болезнью моего ныне покойного господина и мужа. Мои земли заполонили банды преступников, грабивших моих людей и торговцев из города. Эти негодяи, потеряв последнее чувство порядочности и уважения, захватили в плен Вашего гонца и потребовали выкуп за него. Как только до меня дошло это известие, я выкупила свободу Вашего посланника, но к тому времени уже оказалось поздно принять Ваше в высшей степени тактичное и разумное предложение».

— Да полно, Элинор, — запротестовал потрясенный Иэн, но не смог не улыбнуться. — Неужели ты думаешь, он проглотит все это?

— Если ты так не думаешь, можешь исправить по-своему, но почему бы нет? Разве любая, даже самая грубая лесть, не по вкусу королю? А что касается слов «тактичное и разумное» — мужчина, которого он предлагал мне когда-то, был очень приличным человеком. Я ни разу не была при дворе, когда Джон стал королем. Откуда мне знать, что люди, которых он мне предлагает на этот раз, недостойны даже быть съеденными червями?

— Гм-м. — Иэн больше не смеялся и не пугался. Элинор говорила действительно разумные вещи. — Разве я не сказал бы тебе, какие они чудовища?

— А зачем тебе говорить? Или кому-то другому, раз я теперь в полной безопасности от них? Какую это могло бы иметь цель, кроме того, чтобы настроить меня против короля? Если ты не собираешься организовывать восстание, а присутствие Солсбери здесь должно убедить даже Джона, что у тебя нет таких мыслей, ты, наоборот, должен стремиться к тому, чтобы я относилась к королю со всей теплотой. Это письмо, надеюсь, и продемонстрирует, как ты преуспел в подобных наущениях.

— Как мог я преуспеть, если учесть, что произошло между тобой и королем?

— С моей стороны, почему бы нет? Он не причинил мне никакого вреда и Саймону тоже, несмотря на все свои угрозы. Так почему бы мне не думать, что он простил мой проступок? И ты знаешь, Иэн, — засмеялась Элинор, — редкая женщина ненавидит мужчину за то, что он считает ее красивой и делает ей нескромное предложение. Сопротивление не свидетельствует о ненависти.

— Однако ты ненавидишь короля.

— Во всяком случае, не за то, что он покушался на мою девственность. Кроме того, я не уверена, что слово «ненависть» здесь подходит. Я боюсь короля Джона — не столько за себя, но… но он сожрал бы весь мир, если б смог, и в то же время ненавидит этот мир и всех, кто живет в нем.

— Он не такой плохой, как ты думаешь. По крайней мере в нем есть и любовь. Но продолжай со своим письмом.

Поскольку Элинор сама не могла описать свои чувства по отношению к королю, она продолжила чтение.

— «Не подозревая, что среди Ваших побед и той тяжелой работы, которая выпала на Вас, милорд. Вы все-таки найдете время вспомнить и о моих малозначительных трудностях, я приняла предложение о браке от одного из Ваших преданнейших слуг. Иэн, лорд де Випон, и я обручились в октябрьские иды и поженились в первый день декабря. Церемонию проводил Питер де Рош, епископ Винчестерский, в присутствии Вильяма, епископа Лондонского, и Юстаса, епископа Эли. Я надеюсь. Вы простите это нечаянное неповиновение, и, надеюсь также, что Вы не заподозрите меня в умышленном неуважении к Вашей воле. В самом деле, милорд, зная, как высоко Вы цените лорда Иэна, я полагаю, что этот союз станет для Вас приятной новостью. Позвольте мне, милорд, нижайше просить Вашего признания моих добрых намерений подписаться Вашей преданной и верной слугой и вассалом. Элинор». И так далее и тому подобное. Ну что скажешь?

— Мне не очень нравится это твое «нижайше просить», — поморщился Иэн. — Мы ведь не сделали ничего плохого. Я даже заплатил королю за право жениться, на ком захочу.

— Если хочешь, измени, — предложила Элинор, — но из женщины такие слова выходят легче, чем из мужчины. Я готова «нижайше просить», если это выкупит мое спокойствие.

Иэн нахмурился и встал со стула. Элинор принялась помогать ему одеваться. Она, конечно, права, и все-таки ему казалось оскорбительным то, что ей приходится унижаться перед таким человеком, как Джон. Одевшись, он вышел из комнаты, чтобы заняться гостями, пока Элинор будет одеваться. Элинор проследила за ним. Он все еще прихрамывал, но уже гораздо меньше — к счастью, травма колена не осталась увечьем. Затем она взяла со столика свиток пергамента, который отложила, пока одевала мужа. Если бы она могла хоть чуть-чуть надеяться, что этот брак не окажется для него увечьем на всю жизнь, на сердце у нее было бы гораздо легче.

В привычке слуг Элинор было исполнять приказы своей хозяйки так быстро, насколько это вообще в человеческих силах. Хотя она не слыла столь сумасбродной, чтобы наказывать человека за плохую погоду, стало бы неосмотрительно со стороны гонца сидеть на берегу реки и ждать, пока вода спадет. Поэтому верный слуга, который вез ее и Иэна письма, застал короля Джона еще в Ла-Рошели, где тот делал последние приготовления перед возвращением в Англию.

Гонец вздохнул с облегчением, узнав, что ему не придется догонять короля, поскольку Джон, если не погружен в свою летаргию, перемещается с места на место почти так же быстро, как это когда-то делала его мать. К тому же задача гонца на этом практически завершалась. На его счастье, в Ла-Рошели в полной мере соблюдался придворный этикет, который запрещал такому незначительному слуге приближаться к королю, кроме как в случае крайней срочности. Посланцу Элинор нужно было только увидеться с придворным, которого описал Иэн, и вручить ему письма.

Иэн немало повеселился, решая, кому именно вручить письма. Он не любил столь многих фаворитов короля, что перед ним был богатый выбор, на кого падет честь доставить королю печальное известие. Первой мыслью было предоставить Фулку или Генри стать вестниками собственной отставки, но Иэну с неохотой пришлось отказаться от нее.

Эти благородные господа вполне способны были вскрыть печать горячим ножом и, узнав о содержании, убить гонца и уничтожить письма, повернув дело так, что Элинор отказалась отвечать на приказ короля, и тем самым представив ее брак актом неповиновения. «Не то чтобы большинство других придворных были выше того, чтобы вскрыть письмо, — угрюмо пояснил Иэн Элинор. — Просто никто другой не захочет пойти на такой риск, раз письма не касаются лично его».

Поразмыслив над этим делом более тщательно, Иэн весело рассмеялся и приказал слуге Элинор возложить это бремя на Хью Невилльского.

— От кого? — переспросил этот джентльмен подозрительно, не протянув руку за предложенным пакетом, а кивком головы приказав взять письма своему слуге.

— От Элинор, леди Роузлинд, — повторил гонец, низко поклонившись, — и от сэра Иэна, лорда де Випона.

Его акцент был отвратителен, одежда забрызгана грязью и промокла от пота, а вонял он, хоть нос затыкай. Он знал, что его вид оскорбляет великого лорда, но данные ему инструкции были предельно ясны, и он должен подчиняться.